Зороастрийская мифология - Рак Иван Вадимович 📖 Читаем онлайн книгу ❗ бесплатно. Страница 69

Он уже изрядно измотался и притомился от верховой езды под нещадно палящим солнцем, ему хотелось есть, {и в полуденное время [СК]}[256] он сделал привал, чтоб дать хотя бы короткий отдых себе и коню; отпустил коня пастись, а сам собрал хворост, {развёл огонь, подвесил над ним железный котёл}[257] и, усевшись в сторонке, стал ждать, когда сварится пища.

Скоро вода весело забурлила и в воздухе дразняще запахло кушаньем. Под котлом, в языках пламени Атара-Спеништы, потрескивал хворост.

Вдруг земля заколыхалась. {Варево из опрокинутого котла с шипением вылилось в огонь. Потрясённый Керсаспа отпрянул назад.

Он был на спине рогатого чудовища! Змей Сэрвара нежился под полуденным солнцем, и настолько он был огромен, что Керсаспа, проезжая мимо, принял его туловище за взгорок — и поднялся на него, и там, на туловище змея, развёл огонь. Злодею стало жарко [СК], он взвился, из-под <…> котла выскочил и шипящую воду разлил [Бр]}.[258]

{Целых полдня бежал мужественный Керсаспа по спине дэвовского змея — от хвоста к рычащей голове},[259] {разбрызгивающей яд};[260] {только под вечер добежал, схватил Сэрвару за шею и снёс мерзостную башку ударом палицы}.[261]

В персидском «Ривайате» здесь добавляется, что когда Гаршасп заглянул в разинутую пасть мёртвого змея, он увидел там множество человеческих трупов, застрявших меж зубов. В пехлевийской версии об этом упоминается в связи с Гандарепом (см. ниже — с. 220).

Таков был первый великий подвиг Керсаспы: {он убил рогатого змея Сэрвару}.[262]

В «Шахнаме» чудовищного змея (образ которого восходит к образу Сэрвары–Сровара) убивает во времена Фаридуна Сам, отец Заля, дед Рустама; много лет спустя Сам рассказывает о своём подвиге в послании к царю Менучехру. Это — один из самых ярких по художественному мастерству фрагментов поэмы:

Погиб бы весь мир, как ладонь опустев,

От змея, что взмыл над рекою Кешéф.[263] [219]

Как степь меж горами, он был шириной,

Как путь меж двумя городами, длиной.

Везде трепетали при мысли о нём,

Стояли на страже и ночью и днём.

Уже не оставил он птиц в небесах,

Зверья не оставил в дремучих лесах.

Огнём он дохнёт — сокол валится вдруг,

Он яд изрыгнёт — всё сгорает вокруг.

Он пастью хватал и орла на лету;

Спастись от такого невмочь и киту.

Весь люд разбежался, и скот уведён,

Остался хозяином краю — дракон.

Когда увидал я, что нет никого,

Кто мог бы, сражаясь, осилить его —

На помощь я силу Йездана призвал,

Сомненья и робость из сердца изгнал.

Во имя того, кем земля создана,

На слоноподобного сев скакуна,

Взяв бычьеголовую палицу в путь,

Лук взяв на плечо, щит повесив на грудь,

В дорогу пустился я, гневом объят.

Пусть грозен огонь, но могуч и булат!

И каждый навеки прощался со мной,

Узнав, что на змея иду я войной.

Гляжу: предо мною дракон-великан,

Весь в космах, свисающих, словно аркан;

Из пасти раскрытой, как древо велик,

Пал наземь, чернея, драконий язык.

Глаз каждый кровавым прудом багровел;

Увидев меня, люто он заревел.

Почудилось мне, государь, в этот миг,

Как будто груди моей пламень достиг.

Клубился густой, непроглядный туман:

Казалось, вокруг грозовой океан.

От рёва дракона дрожала земля.

От яда — Чин-морем[264] вдруг стала земля.

Я клич, словно яростный лев, испустил,

Как должно героям, исполненным сил.

Я выбрал одну из губительных стрел

С алмазным концом, и вложил в самострел.

Так метил я в змея стрелою попасть,

Чтоб разом сколоть вредоносную пасть.

Стрела её сшила, быстра и метка.

С испугу не прятал дракон языка,

И тотчас второю стрелою язык

Пришил я к земле. Змей забился и сник.

В драконову пасть я прицелился вновь,

И хлынула бурно багровая кровь. [226]

Он ринулся яро — схватиться со мной.

Взмахнул я рогатой своей булавой

И вмиг, слоновидного тронув коня,

Всей силою, влитой Йезданом в меня,

Ударил по темени так, что дракон

Упал, будто глыбой с небес поражён.

Огромную голову я сокрушил,

И яд полился, как бушующий Нил.

Ударом уложен он был наповал;

Горой его мозг над землёю вставал;

Кешеф заструился багровой рекой;

Вернулись на землю и сон и покой.

Сбежался народ, что скрывался в горах;

И славил меня, и рассеялся страх.

Весь мир был победой моей изумлён —

Лютейший был мною повержен дракон!

Но дэв Гандарва, с которым Керсаспе предстояло схватиться теперь, был ещё чудовищней. {Он обитал в океане Ворукаша}[265] и {обезлюдил двенадцать окрестных сёл, пожрав жителей}.[266]

В персидской версии «Ривайата» здесь добавляется: море ему было до колен, а голова возвышалась до Солнца. Сравн. далее о великанах — сыновьях Патаны, с. 222.

Керсаспа решился выйти на бой с этим дэвом только после того, как {он сотворил молитву Ардвисуре Анахите:

Ей жертву приносил могучий Керсаспа

Перед лицом озера Пиши́на, —

Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.

И просил он её:

«Даруй мне такую удачу,

О добрая, мощная Ардвисура Анахита,

Чтобы я победителем стал

Над златопятым Гандарвой

У берега Ворукаши, волнами омываемого» [Бр].}[267]

Заручившись покровительством Анахиты, мужественный Керсаспа отправился в путь к океану Ворукаша.

вернуться