Таким образом, мы в затруднительном положении. Либо заявления, сделанные во время coup d'etat, были несвоевременными, а финансовые отчеты, выпущенные после coup d'etat, — фальшивыми, либо нынешнее заявление является простым обманом.

Во всяком случае, по собственному признанию нового императорского манифеста, бесспорно, что экономические выгоды, которые должно было получить французское общество от воскрешения бонапартизма, относятся не к прошедшему, а к будущему времени. Посмотрим же, с помощью каких новых изобретений должны быть осуществлены эти благословенные экономические преобразования.

Прежде всего, Луи Бонапарт сообщает г-ну Фульду, который, вероятно, был несколько удивлен глубоким открытием своего господина, что «наша внешняя торговля должна развиваться путем обмена продуктов» — поистине изумительный трюизм. Поскольку внешняя торговля состоит в обмене национальных продуктов на иностранные продукты, нельзя отрицать, что для развития французской внешней торговли необходимо расширять обмен французских продуктов. Основной результат, ожидаемый Луи-Наполеоном от задуманного им нового развития французской внешней торговли, — это «распространение благосостояния среди рабочего класса», положение которого, как молчаливо признает герой coup d'etat и как показывают современные французские писатели (смотри, например, произведения покойного г-на Колена[5]), заметно ухудшилось за последние десять лет. К сожалению, самого поверхностного наблюдателя поражает один немаловажный факт. С 1848 по 1860 г. французская внешняя торговля уже сделала огромный шаг вперед. Если в 1848 г. она достигала 875 млн. франков, то в 1859 г. она увеличилась более чем вдвое. Рост торговли более чем на 100 % за короткий промежуток времени в десять лет — явление почти беспримерное. Причины, вызвавшие такой рост, могут быть обнаружены в Калифорнии, Австралии, Соединенных Штатах и в других странах, но уж, конечно, не в архивах Тюильри[6]. При этом оказывается, что, несмотря на колоссальный рост французской внешней торговли за последние десять лет — рост, причины которого следует видеть в коренных изменениях на рынках всего мира, далеко за пределами мелочного контроля французской полиции, — положение народных масс Франции не улучшилось. Следовательно, должны были действовать какие-то силы, достаточно мощные для того, чтобы ликвидировать естественные результаты развития торговли. Если развитие французской внешней торговли может служить объяснением кажущейся легкости, с какой Второй империи позволялись ее дорогостоящие выходки, то изнеможение нации, несмотря на ее удвоенный экспорт, выдает секрет той цены, какой куплена эта легкость. Если Империя не смогла бы просуществовать без такого развития французской внешней торговли, то, в свою очередь, это развитие торговли не смогло при наличии Империи принести ожидаемых плодов.

Если австрийский император путем указа уничтожил дефицит в своем государстве, то почему бы Луи-Наполеону не осуществить посредством другого указа увеличение французской внешней торговли? Однако он предчувствует препятствия на своем пути.

«Мы должны прежде всего», — говорит он, — «улучшить наше сельское хозяйство и освободить нашу промышленность от всех внутренних помех, которые низводят ее на более низкую ступень».

О том, что крайне необходимо улучшить положение французского сельского хозяйства, постоянно твердят французские экономисты. Но как Луи-Наполеон намеревается это сделать? Прежде всего он обеспечит сельскому хозяйству ссуды под небольшой «процент». Во французском сельском хозяйстве занято, как известно, более двух третей французской нации. Введет ли Луи-Наполеон налоги для остающейся трети населения, чтобы предоставить большинству нации ссуды «под небольшой процент»? Эта мысль, действительно, слишком нелепа, чтобы на ней настаивать. С другой стороны, признанной целью его Credits Fonciers является направлять ссудный капитал в деревню. Единственным результатом, которого они сумели достигнуть, явилось не улучшение сельского хозяйства, а разорение мелких землевладельцев и ускорение концентрации земельных владений. В конце концов, мы снова имеем здесь дело со старой истасканной панацеей — с кредитными учреждениями. Никто не станет отрицать не только то, что Вторая империя знаменует собой эпоху в развитии французского кредита, но также то, что в этом отношении она зашла слишком далеко и вместе со своим собственным кредитом утратила способность поощрять кредит. Единственным новшеством здесь, по-видимому, является то, что полуофициальный кредитный аппарат разбух и износился до предела, и теперь Луи Бонапарт мечтает превратить само правительство непосредственно в ссудную контору. Так как каждая такая попытка непременно сопряжена с огромными опасностями, она так же неизбежно потерпит провал, как провалилась его затея с зернохранилищами, предназначенная поднять цены на хлеб. Осушение, ирригация и расчистка почвы — все это очень хорошие мероприятия, каждое в своем духе, но единственно возможным результатом их является увеличение количества сельскохозяйственных продуктов. Они не могут поднять цены на эти продукты, да и не ставят перед собой такой цели. Но, если даже Луи Бонапарт каким-нибудь чудодейственным образом нашел бы средства, требуемые для такого улучшения сельского хозяйства в национальном масштабе, то как эти меры смогут устранить обесценение сельскохозяйственных продуктов, под гнетом которого французский крестьянин находится в течение последних пяти лет? Тогда Луи-Наполеон приступит к последовательному улучшению средств сообщения. Хладнокровие, с каким сделано это предложение, превосходит даже бонапартовскую наглость. Достаточно обратить внимание на развитие железных дорог во Франции с 1850 года. Годовой расход на эти «средства сообщения» составлял с 1845 по 1847 г. около 175 млн. фр., а с 1848 по 1851 г. около 125 млн. франков; с 1852 по 1854 г. — почти 250 млн. фр. (вдвое больше, чем расходы за 1848–1851 гг.); с 1854 по 1856 г. — почти 550 млн. фр., с 1857 по 1859 г. — около 500 млн. франков. В 1857 г., когда разразился всеобщий торговый кризис, французское правительство было потрясено колоссальностью сумм, все еще необходимых для строящихся железных дорог, а также сумм, которые уже было разрешено затратить. Оно запретило железнодорожным компаниям привлекать новый капитал путем выпуска акций, облигаций и т. п. на сумму более 212500000 фр. в год, запретило образование новых компаний и установило определенные ограничения ежегодных работ. И после всего этого Луи Бонапарт рассуждает так, как если бы железные дороги, каналы и пр. только теперь должны были быть изобретены! Принудительное снижение сборов за проезд по каналам, на что он намекает, является операцией, которая, бесспорно, повлечет за собой нарушение государственных контрактов, отпугнув капиталы, вложенные в эти предприятия, причем эта мера отнюдь не направлена на привлечение новых капиталов в те же отрасли. Наконец, для того чтобы найти рынок для сельскохозяйственной продукции, предполагается стимулировать фабричную промышленность. Но, как мы уже установили, фабричная промышленность сделала колоссальные успехи при Второй империи, и при всем этом, несмотря на беспрецедентный рост экспорта, громадное развитие железных дорог и других средств сообщения и чрезмерное расширение кредитной системы, небывалое ранее во Франции, французское сельское хозяйство находится в состоянии упадка и французское крестьянство разоряется. Как же объяснить это странное явление? Тот факт, что долгосрочные государственные займы ежегодно увеличиваются на 255 млн. фр., не говоря о налоге кровью для армии и флота, дает исчерпывающий ответ на этот вопрос. Сама Империя является огромным вампиром, бременем, которое растет быстрее, чем производительные силы французской нации.

Предписания Луи Бонапарта, относящиеся к французской промышленности, если отбросить все то, что является пустой болтовней или прожектерством, сводятся к отмене пошлин на шерсть и хлопок и последовательному сокращению пошлин на сахар и кофе. Все это очень хорошо, но требуется все легковерие английских фритредеров, чтобы назвать подобные меры свободой торговли. Каждый, кто знаком с политической экономией, очень хорошо знает, что отмена пошлин на сельскохозяйственное сырье составляет главный пункт доктрины меркантилистов XVIII века. Эти «внутренние помехи», которые тяготеют над французским производством, — ничто по сравнению с octrois [пошлинами на ввозимые в город предметы широкого потребления. Ред.], которые дробят Францию на столько независимых областей, сколько имеется в ней городов, парализуют внутренний обмен и препятствуют созданию благосостояния, так как нарушают потребление страны. Однако эти octrois возросли при режиме Империи и в дальнейшем будут возрастать. Снижение пошлин на шерсть и хлопок предполагается компенсировать упразднением амортизационного фонда, и таким образом будет уничтожено последнее, хотя и чисто номинальное, препятствие росту государственного долга.