От Барродаха шли токи человека, ожидающего самого худшего, с легким подтекстом какого-то яркого зрительного образа, памятного ему. Может быть, он вспоминает кадры смерти Норио? Понимает ли бори, за какую цену можно продать запись о гибели Норио? У покойного темпата было много врагов. Почти столько же, сколько у Хрима.

Отогнав от себя воспоминания, она зашла за экран и медленно двинулась к высокому сталагмитическому наросту, где лежало Сердце Хроноса. Сейчас она увидит сферу впервые после того, как лишилась ее у Гиффуса Шнуркеля на Рифтхавене, - а за прошедшие с тех пор месяцы она узнала от эйя много нового. Возможно, поэтому ее эмоции струятся так легко и на краю сознания играют образы вперемешку с музыкой.

Вийя остановилась у самого Трона и склонила голову набок, прислушиваясь. Голоса? Нет - и не воспоминания, и не восприятие эмоций, и не мысли. Для этого нет слов, нет даже понятий - только тьма и свет, приближение и удаление, верх и низ, шершавое (гладкое, красное) зеленое...

Мир на мгновение превратился в синестезичсскую мозаику, и Вийя по привычке потянулась к эйя, но не нашла их. Но тройное голубое сияние ворвалось в ее мозг, неся чувство уверенности. Светящиеся красные стены и плавные органические линии зала вернулись на свое место.

Вийя переступила через незримую границу, и безошибочно узнанная метка Сердца Хроноса обожгла ее. Она была сильнее, чем когда-либо в прошлом, и мир снова распался.

После неизмеримого периода времени окружающее, опираясь на голубое сияние келли, снова восстановилось, и Вийя стала подниматься вверх по Трону, который становился все круче. Казалось, будто его субстанция, гладкая на вид, цепляется за подошвы ее сапог. Вийя не могла думать об этом сооружении как о машине, хотя Лисантер называл его именно так.

Она взошла на вершину, и ее память стала походить на плохую видеозапись. А может, она телепортировалась? Вийя потрясла головой, пытаясь избавиться от чуши, которая туда лезла. Сердце Хроноса лежало в середине низкого полукруглого выступа, действительно напоминающего спинку трона. Вийя увидела в сфере свое искривленное отражение, и на миг ей стало смешно. Она выглядела точно так же, как себя чувствовала, - голова у нее пухла от гнетущей станционной ауры.

Медленно, почти как под водой, Вийя опустила руку и осторожно коснулась пальцами Сердца.

Время остановилось.

В миг, что был длиннее всей ее предыдущей жизни, ее сознание, летя по внезапно открывшимся ходам, охватило всю станцию. Многообразные эмоции ее обитателей составляли ошеломляющую смесь: темная горделивая властность господ, яркие огоньки команды "Телварны", чуждая сложность келли и над всем этим - всепроникающий страх, лежащий в основе всех должарских амбиций.

И еще злоба. Вийя в испуге шарахнулась от сгустка тьмы, где словно скрывались чьи-то глаза, но тут ее с неодолимой силой потянуло к себе Сердце Хроноса, где таилось то, чего она не понимала и чему не могла противостоять.

Собрав то, что осталось от ее воли, она отвела руки от сферы. Едва удерживаясь на краю бездны, она увидела спасение в поднимающейся вокруг тихой тьме. Вийя повернулась, села, прислонившись к спинке Трона, и благодарно погрузилась в забытье.

Тат Омбрик снова взглянула па хроно, и все ее внутренности сжались в тугой комок. Где-то в это время новая темпатка должна произвести свой опыт в Палате Хроноса.

Сделав перерыв в работе, она подняла голову. Двух приспешников Барродаха нигде не было видно. Тат скорчила презрительную гримасу: Фазарган с Низерианом не иначе как укрылись в бронированной туалетной комнате, которую соорудили будто бы для Лисантера, - но он ею никогда не пользуется. Она чуть не хихикнула, несмотря на серьезность момента. Теперь их хоть можно будет терпеть рядом с собой. Низериан старался посещать как душ, так и туалет, как можно реже.

Она видела, что все ее коллеги-бори вокруг тоже останавливают работу, и дискриминатор ее узла оповещал о том же. Тат приготовилась к худшему. В зале настала полная тишина - даже шелест кондиционеров смолк. Казалось, что весь компьютерный центр затаил дыхание.

Затем воздух дрогнул, и колебания стали быстро нарастать.

"Это хуже всего", - думала Тат, вцепившись в край пульта и зажмурив глаза. Вот так же начиналось единственное пережитое ею землетрясение, с той же жуткой нарастающей силой. Но здесь все происходило несколько по-другому - ей все время представлялся гигантский зверь, напрягающий мускулы, чтобы стряхнуть с себя надоевших ему клещей.

Стонущий звук соответствовал этому образу, хотя происходил, конечно, от напряжения, испытываемого материалом станции.

Это продолжалось целую вечность. С треском лопнула опора одного электронного блока, прогнулся потолок, вихрем завертелись бумаги и чипы, и кто-то завопил в ужасе, когда на стене появилось отсутствовавшее прежде вздутие и вскрылось с громким чмоканьем. Затем все прекратилось. Еще миг никто не смел шевельнуться и вымолвить слово. Тат и ее сосед только обменялись полными восхищения взглядами.

- За работу, Татриман, - донеслось с того конца прохода. Главная надзирательница Барродаха приступила к своим обязанностям. Уверенная осанка, с которой держалась Фазарган, противоречила напряжению всего ее тела.

Тат, сжав губы, повиновалась. Она ненавидела должарскую привычку называть бори полными именами: так только непослушным детям выговаривают.

Но она промолчала и стала собирать чипы, разбросанные по пульту. Это простое занятие успокаивало ее, и сердце билось уже не так сильно. Ярлычки чипов поблескивали в естественном освещении - оно в сочетании с многочисленными стазисными заслонками заставляло компьютерный зал выглядеть одним из самых безопасных мест на всей станции.

"Алгоритм Алуэтга расчета напряжений n-мерных целочисленных полей".

Как будто она снова на "Самеди", чей престарелый компьютер никогда не удавалось очистить до конца. Для самых важных программ приходилось пользоваться чипами, доступными только считыванию, - иначе они съедались вирусными кодами, накопившимися за четыреста лет эксплуатации.