— У тебя пищалка заливается, — безразлично сказала Ксения, высунувшись в полуоткрытую балконную дверь.

Доронин вскочил и направился в комнату, на ходу размалывая зубами мускатный орех.

И конечно, получил на телефон изображение смерча.

Равнение на знамя pic_1.jpg

М. Ю. Лермонтов — С. А. Раевскому

С тех пор как выехал из России, поверишь ли, я находился до сих пор в беспрерывном странствовании, то на перекладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был в Шуше, в Кубе, в Шемахе, в Кахетии, одетый по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик шакалов, ел чурек, пил кахетинское даже…

Ноябрь-декабрь 1837 г.

М. Ю. Лермонтов — С. А. Раевскому

Здесь, кроме войны, службы нету; я приехал в отряд слишком поздно, ибо государь нынче не велел делать вторую экспедицию, и я слышал только два, три выстрела; зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночью мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашего полка и Черкес (мирный, разумеется) — и чуть не попались шайке Лезгин. Хороших ребят здесь много…

Ноябрь-декабрь 1837 г.

Глава 2

«Кто ходит в гости по утрам…»

Вообще-то все давным-давно было обдумано и прокручено на десять кругов, но генерал Кареев вновь и вновь возвращался к исходнику. Просто чтобы чем-нибудь занять мысли, пока они ехали, — а чем в такой ситуации занять мысли, как не делом?

Итак, что мы имеем? А имеем мы Али Зейналова по прозвищу Накир, каковое выбрано наверняка из выпендрежа, поскольку Накир у мусульман — один из двух ангелов смерти, приходящих за свежевыпорхнувшей из тела душой.

Выпал в свое время Накир из поля зрения, ох, выпал, и ничьей вины тут нет, просто так уж карты легли, вроде бы не из-за чего было встревожиться и встрепенуться…

Он долго не подавал признаков жизни, вообще не засвечивался нигде. Как следовало из биографии, три года провел в Турции вполне мирно, не тусуясь с тамошними, окопавшимися по турецким градам и весям экстремистами, а скромно торгуя в какой-то лавчонке. Благонамеренный стамбульский купчишка, да, длинный пиастр заколачивает, с соотечественниками практически не знается, что для его нации нетипично, обитает тихонько в небольшой квартирке, куда порой проституток водит. Ангел в тюбетейке, одним словом, насквозь неинтересный для спецслужб.

Вот только, когда он год назад объявился в России, кто-то толковый, весьма быстро проанализировав информацию, сыграл тревогу. И, как показали события, правильно сделал — дальнейшая разработка немало сюрпризов принесла…

Это был другой человек. Тот же самый, а все же другой. Даже лицо чуточку поправлено пластической операцией: вроде и прежний Али, и в то же время неуловимо другой, так что даже старые знакомые не всегда узнавали. Что гораздо серьезнее — он изменился как личность. Прежний образованием не блистал, да что там, был откровенно невежественным — а нынешний, согласно вороху отчетов и агентурных донесений, пусть и не отличался особыми познаниями, но все же производил впечатление человека, получившего серьезное образование. О многих вещах рассуждал так многословно, с таким знанием предмета, какого от прежнего Али ждать было никак нельзя. Один из агентов так и сказал своему куратору: «Понимаешь, как будто медресе человек кончил или университет…»

Вот только внешняя стамбульская биография Али-эфенди, благонамеренно открытая всему миру, не носила ни малейших следов какой-либо легальной учебы, не то что в медресе или светском институте, а хотя бы на кратких курсах автомехаников. Согласно биографии, как уже говорилось, Али все эти годы пахал в лавчонке, словно папа Карло, прилагая нешуточные усилия, чтобы из простых продавцов выбиться в младшие компаньоны, что ему и удалось в конце концов.

Те, в чьи обязанности как раз и входит решать подобные ребусы, копнули глубже. И вскоре могли уверенно доложить, что видимая миру, прозрачнейшая биография стамбульского торговца определенно представляет собой классическую легенду прикрытия, не устоявшую перед вдумчивым напором серьезных спецов. Собственно говоря, не было ни малейших подтверждений, что «купчину» вообще кто-нибудь видел сидящим за прилавком.

Когда поработали еще, подозрения окончательно превратились в уверенность. Детали и подробности оставались пока загадкой, однако стало стопроцентно ясно, что все эти годы Накир не в лавке торчал, а проходил где-то нешуточную подготовку. Каковую способно дать только государство в лице определенных контор. Никакими меценатами-филантропами, а также самодеятельностью эмигрантов тут и не пахло: за три года вылепить из неотесанного деревенского парня такой вот экземпляр могут только спецслужбы, поднаторевшие в подобных метаморфозах…

Копали. Сопоставляли. Анализировали. Обнаружили несомненные связочки Накира с бандой небезызвестного Абу-Нидаля, того еще экземпляра, давненько числившегося в розыске. Поняли, что к Накиру следует отнестись с крайней серьезностью и в списке предназначенных для отлова субъектов переместить на верхние позиции.

И только успели это понять, как грянуло. На том самом совещании, где оказались и Директор, и Старшой, и Кареев (а также несколько человек из внешней разведки), со всей невеселой определенностью прозвучало: по достоверным данным, полученным из нескольких мест и подкрепленным внешними источниками, следует, что Накир и Абу-Нидаль планируют какую-то крайне серьезную акцию не на Кавказе даже, а в европейской части России. Что — неизвестно. Где — неизвестно. Зато известно точно, что это будет крупняк. Такие дела.

Как обычно и случается, включился общий для всех времен, стран и народов механизм, в просторечии известный как «Хватай мешки, вокзал отходит!» Те, кто погон не носит, поставили перед теми, кто в погонах, задачу, кратко сформулированную и двойных толкований не допускающую: взять в кратчайшие сроки. Все прочее, конечно, не побоку, но на второй план. А эту сладкую парочку взять, как можно быстрее взять, взять за мошонку, за кислород, за адамово яблоко, кровь из носу, взять!

Возражений и дискуссий в таких случаях не предусмотрено — и воинскими уставами, и жизненной практикой. Отдаваемые на таком уровне приказы не обсуждаются даже мысленно. Щелкать каблуками и вытягиваться во фрунт вовсе не обязательно, это лишнее, конечно, но разбиться в лепешку изволь…

Тем, в высоких кабинетах, не известно в точности, что это за головоломная задача — взять подобных субъектов. Не ликвидировать к чертовой матери огнем и бризантом, а взять в состоянии, пригодном для дальнейшего использования. Но задача поставлена именно такая: взять. В чем тут соль, профессионалу понятно — либо Накир, либо Абу-Нидаль, гнида иорданская, должен петь как соловей и рассказать массу интересного. Так что — расшибись, но возьми… А лучше — возьми и не расшибись…

Защитного цвета «буханка» тормознула с протяжным скрипом стареньких тормозов, Кареев распахнул дверцу и выпрыгнул, привычно придержав на бедре тяжелую кобуру с «Вектором». Полковник Рахманин, тут же оказавшийся рядом с Кареевым, без лишних слов изобразил руками фигуру, напоминающую кольцо.

Кареев привычно и цепко огляделся. С первого взгляда было ясно, что серая блочная девятиэтажка, а заодно и парочка прилегающих строений, блокирована качественно и наглухо. Кареев увидел снайперов именно в тех точках, где ожидал, группы заняли позиции грамотно, так чтобы не попасть под возможный огонь из окон, откуда к тому же могли в два счета выкинуть что-нибудь нехорошее типа гранаты, а то и «хаттабки». Проводник с собакой на месте, так, все путем…

— Третий подъезд, — сказал полковник. — Четвертый — девятый этажи. Не стопроцентно.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: