Попытка вырваться из плена была безуспешной: он сам учил команду вязать крепкие морские узлы.

Тяжело дыша упав на дно лодки с разодранными в кровь руками, атаман пиратов застонал от унижения и боли, постепенно осознавая кем стал ныне! Он ещё помнил свою власть над людьми, и не мог примириться с её потерей! Не мог и не хотел! Джек уговаривал себя, что все это может оказаться самым жутким на свете сном, самой страшной болезнью, — всем, чем угодно, только не явью!

Он глядел в сияющее голубое небо, словно искал там звезду своей судьбы. Но если б даже и нашел её — увидел бы, что светит она ему холодно и строго. Высоко проплывали молчаливые белоснежные облака, похожие на паруса далеких кораблей.

Джек почувствовал жжение в глазах. Это были слезы, горячие и спасительные, которые не приходили к нему со времен детства.

Он с трудом повернулся на бок, уткнулся в борт шлюпки и опять провалился в забытье…

…Когда луны с щербинкой блюдце ссыпало звезды в небеса — Джек, наконец, раскрыл глаза, но вновь не смог пошевельнуться.

Волны спокойно плескались о борт шлюпки и не было конца звездному и морскому пути…

Крепко связанное канатами избитое тело начало ныть. С каждой минутой в Джеке все сильнее пробуждались голод и жажда. Не привыкший отказывать себе в еде, страстный любитель вкусно поесть и много выпить — он понимал, что эта слабость его и сломит.

Внезапно за бортом послышался какой-то странный плеск.

Джек прислушался и даже попытался приподняться. Скорее нервами, чем глазами, он узнал летевшего к нему по воде пловца. У того был огромный хвост, острые плавники и дышащая бедой пасть. Акула!..

Почуяв пленника, она ощутила свою над ним власть и закружила вокруг шлюпки смертными кругами, примериваясь, как схватит его за бока, как сомкнет на нем свои челюсти-жернова, и громко точила зуб о зуб в нетерпении.

Сводит от голода скулы
на скоростных виражах.
В черном просторе — Акула,
челюсти — в острых ножах.
Кто мне грозит аркебузой?
Чье гарпуна острие?
Коль ваша жизнь вам в обузу
бросьте Акуле ее!
Что мне напевы сирены
или русалки любовь?
Жарко клокочет по венам
жутко холодная кровь.
Шваркнется в обморок каждый,
кто попадется в пути.
Я, как безумная, жажду
счеты со всеми свести!
Если же вы дорожите
жизнью своей и чужой
больше ещё задрожите,
Встретившись в море со мной!
Эй, вы, двуногие трусы!
Суши и моря жулье!
Коль ваша жизнь вам в обузу
бросьте Акуле ее!

Он лежал ни жив ни мертв, покорно положась на судьбу или случай. Плеск становился громче, уже то за левым, то за правым бортом шлюпки показывался из воды акулий плавник, разрезая волны, как масло.

С детства забывший о Боге, Джек начал страстно молиться. Вдруг ясно вспомнилась молитва «Отче наш», которую, пират, казалось, навсегда вычеркнул из своей памяти. Вода возле лодки вдруг забурлила, забила фонтанами брызг…

Еще вираж! Еще мгновенье, и — мой закончился б рассказ! Но вдруг нежданно, в тот же час у лодки началось сраженье!.. Дралась с Акулой Рыба-Меч, внезапно появившись рядом. Их поединок стоил свеч: одну из них ждала награда.

И то ли во сне, то ли в забытьи, он услышал их голоса.

— Он — мой! — ощерилась Акула.

— Нет, мой! — визжала Рыба-Меч. — Хочу тебя предостеречь, чтобы мозги твои продуло!

Взлетел до неба хрип и визг. Кровь пролилась фонтаном брызг. Вертелась лодка в волнах боя. А пленник был ни жив, ни мертв, средь разъяренных рыбьих морд, давно простясь с самим собою. Акула в гневе, между тем, впилась в соперницу зубами. И карусель кровавых тел взбивала брызги над волнами. Но тут Меч-Рыбе удалось проткнуть акулий бок. Насквозь!

Два жутких предсмертных вопля, которые, наверно, услышал сам Дьявол, разнеслись над морем. Рыбы забились в агонии. Вскоре оба чудища навек замерли и, всплыв на поверхность, мирно уплыли в разные стороны.

Шлюпку отнесло на юг, прибивая волной к берегу, и вскоре в заливе Уош выбросило на песок.

Что было дальше — вы знаете. Но не всё…

Глава двенадцатая

В СТАЕ

Когда рыбаки, развязав Джека, в ужасе бежали, атаман пиратов со стоном перелез через борт шлюпки, упал на мокрый песок и стал двигаться дюйм за дюймом к спасительному огоньку костра, покинутого рыбаками, что весело пылал за ветками деревьев.

…Так Джек на новый берег вполз, не ведая о расстояньи, то — на пригорок, то — в откос, теряя силы и сознанье.

К почти погасшему костру с трудом добрался поутру.

Осмотрелся, глубоко вздохнул, и впервые сказал «спасибо» Господу: он благодарил Создателя за то, что остался жив. Нанизал на прут несколько сельдей, лежавших в рыбьей куче — улов, брошенный рыбаками — и поджарил, скорее, чуть подкоптил на едва тлеющих углях. Еда немного прибавила сил. В бутылях ещё оставалось вино, и он выпил все до последней капли, но не опьянел и не взбодрился в горестном своем положении. Раны от побоев и канатных узлов горели, напоминая лишний раз о том, что произошло две ночи тому назад.

Где-то вдали послышались человеческие голоса. Джеку пришлось собрать остаток сил, чтобы, прихватив с собой несколько рыбин, двинуться напролом в самую гущу леса. Уже будучи далеко, он услышал где-то позади лай собак и возбужденные мужские восклицанья. Скорее всего, это ночные «храбрецы» вели соседей к лодке.

С этого часа Джек не смел показываться на глаза людям. Ночами рыскал по лесу в поисках воды и пищи, обходя стороной тропы, днем же хоронился в каком-нибудь овраге или в старом дупле. Он позабыл вкус мяса и хлеба, питаясь лишь грибами и ягодами, которых в лесу в эту пору было в избытке.

Теперь ему стал понятен язык птиц и зверей, но вскоре эта способность оказалась ни к чему: все живое сбежало, уползло и улетело в соседние леса. Животным тоже был страшен Человековолк!

Он потерял счет неделям и месяцам. Солнечный свет уходил на убыль. Пошла череда дождей, и яркие теплые дни были теперь кратки и редки.

Смешалось время в голове. И то, что пролетело лето, Джек вдруг заметил по листве, что озарилась желтым цветом.

Сапоги его износились, куртка и брюки протерлись. Но Джек гнал от себя всяческую мысль о том, что когда-либо вынужден будет обратиться к людям…

Однажды утром он наткнулся на двух волков. Они заприметили его давно и наблюдали за ним, скрываясь в кустах.

Один волк был старым, хромым и облезлым, другой же — молодым, горячим и поджарым.

— Кто это? — тихо спросил Поджарый. — Волк — не волк, человек — не человек.

— Скорее всего, — человек, — промолвил, поразмыслив Облезлый. — Ты же видишь, он — двуногий.

— А шерсть?! — зашептал Поджарый. — А уши! А клыки!

— Но на нем рубаха, — резонно заметил старый. — И сапоги. И штаны.

— Так кто же он?! — занервничал Поджарый.

— Если я не ошибаюсь, — сказал Облезлый, — это тот, о ком так много говорят в округе.

— Оборотень?! — воскликнул молодой, и глаза его хищно сузились. — Тот, из-за кого опустел наш лес?

— Тот самый, — согласился хромой и дал знак Поджарому.

Молодой волк выскочил из-за кустов и отрезал путь Джеку. Тот хотел повернуть назад, но за его спиной уже стоял Облезлый. Волчьи морды ощерились, полные ненависти.

— Готовься к смерти! — гавкнул молодой с вызовом. — Ты нам ответишь за все!

— За что? — застыл на месте Джек.

— За то, что ты — человек! — хрипло зарычал старый волк, выгибая перед прыжком облезлую спину. — За то, что распугал все живое в нашем лесу!


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: