— Я больше не буду прятаться, Ребекка, и последний раз завтракаю в этой комнате. Мистер Росс не сможет заставить меня покинуть этот дом.

У Ребекки был срезанный подбородок, и поэтому, когда она опустила голову, половина ее лица исчезла.

Джорджиана сидела за туалетным столиком и смотрела в зеркало. Она надела шапочку, поправила очки и посмотрела в зеркало на свою служанку.

— Что случилось?

— Это мистер Росс, миледи. Я узнала, что его не было здесь все это время. Я пыталась найти его и затем случайно услышала разговор мистера Рандалла и домоправительницы о нем. Он уехал в то утро… после того как он…

— Все это время, — повторила Джорджиана, глядя на свое отражение в зеркале и не видя его. Неожиданно она ударила по столу рукой. — Чудовище!

— Миледи?..

— Ничего, Ребекка. Спасибо. — Джорджиана забарабанила пальцами по столу. Этот изверг знал, что она не захочет видеть его снова, и уехал, чтобы продлить ее муки, чтобы заставить ее ждать со страхом и смущением, в то время как сам он будет развлекаться в каком-нибудь неприличном заведении с пошлыми женщинами. Но она покажет ему, что его уловки ничего для нее не значат. Она встретится с ним; она смело посмотрит ему в глаза. Разумеется, он полагал, что она сожмется в комок от страха и будет гадать, когда и откуда он появится.

Джорджиана поставит его на место. Но… возможно, не сейчас. Возможно, будет лучше, если она сделает это после полудня. К тому времени она хорошо подготовится. Ее гнев только разгорится ярче, если она отложит осуществление своего плана. Да, это замечательный план. Не стоит торопить события. Секрет хороших планов в том и заключается, что можно не торопиться с их осуществлением. А сейчас ей нужно заняться кое-какими делами в подвале Египетского крыла. Но она больше не будет прятаться — в этом она была уверена.

Чтобы проверить себя, Джорджиана открыто, с высоко поднятой головой, стуча каблуками по мраморному полу, отправилась в Египетское крыло. Когда она шла по изогнутому коридору, соединяющему главное здание с Египетским крылом, ей показалось, что ее шаги оглашаются необычно долгим эхом. Она слушала еще несколько мгновений и резко остановилась. Через секунду стук шагов сзади прекратился. Она оглянулась, но увидела лишь высокие окна по обе стороны коридора и блеск полированного пола. Яркий солнечный свет согревал утреннюю прохладу. Она повернулась и пошла дальше. Больше она не слышала странных звуков.

Достигнув Египетского крыла, она поздоровалась с Людвигом, который составлял подробное описание и делал рисунки нового саркофага. Это новое приобретение заняло почетное место в большом рабочем помещении, которое вначале предполагали отдать под бальный зал. Как всегда в комнатах, где хранились хрупкие памятники древности, было темно, и Людвиг работал при свете лампы. Он показал ей свои рисунки. Она заметила, что его бледные, испачканные чернилами руки дрожат.

— Людвиг, вы хорошо себя чувствуете? — Людвиг вытер пот с подбородка, свернул большой лист с рисунком и покачал головой.

— Огорчительные новости. Да, огорчительные. Вчера вечером я разговаривал с двоюродным дедом, и он сказал, что оставит свою коллекцию вам. — Людвиг опустил свои плечи даже ниже, чем обычно, и, казалось, сейчас расплачется.

— О нет Мы лишь говорили о том, чтобы сделать ее основой музея. Я думала, вы будете его хранителем.

— Да, но вы знаете, что дед может повернуть дело по-своему. И мои родители будут довольны Они постоянно мне твердят, что я должен бросить свои занятия наукой. Мать говорит, что мне все равно придется это сделать, когда дед умрет, и что я являюсь наследником Трешфилда. Но это только выводит деда из себя. Джорджиана достала очки из кармана фартука и надела их. Подвинув очки повыше на переносицу, она с сожалением посмотрела на Людвига.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я поговорю с ним. Я совсем не этого хотела. — Она провела рукой в воздухе, указывая на большое количество предметов, которые их окружали. — Мы с вами не сможем обеспечить всем этим вещам ухода, в котором они нуждаются. Вы знаете, Людвиг, что некоторые папирусы быстро разрушаются.

Людвиг кивнул своей по форме похожей на капусту головой и ласково улыбнулся ей.

— Я стараюсь работать быстрее. О Боже мой, да и я, право, совсем не против того, чтобы эта коллекция досталась вам. Мы с вами будем продолжать работать с ней, правда?

— Конечно, но я все равно поговорю с Трешфилдом. Он не должен играть с вами. Вы этого не заслуживаете.

— Я не знал, что это игра. — Людвиг прищурился в тусклом свете, встал и опустился на колени перед саркофагом из красного гранита. — Я этого не замечал. Посмотрите, Джорджиана, как красиво вырезаны крылья этих богинь.

— Да, Людвиг, очень красиво.

— Я должен убедить деда нанять хорошего фотографа, чтобы он снял все это Мои рисунки едва ли можно назвать удовлетворительными.

Она оставила Людвига с намерением поговорить относительно него с мистером Трешфилдом. Граф обещал не принимать никаких решений, касающихся коллекции, без участия Людвига. Отвратительный старый лгун.

В подвале было не так темно, как могло быть: забранные решетками окна на уровне грунта позволяли свету проникать в большие хранилища. Здесь стояли бесчисленные ящики, наполненные предметами, добытыми графом во время его посещения исторических мест и различных антикварных лавок в Египте. Некоторые из них ни разу не открывали с тех пор, как они прибыли в Англию. В последние годы у графа обнаружилась новая страсть — к картинам и другим работам великих художников. В своей страсти к коллекционированию он мог сравниться лишь с великой русской императрицей Екатериной.

Джорджиана оставалась в подвале в течение нескольких часов. Она открыла ящик с шабти, маленькими фигурками слуг и рабочих, которые должны были заменять умершего, если боги призывали его — или ее — работать в загробном мире. Однако она не могла сосредоточиться на мыслях о Людвиге. И когда она перестала думать о нем, к ней возвращались воспоминания о том вечере, когда мистер Росс ворвался в баню и увидел ее обнаженной.