— Я знаю теперь все. Прошлое и будущее едины и открыты в том мире, где я нахожусь. Я сделал все, что мог. Теперь ты знаешь будущее. Судьбы вашего мира и твоя собственная судьба в течение оставшихся тридцати минут будут зависеть только от твоего решения. Прощай.
Никого не было в кресле. Человек исчез сразу. Какую-то долю мгновения она еще видела его неясные, туманные контуры, обрисовавшие фигуру в скафандре, — и вот нет уже ничего…
Чтобы добраться до катера, ей нужно минут пятнадцать. Значит, еще есть время, чтобы одуматься, стряхнуть наваждение. Что это было? Кто?! Существо иного мира, могущественный враг? Откуда он узнал о синем лесе?.. Ну а если все так и есть, как он сказал, что тогда?.. И по тому, как оборвалось сердце, она уже знала, что поверила ему и не станет больше мучить себя. Такие решения надо принимать сразу, без жалости к себе.
И вдруг иная страшная мысль схватила ее: потеря памяти — это же фактически смерть… Смерть ее личности, всего, что ей сегодня принадлежит; все, что ей дорого, будет уничтожено забвением, даже ее любовь…
А время шло. Осталось всего тринадцать минут, ей уже не добежать до катера, не надо себя обманывать, все это бред! Образы больного, измученного воображения! Через тринадцать минут последний раз мелькнут цифры — все будет кончено. Раздастся стартовая команда, корабельные переборки отзовутся на легкий толчок уходящего, пустого катера. А она навсегда останется здесь, в этой железной коробке корабля. Наедине со своим знанием и со своей совестью…
По коридору она бежала так, как когда-то бегала на соревнованиях, вкладывая всю себя без остатка, словно гналась за собственной тенью… Поворот, еще поворот. Лифт наверху! Не ждать! Во втором ярусе есть еще один! Вниз по лестнице. Кто-то стоит на пути. Энергетик Семин. Не останавливаться, не задерживаться. Он что-то крикнул ей вслед — неважно! Все теперь неважно! Вот еще поворот — и кабина лифта. Бешено у самого горла колотилось сердце…
Упругий толчок. Двери распахнулись, и она очутилась в грузовом отсеке. На аппарелях лежали длинные сигарообразные тела грузовых ракет, наполовину утопленные в герметических стартовых шлюзах. Первая, вторая, четвертая, следующая должна быть пятой… Завыли сирены, замигала красная лампочка. Как она могла забыть! Две минуты предстартовой подготовки. Сейчас будут заблокированы все выходы, все люки ракет! Она опоздала! И уже по инерции, не снижая скорости, ткнулась в корпус с огромной белой цифрой «пять». Рванула на себя и повернула по часовой стрелке ручку люка.
К ее удивлению, крышка подалась. Уже внутри, завинтив за собой люк, она поняла, в чем дело, — пока в ангаре находился человек, автоматы блокировки не могли включиться. Зато теперь сирена с новой силой взвыла в последний раз и умолкла. В полутьме она с трудом нащупала кресло пилота, застегнула ремни. Вообще-то эти ракеты не были предназначены для людей и только в случае аварии могли быть использованы как спасательные шлюпки, потому тут и стоит это кресло.
Кровь бешено стучала в висках, а мысли текли неторопливо и холодно, почти отрешенно, словно все происходящее уже но касалось ее.
Ровно через четыре минуты стартовавшая к флагману грузовая шлюпка под номером «пять» исчезла сразу со всех экранов.
Эсхин сдержал слово: другой летающий монстр, другой и видом своим, и размерами, доставил Элну в ущелье, где было ее тайное от бореев жилище. Пещера показалась ей холодной и чужой. До последней мелочи знакомые вещи вызывали раздражение. Странная пустота и безразличие овладели ею. «Все еделано правильно, — успокаивала она себя. — Ты поступила правильно. Как и должна была поступить хранительница времени, законы звездонавтов не отменяются никогда… Ты выполнила пожелание своего командира, приказ, если угодно. Ты выполнила приказ…»
Беда была в том, что Эсхин перестал быть ее командиром с тех пор, как захватил власть на планете, нарушил устав и закон своей родины. «Ну, что же, — жестко сказала она себе. — В таком случае ты можешь считать, что выполнила просьбу Эсхина, пусть теперь не командира…»
Жестокая правда, холодная и безжалостная, вдруг встала перед ней без единого покрова. Она еще пыталась оправдаться, у нее еще были в запасе серьезные доводы. В конце концов она не виновата, что желания разных людей совпали. Один из них хотел разгадать тайну планеты и для этого должен был попасть на остров Рин. Второй просил ее доставить на остров руководителя земной экспедиции. Каждый из них получил то, что хотел. Но… землянин был так наивен и доверчив. И у него такие добрые руки…
Вдруг что-то на нее навалилось, боль какая-то неизведанная, сладкая и горькая одновременно… Она согнулась от этой боли, ощупью нашла скамейку и опустилась на нее. И сидела неподвижно и тихо. Очень долго сидела, и по лицу одна за другой катились крупные слезы.
Она вдруг поняла, что человек этот был ей вовсе не безразличен. И чтобы привести себя в чувство, чтобы как-то умерить, унять эту боль, стала говорить себе, что их соединили по законам племени, чуждого обоим, что был лишь спектакль, условный обряд… Но боль не отпускала, и она все чаще возвращалась к мысли, что совершила предательство. Если не по отношению к землянину, то по отношению к себе самой.
И тогда она сказала вслух, облекая в безжалостные и точные слова самую суть своего поступка:
— Ты ведь знала, что его ждет. Ты догадывалась: не заложник нужен Эсхину. Дорога к озеру Забвения — вот что ему предстоит!.. Эсхин не посмеет. Землянин — не первобытный дикарь, его мозг способен сопротивляться постороннему воздействию, и Эсхин побоится рисковать, с озером шутки плохи…
Элна металась по пещере, не находя места. И воспоминания, яркие, как видения, подстерегали ее в каждом углу… Вот опустились вниз деревянные руки богини, открывая священный плод, и он предоставил ей право решения. Рот отшвырнул ее прочь от пасти чудовища и загородил своим телом. Вот он борется с волнами, ни на секунду не выпуская ее обессилевшего тела, не давая себе передышки… А потом там, на острове Рин, когда Эсхин так легко согласился освободить ее и она промолчала, принимая это условие, он не сказал ни слова, лишь посмотрел на нее. Теперь она будет помнить этот взгляд всю оставшуюся жизнь…
Уже не сопротивляясь, она, не зажигая света, нашарила на столе граненый стеклянный шар, так удививший Ротанова, когда он впервые пришел к ней сюда. Стеклянный шар осветился, наполнился клубами тумана. Туман сгустился плотным светящимся облаком, приобрел форму, и вот уже знакомая хищная усмешка скривила губы человека, которого она так ненавидела, ненавидела и боялась…
— Ну, что тебе?
— Мне нужен землянин, Эсхин. Я передумала. Верни мне его.
— А больше тебе ничего не нужно? — Эсхин пожевал губами, и на его костлявом лице проступила издевательская усмешка. — Увы, девочка. Землянин нужен мне самому.
— Верни мне его.
Она сама почувствовала, как жалко, неубедительно звучит ее голос, как откровенно слышны в нем растерянность и мольба. На этот раз он даже не усмехнулся.
— Я сам решу, как поступить с землянином.
Внезапно она почувствовала гнев. Все ее существо охватила неведомая раньше ярость, а в голосе зазвучал металл, несвойственный и незнакомый ей.
— Послушай, Эсхин. Если ты не вернешь землянина, ты пожалеешь об этом, я тебе обещаю.
Несколько секунд он молча разглядывал ее.
— Видимо, я поспешил отпустить тебя с Рина. Но это еще можно исправить.
Он сразу же отключился, и волна холодной ярости помогла ей справиться с извечным страхом перед этим человеком. Теперь, по крайней мере, она знала, что надо делать дальше.
В глубинах ее памяти много лет хранились бесполезные знания, знания бывшей звездолетчицы, хранительницы Хронара. Знания жрицы, богини Юстары, которыми наделили ее те, кто воспитал и сделал взрослой. Среди них было немало такого, чего до сих пор не знал даже Эсхин. Ей были известны тайные пути, ведущие на остров и к его сердцу — Хронару, пути, о которых, кроме нее, не знал ни один человек.