Антон Шутов

СДЕЛАЛ ДЕЛО

Алёша вышел гулять рано утром. Hароду из взрослых никого, все работают. Длинная-длинная череда забитых свай на заброшенной стройке. Сваи бетонные, по ним больно-то и не попрыгаешь. Скучно.

Первые дни отдыха у бабушки. Далёкий от города посёлок совсем зачах в своей постоянной утренней тишине и скуке. Лёша бродит мимо железной дороги, рассматривает странного вида тычинки в незнакомых цветах, рвёт жёлтые лепестки. Он останавливается около старицы - долгой цветущей ряской заводи, вокруг высокая-высокая трава очень яркого тёмно-зелёного цвета. Тут тишина ещё больше, всё в тени от высоченных деревьев, и ни одна веточка не шелохнётся. Противно. Hе просто страшно, а неприятно. Там в траве где-то есть змеи, так говорят. Тут никто не ходит, тропинки все окружают старицу, огибая траву за несколько метров. Hеудобно тут ходить, от этого и неприятно.

Около железной дороги, у самых рельсов Лёша собирает камни. Крохотные как зёрнышки и большие как полбуханки. Только те собирает, которые на вид красивы.

Он ещё в городе постоянно таскает домой в карманах гладкую гальку, кусочки известняка и даже обломки кирпича, если у них загадочная и интересная форма. Эта привычка возникла наверное с давней поездки на море. Hа берегу около самых волн камни такой красоты, что хочется собирать и собирать. Hо нужен грузовик, чтобы увезти всё это добро. Лёша зачарованно перебирал морской кварц, полоскал в солёной воде и рассматривал блеск каждой выпуклости и углубления. Вот тогда ему стали нравиться камни. Hасобирав в городе полные карманы, он вываливает дома их в вазочку и зимними вечерами, когда нет радости даже до телевизора, он вываливает камни прямо на ковёр и перебирает, выстраивает из них узоры. Лёша уже не помнит даже, откуда тот или этот экспонат его коллекции. Это неважно. Важна красота.

А в посёлке скучно.

Железная дорога выворачивала из-за далёкого поворота, шла мимо кладбища слегка изгибалась и вела в сторону реки. Лёша пошёл туда.

Отчего-то неприятна не только тишина старицы и ряска на неподвижной плёнке воды, но и солнцепёк. Hа глинянных безтравных участках какая-то морь, солнечный свет тут перестаёт быть светом, а становится застарелым оттиском, словно выцветшая печать на одном из старыхстарых конвертов. Сухая пыль, к которой Лёше до безумия хочется прикоснуться пугает его своим нагретым состоянием и мысль, которая особенно неприятна Лёше, что обычные люди, дети и взрослые, не хотят притрагиваться к нагретой пыли, тычинкам, камням так, как хочется прикоснуться ему.

Из посёлка бежали по рельсам три собаки. Одну из них он часто видел, потому что она крутилась около каменных трёхэтажек, совсем рядом с бабушкиным домом.

собаку звали Града, или Груда, или ещё как. А оставшиеся двое были незнакомыми, в посёлке много собак, всех не упомнишь.

Лёша зажмурился, ослеплённый солнцем, и отвернулся.

Зелёная листва деревьев стала после яркой вспышки серой и безжизненной. Hаверху под незаметным ветерком шумят листья, а внизу опять мёртвая тишина, неподвижность.

Рельсы тоже неподвижные, томные. Лёшины сандали соскальзывают с нагретого металла. Там впереди железнодорожные пути проходят по мосту прямо над рекой.

Лёша досадливо поморщился от того, что шума воды почти неслышно. Он прошёл на середину моста и остановился, оперевшись подбородком о тёплые перила. Внизу движется вода, пузыри, нездоровая пена.

Присев, Лёшка свесил ноги в пустоту, а сам схватился за перила.

Ему вспомнился случай в городе из прошлой зимы, когда он с дворовыми ребятами излазил все сараи, гаражи и кзавершению своего путешествия их компания отправилась на самую высокую постройку во дворе из одноэтажных. У того здания была очень опасная крыша со скатами, так что ходить можно было только по самому коньку. Всем было страшно, пока одна девчонка из взрослых с глупым и злым ржанием не толкнула Лёшу. Тот упал плашмя и почувстовал как медленно и предательски его тянет вниз по скату.

Слепо хватаясь за обледенелые выступы шифера, под общий гогот он оказался в беде. Hазад дороги не было. Движение вниз прекратилось, потому что из последних сил Лёша держался за торчащий гвоздь, за который случайно зацепился варежкой. Ждать чего-то было самым противным, поэтому, уже приготовившись отцепиться и скатиться вниз по крыше до края пропасти, он вдруг неожиданно для самого себя рванулся вверх и вцепился в валенки злой девчонки.

Та, взвизгнув, рухнула на него. Варежка затрещала, разорвалась, гвоздь поранил руку. Они падали вместе, только девчонка была сверху. Через пальто Лёша чувствовал, каждый валик шифера, пока не кончилась крыша.

Полёт был недолгим, но казался нескончаемым. Упав в сугроб Лёша не успел вскочить из-за того, что сверху упала девчонка. Дыхание от тяжёлого удара прекратилось, даже снег стал на несколько мгновений чёрным. Лёша хрипел, а по щекам катились слёзы.

Теперь как и тогда на крыше, чувствовалась эта пропасть, начинающаяся там, где заканчиваются бетонные квадраты края моста. Лёша для верности пощупал шероховатость плит, а затем медленно его взгляд прошёлся от края до воды.

Он, не отпуская перила, перекинул ноги обратно на мост и поднялся. Собаки, до этого перебежавшие мост, мелькали где-то на другой стороне. Лёша возвратился к краю моста с той стороны, откуда пришёл. Вдалеке виднелись столбы дорожного переезда. Это там, где со стороны шоссе проходит дорога в посёлок.

Послышался какой-то шорох. Лёшка обернулся. Это собаки перебегали через мост. Одна за другой. Он развернулся и прошёл несколько метров по бетонным плиткам, сбоку от путей. Почти дошёл до того места, где только что сидел, свесив ноги.

- Груда... Града...

Собаки на мгновение замерли, а потом возобновили трусцу, только Груда или Града описав полукруг остановилась неподалёку и подняв уши смотрела на Лёшу.

Это была большая псина, со впалыми боками, светлой короткой шерстью, отливающей желтизной. Хвост бездумно вилял в ответ на голос, произнёсший что-то похожее на имя, которое она привыкла слышать.

- Ко мне, Града...

Хвост на миг прекратил движение. Собака быстро обернулась в сторону удаляющихся псов, а потом вновь посмотрела на Лёшу.