Столь же оригинален был способ, каким герцог Ньюкасл пытался обосновать законность экспедиции на Байхэ. Существует англо-китайский договор 1843 г., в силу которого Англия пользуется всеми правами, предоставленными Небесной империей наиболее благоприятствуемым нациям[11]. В свою очередь, Россия в недавнем договоре с Китаем выговорила себе право плавания вверх по Байхэ[12]. Следовательно, в силу договора 1843 г. Англия тоже имела право входа в эту реку. На этом, сказал герцог, он может настаивать, «не прибегая к какой-либо подробной специальной аргументации». Но в самом деле, мог ли бы он это сделать! С одной стороны, тут есть некое досадное обстоятельство: русский договор был лишь ратифицирован и, следовательно, вступил в силу лишь после катастрофы на Байхэ. Но это только небольшая hysteron proteron [ошибка, состоящая в принятии последующего и позднейшего (hysteron) за первичное и предшествующее (proteron); извращение действительной последовательности. Ред.]. C другой стороны, общеизвестно, что в условиях войны прекращается действие всех существующих договоров. Если в момент экспедиции на Байхэ англичане находились в состоянии войны с китайцами, то они, разумеется, не могли апеллировать ни к договору 1843 г., ни вообще к какому-либо другому договору. Если они не находились в состоянии войны, то, значит, кабинет Пальмерстона взял на себя инициативу начать новую войну без санкции парламента? Чтобы избежать второй части дилеммы, бедняга Ньюкасл утверждает, что со времени бомбардировки Кантона[13] в течение последних двух лет «Англия никогда не была в мире с Китаем». Следовательно, правительство лишь продолжало военные действия, но не возобновляло их, и таким образом Ньюкасл, не прибегая к специальной аргументации, мог апеллировать к договорам, имеющим силу только в мирное время. А чтобы еще больше усилить эффект этой странной диалектики, лорд Пальмерстон, глава кабинета, одновременно утверждает в палате общин, что Англия в течение всех этих лет «никогда не вела войны с Китаем». Она не ведет ее и теперь. Правда, была бомбардировка Кантона, была катастрофа на Байхэ и англо-французская экспедиция, но войны не было, поскольку она не была объявлена и поскольку до сих пор китайский император [Сянь-фын. Ред.] разрешал продолжать переговоры в Шанхае в их обычном порядке. Именно тот факт, что в отношении китайцев Пальмерстон нарушил все узаконенные международные нормы ведения войны, он приводит для оправдания аналогичного несоблюдения им конституционных норм в отношении английского парламента, в то время как его представитель в палате лордов граф Гранвилл, «касаясь вопроса о Китае», пренебрежительно заявляет, что «обращение правительства к мнению парламента» есть «вопрос чисто формальный». Итак, обращение правительства к мнению парламента есть вопрос чисто формальный! В таком случае, чем же еще отличается английский парламент от французского Corps Legislatif? Во Франции, по крайней мере, на место нации осмеливается поставить себя человек, слывущий наследником национального героя, человек, который, к тому же, открыто берет на себя весь риск подобной узурпации. В Англии же какой-то второразрядный деятель, какой-то одряхлевший карьерист, какое-то безликое ничтожество из состава так называемого кабинета, полагаясь на слабость парламентской мысли и на сбивающую с толку болтовню анонимной прессы, не делая шума, без всякого риска для себя, спокойно пробирается к неограниченной власти. Сравните, с одной стороны, движение, поднятое каким-нибудь Суллой[14], и, с другой стороны, мошеннические «деловые» маневры какого-нибудь управляющего акционерным банком, секретаря благотворительного общества или приходского клерка, и вы поймете разницу между императорской узурпацией во Франции и правительственной узурпацией в Англии! Лорд Дерби, вполне понимая, что обе фракции в равной степени заинтересованы в сохранении бессильного и безответственного правительства, разумеется, не может «согласиться с благородным графом (Греем) в его суровой характеристике промахов правительства». Он мог бы частично согласиться с жалобой лорда Грея, что «правительство должно было созвать парламент, чтобы выяснить его мнение по китайскому вопросу», но он, «конечно, не поддержал бы Грея, если бы последний потребовал, чтобы его поправка была поставлена на голосование».

В итоге поправка не была поставлена на голосование, и все прения о китайской войне в обеих палатах вылились в поток забавных поздравлений обеих фракций в адрес адмирала Хоупа по случаю того, что тот так блестяще похоронил в иле английских солдат.

Написано К. Марксом 27 января 1860 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 5868, 14 февраля 1860 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Лондон, 28 января 1860 г.

Торговый договор с Францией будет передан на рассмотрение палаты общин не ранее 6 февраля. Однако зная то, что выяснилось во время дебатов по поводу адреса, на что намекают французские газеты и о чем распространяются слухи в Лондоне и Париже, можно уже теперь, несмотря на торжественные предостережения г-на Гладстона, отважиться дать некоторую общую оценку этого «милого приемыша»[15]. В понедельник, 23 января, договор был надлежащим образом подписан в Париже; французскими крестными отцами его были министр торговли Руэ и Барош, ad interim [временно исполняющий обязанности. Ред.] министра иностранных дел, а со стороны Англии эти функции исполняли лорд Каули и г-н Кобден. То, что г-н Мишель Шевалье, бывший сенсимонист, приложил руку к этому делу и что вся Франция выражает сожаление по поводу того, что Луи-Наполеон не обнаружил достаточного такта и не дал возможности этой выдающейся личности (т. е. г-ну Шевалье) поставить свою подпись под договором рядом с подписью его «английского confrere [собрата. Ред.]», — это является новостью, которую сама же «выдающаяся личность» соблаговолила сообщить в Лондон и опубликовать в различных фритредерских органах. Но газеты не знают того, что главным действующим лицом со стороны французов был pere [отец. Ред.] Анфантен, бывший первосвященник сен-симонизма. Не удивительно ли, в самом деле, что все эти сен-симонисты, начиная от pere Анфантена и кончая Исааком Перейрой и Мишелем Шевалье, были превращены в главные экономические столпы Второй империи? Но вернемся к «английскому confrere» г-на Шевалье, бывшему ланкаширскому фабриканту, который, конечно, был немало польщен тем, что ему оказали такую честь и позволили поставить собственноручную подпись под международным договором. Если принять во внимание то обстоятельство, что договоры, основанные на принципе взаимности, и торговые договоры вообще, за исключением договоров с варварами, всегда громко порицались английскими фритредерами во главе с г-ном Кобденом, как наихудшая и наиболее вероломная форма протекционизма, если далее принять во внимание, что настоящий договор, даже с точки зрения взаимности, кажется довольно нелепым соглашением, если мы, наконец, надлежащим образом взвесим те политические цели и задачи, которые этот договор предназначен прикрывать, — то публика будет, пожалуй, склонна пожалеть г-на Ричарда Кобдена как невинную жертву одной из пальмерстоновских махинаций. Но имеется и другая сторона медали. Как всем известно, г-н Кобден в вознаграждение за его удачную кампанию против хлебных законов[16] получил некогда от благодарных фабрикантов около 60000 фунтов стерлингов. Капитал этот г-н Кобден поместил в американские акции и в результате кризиса 1857 г. потерял почти все. Надежды, которые он еще питал, отправляясь в свое путешествие в Соединенные Штаты, оказались обманчивыми. Г-н Кобден вернулся в Англию разорившимся человеком. Для устройства национальной подписки необходим был какой-то национальный предлог, какое-то дело, которое можно было раздуть, дабы еще раз изобразить г-на Кобдена ангелом-хранителем Соединенного королевства, «обеспечивающим изобилие и покой миллионам скромных семейств». Этой-то цели и послужил англо-французский договор, и, как вы узнаете из провинциальных газет, новая подписка на сумму в 40000 ф. ст., которая должна компенсировать великого апостола свободной торговли за его убытки в Америке, уже проходит, встречая большое «сочувствие». Нет никакого сомнения в том, что если бы, например, Дизраэли внес в палату общин такой договор, то г-н Кобден во главе фритредеров предложил бы выразить недоверие кабинету, пытающемуся вернуть законодательство к самым темным заблуждениям непросвещенного прошлого.