Справа, в тихих предрассветных сумерках, на самом краю залива, показался Кэндлстик-парк. Когда я был мальчишкой, там, на Поло-Граундз, играли «Джайянтс», а на Кезар-Стэдиум — «Фотинайнерз», и Сюзан Сильверман я тогда еще не знал.

— Полицейские потащили меня в тюрьму, и последнее, что я видел: Расселу подали лед в полотенце, чтобы он прижал ко рту, а Сюзан не двигалась, на губах ее застыла странная улыбка, и она плакала.

Я промолчал.

— Твоя фотография, — сказал Хоук, — стояла в ее квартире.

Впереди маячили очертания сан-францисского небоскреба «Трансам».

— "Чучело", — вспомнил я.

— Знал, что тебе понравится.

— Ты сломал Костигану три передних зуба.

— Несколько штук осталось.

— Знаю. Мы к ним еще вернемся.

— Разумеется, — сказал Хоук.

— Но сначала вызволим Сюзан.

— Конечно.

— А затем навестим Костиганов.

— Ну разумеется.

— И Милл-Ривер, — добавил я. — Прочистим слегка это местечко.

— Главное — во время нашей забавы не попасться копам, — сказал Хоук. — Думаю, они вскоре выяснят, кто ты такой.

— После чего проверят все авиалинии, агентства по найму автомобилей и вычислят нашу машину.

— У тебя как с деньгами? — спросил Хоук.

— Сотни две.

— Господи Боже, — сказал Хоук. — Тоже мне, Джим Брэди — алмазный король.

— Еще кредитная карточка «Американ экспресс».

— От нее будет много толку. На нее можно снять номер в отеле «Стэнфорд корт», а потом засесть в нем и заказывать выпивку, пока не придут полицейские.

— Не моя вина, — пожал я плечами, — что у тебя нет богатых друзей.

Мы съехали с автострады на Голден-Гейт-авеню, проехали мимо Сивик-Сентр и повернули налево к Ван-Несс.

— Надо бы убраться с улицы, — произнес я.

— Костиган поймет, что это ты все затеял, — сказал Хоук. — Возьмет твою фотографию из квартиры Сюзан, покажет тем придуркам, которых мы заперли в участке, и передаст: «Всем постам...» Вместе с моей физиономией. Меня станут искать за убийство, тебя — за укрывательство, и нас обоих — за побег из каталажки.

— Дальше по Гиэри-стрит есть гостиница с работающим всю ночь гаражом, — сказал я.

Хоук проговорил в сложенную рупором ладонь:

— "Всем патрулям: разыскивается впечатляющего вида афро-американец в сопровождении белого громилы средних лет".

Он въехал в гараж, получил талон и двинулся по проезду, выискивая пустую стоянку.

— Интересный получается разговор, — сказал я. — Я сломя голову мчусь в Милл-Ривер, спасаю тебя, как истинный рыцарь в белых доспехах, а ты отпускаешь шуточки про белых громил.

Хоук поставил автомобиль рядом с зеленым «БМВ» и выключил двигатель. Я вытащил из багажника сумку, взял из нее чистую рубашку и «найковские» кроссовки и переоделся. Автоматический двадцать пятый я сунул в карман штанов, тридцать восьмой заткнул за пояс и вылез из машины. Хоук выпустил рубашку из брюк, сорок четвертый сунул за ремень спереди.

— Хочу есть, — заявил он.

— Тут есть пышечная, — сказал я, — прямо через улицу. Открывается черт знает в какую рань.

— Сумку оставляешь? — спросил Хоук.

— Да, так лучше.

— А что, если мне пристроиться позади тебя и нести сумку на голове?

— Да, это неплохо для конспирации, — заметил я, — но может увековечить расовый стереотип.

Мы перешли Ван-Несс. На востоке, в конце Гиэри-стрит, едва заметно начало светать, и редкие машины уже стали выползать на улицы.

По Ван-Несс проехал автобус, остановился на углу, из него вылез какой-то пожилой азиат и направился вверх по холму, мимо гостиницы «Кэсидрал хилл».

Пышечная оказалась открытой и пахла свежесваренным кофе и горячей выпечкой. Мы взяли по два пончика и по два кофе, встали у стойки рядом с окном и начали есть. Чернобелая полицейская машина остановилась у входа, из нее вылезли двое полицейских и вошли в кафе. Молодые, с пышными усами. Один без фуражки. Взяли кофе, французские крученые пышки и вышли.

— Наверное, ищут «впечатляющего афро-американца и белого громилу средних лет», — сказал я. — Не удивительно, что на нас не обратили внимания.

Хоук ухмыльнулся.

— Давай посчитаем, — предложил он. — У нас есть две сотни долларов.

— Уже сто девяносто семь, — поправил я. — Пончики обошлись в три бакса.

— Сто девяносто семь долларов и семнадцать патронов. Мы в трех тысячах милях от дома, никого здесь не знаем, кроме, может быть, адвокатши, которая в данном случае вряд ли способна чем-нибудь помочь нам.

— Думаю, вся коллегия адвокатов не сможет снять с тебя обвинение в соучастии, — сказал я.

— Сюзан исчезла, и мы понятия не имеем, куда именно...

— Правда, нам известно, что тут не обошлось без Костигана, — напомнил я.

— А костигановский папаша — один из богатейших и гнуснейших граждан нашей великой страны, — сказал Хоук.

Снаружи рассвет посеребрил Ван-Несс-авеню, а непогашенные фонари приобрели чуть желтоватый блеск.

— У нас нет ни машины, ни смены белья, ни туалетной бумаги, ни шампанского. — Хоук допил вторую чашку кофе. — Какие мы с тобой счастливчики, — добавил он.

— Мы должны отыскать Сюзан, — сказал я.

Хоук перевел свой внимательный и бесстрастный взгляд на меня.

— Ну разумеется, — произнес он.

Небо над заливом порозовело, мы шагали по направлению к Юнион-сквер. Утро, семь часов.

По всей Полк-стрит бары и магазины одежды пестрели оральносексуальными названиями. Они только начали открываться.

— Необходимо организоваться, — предложил я.

— А еще достать бабки, — добавил он.

— Это входит в процесс организации. Самое главное — убраться с улицы и найти базу.

Мы с Хоуком двигались довольно быстро — двое мужчин, спешащих на работу, — нигде не задерживались и не останавливались.

— Наверное, нас уже начали разыскивать, — сказал Хоук.

— Наверное, но, быть может, они пока не достали фотографий.

— А им карточки не нужны. Копы будут останавливать всех черных, которые ходят вместе с белыми, вот и вся процедура, — сказал Хоук.

— Мы можем взяться за руки, — предложил я, — и слиться с окружающей средой.

В Сан-Франциско уже вовсю работал городской транспорт. Разъезжало множество такси и еще больше маленьких иностранных машинок.

Молоденькие женщины, благоухающие цветочными шампунями, душистым мылом и дорогими духами, были одеты в костюмы мужского покроя, узкие, с высокими разрезами юбки и держали в руках сумочки, весьма напоминающие портфели. Многие — в дорогих платьях — были обуты в кроссовки, а туфли на высоких каблуках прятали в пластиковых пакетах с логотипом «Найман-Маркус» или «ГАМП». Деловые женщины, полные задора, живости или отчаяния...

Земля обетованная.

У Юнион-сквер мы свернули на Пауэлл-стрит и двинулись к гостинице «Сан-Фрэнсис». Фуникулер не работал, так как линия была на ремонте, и поэтому движение на Пауэлл-стрит было как никогда оживленным. На углу Пост-стрит две прелестные женщины наблюдали за торопящимися на работу мужчинами. Когда мы поравнялись с ними, одна из них спросила:

— Джентльмены мечтают о приключении?

Хоук взглянул на меня, его лицо было готово расплыться в улыбке.

— В семь тридцать утра? — спросил я.

Обе блондинки. Та, что заговорила, — в аккуратном красном платье с большими белыми пуговицами. Высокие каблуки, волосы коротко подстрижены, как у принцессы Дианы, а макияж наложен умело и без вызова. Ее подружка — в авторских джинсах и хлопчатобумажном бежевом свитере с глубоким вырезом. Вместо ремня — толстый голубой шнурок.

Высокие каблуки.

— Для забав никогда не рано, — сказала Красное Платье.

— А что, леди, у вас есть куда нас отвезти? — спросил Хоук.

— Разумеется. Миленькая квартирка. Каждая из нас обойдется вам в сотню.

— По сотне за девиц с улицы? — спросил я.