Каждое утро Матео Колон и его пациентка гуляли но монастырскому лесу, а после полудня возвращались домой и «как вы смеете, хотя я не монахиня, но посвятила себя Богу». И каждый вечер, после скромного тихого ужина, «как вы смеете, я поклялась в память о моем покойном супруге хранить чистоту и целомудрие».
Матео Колону нравилось жить во Флоренции. Он оставался там не только для того, чтобы неусыпно следить за здоровьем своей пациентки. Что представляет собой этот крошечный безымянный орган, ведущий себя наподобие мужского? Что это за крошечный монстр, который угрожающе появляется ниже шелковистого лобка Инес? Женщина ли Инес? Что перед ним — врожденное уродство или, как он подозревал, самое невероятное открытие в загадочной женской анатомии?
Именно тогда, во время своего пребывания во Флоренции, анатом начал вести записи, предваряющие шестнадцатую главу его «De re anatomica». День за днем он отмечал в своей тетради изменения в состоянии больной.
"Processus igitur ab utero exorti id foramen, quod os matrices vocatur ilia praecipue sedes est
(jelectionis, dum venerem exercent vel minimo digito attrectabis, ocyus aura semen hac atque iliac pre voluptate vel illis invitis profluet".
День первый:
Эта маленькая выпуклость, выступающая из матки рядом с отверстием, называемым зевом матки, является преимущественно вместилищем наслаждения больной; во время сексуальной активности при одном лишь трении этого органа пальцем оттуда по причине непроизвольного удовольствия стремительно извергается семя".
День второй:
Этот женский пенис вероятно, является средоточием сексуального наслаждения, в отличие от прочих внутренних органов, не проявляющих ни малейшего возбуждения при раздражении. Следует отметить, что этот орган, подобно мужскому члену, поднимается и опадает до и после совокупления или трения.
День третий:
При первом осмотре эта часть тела была твердой и продолговатой, а после трения, когда больная достигла полового исступления —мягкой и округлой.
После непродолжительного отдыха, через несколько часов после трения, этот орган вновь поднялся, хотя я не отметил у больной ни вожделения, ни исступления, ни склонности к удовольствию, ни влечения к мужчине или половому члену. Напротив, всякий раз, когда отросток поднимается, больная испытывает подавленность, у нее бывают приступы головокружения и удушья, которые исчезают только после сеанса трения и полового исступления.
Это выражение кажется, по меньшей мере, странным, хотя сама формулировка «женский пенис» представляется первой попыткой дать этой «аномалии» — как будет сказано ниже — хоть какое-то название. Данное противоречие показывает, в какой растерянности пребывал автор записок (прим. автора). ~ Это замечание почти дословно повторяет высказывание Джейн Шарп, которая в XVII веке писала: «…он поднимается и падает, как член, и благодаря ему женщины приходят в возбуждение и наслаждаются совокуплением» (прим, автора).
День четвертый:
Состояние больной улучшается. Она не испытывает подавленности, а приступы удушья и головокружения сделались менее частыми. Большую часть времени орган пребывает в покое, он менее воспален, похоже, он и является причиной всех недомоганий. Я назвал эту аномалию Amor Veneris, vel Dulcedo Appeletur*,
День пятый:
Следует отметить, что этот орган, как видно, управляет влечением больной, а также ее настроением и волей; исходя из этого я берусь предположить, что тот, кто господствует над этим крошечным членом, господствует над настроением и волей больной, ибо она ведет себя со мной, как влюбленная, выказывая готовность ублажать все мои желания. По-видимому, этот орган является вместилищем влечения и наслаждения больной. Она готова подчиниться человеку, обладающему единственным качеством: умением с искусством и сноровкой тереть этот маленький орган и знать его чувствительные места — головку и нижний гребень удлиненной части".
Анатом и впрямь умел извлечь выгоду из своего «искусства и сноровки», Матео Колон прозрачно намекал на ничтожное преподавательское жалование. Он жаловался Инес на судьбу подобно тому, как его генуэзский тезка жаловался королеве: «Я размышлял о том, как мало принесли мне двадцать лет беспорочной службы; у меня нет даже крыши над головой; если мне хочется поесть или поспать — иду на постоялый двор или в таверну, порой мне даже нечем заплатить за ужин. Мое сердце разрывается от печали». И милосердная душа Инес замирала от сострадания.
— Вам хватит пятисот флоринов? — спрашивала она смущенно, словно предлагала скудное подаяние.
А по ночам, пересчитав каждую монету своих «гонораров», анатом записывал:
«Чем дальше продвигается лечение, тем больше я завладеваю волей пациентки, расположение и послушание которой, похоже, не знают границ».
Однако создается впечатление, что это анатом не знал границ. После очередного сеанса он никогда не упускал возможности горько посетовать на судьбу.
— Вам хватит тысячи флоринов? — смущенно спрашивала Инес.
Вся страсть, с которой прежде Инес служила Богу, теперь предназначалась анатому. Стихи, которые Инес писала некогда во славу Господа, теперь имели нового адресата. Вечером, укладываясь спать, она думала об анатоме, ночью видела его во сне, а утром пробуждалась с его именем на устах. Вся прежняя любовь к бедным, все ее милосердие и религиозный пыл обрели теперь новое имя. Но настал день разлуки. Здоровье Инес де Торремолинос, по мнению ее врача, полностью восстановилось. Более оставаться во Флоренции не было причин. Аббат тепло поблагодарил chirologo и его ученика за услуги.
У болезни Инес теперь появилось название: Матео Ренальдо Колон.
Когда анатом возвращался в Падую, его сердце тревожно билось. Он чувствовал, что стоит на пороге славы.
В царстве Венеры
"Кариай, Верагуа. Золотые копи, ниспосланная Провидением земля, изобилующая золотом, где люди украшают им руки и ноги, покрывают и отделывают сундуки и столы! На женщинах золотые ожерелья До лопаток. В десяти днях пути отсюда — Ганг. От Кариай до Верагуа не дальше, чем от Пизы до Венеции. И все это было мне известно: из Птолемея, из Священного Писания Это рай на земле…, — смог бы написать Матео Колон подобно тому, как его тезка-генуэзец писал королеве. «О, моя Америка, сладостная, открытая мною земля», — эти семь слов лучше всего описывают эпопею Матео Колона.
Прошло немного времени, и анатом понял, что эта странная болезнь, это чудовищное уродство, в сущности, нечто вроде новой Вест-Индии. По возвращении в Падую он обследовал сто семь женщин, живых и мертвых. К своему крайнему изумлению, он установил, что «член», обнаруженный им у Инес де Торремолинос, имеется у всех женщин «крошечный и скрытый за плотью срамных губ». К тому же он с восторгом убедился, что эта маленькая выпуклость воздействует на тело и желания других женщин точно так же, как на тело и желания Инес. Подобно Колумбу, сбившийся с пути анатом нашел гораздо больше того, что искал, —ключ к любви и наслаждению. Невозможно объяснить, каким образом эта сладостная драгоценность — duke tesoro — веками оставалась незамеченной; нельзя понять, как поколения ученых, восточных и западных анатомов, не обнаружили этот бриллиант, видимый невооруженным глазом, стоит лишь раздвинуть плоть вульвы.
«О, моя Америка, сладостная, открытая мною земля», — записал анатом в начале шестнадцатой главы своего труда «De re anatomica».
Под вздохи и восклицания «любовь моя» анатом ласкал берега новых земель. Подобно вышедшим из зеленой чащи краснокожим индейцам, которых бородатые боги сочли полулюдьми-полуживотными, женщины несли дары новому Властелину Царства Венеры. Он шел вперед, исследуя генитальные леса, со шпагой в правой руке, Священным Писанием в левой и крестом на груди. Он продвигался вглубь материка, и вот однажды Бог повелел ему: «нареки имена вещам», и на исходе каждого дня анатом стал записывать в дневник: «Если мне дано право наречь имена открытым мною вещам…» — и называл эти вещи по именам. Так, завершив кругосветное плавание, он высадился на землю, сотворенную из его ребра.