Арчер взял бумагу и пробежал ее глазами. Через минуту поднял голову и, чуть склонив ее набок, пристально посмотрел на Кейна. Тот не отвел взгляда.

Арчер постучал пальцем по бумаге:

— Это написали и подписали вы, мистер Кейн?

— Я, — ответил Кейн ясно и четко, но без всякого бахвальства.

— Вам не кажется, что с этим заявлением вы немного запоздали?

— Кажется, и даже очень. — Не сказать, что вид у Кейна был счастливый, но он старался держаться стойко. Он забыл пройтись по волосам расческой — они были растрепаны, и в данном случае это играло ему на руку: можно было хоть как-то поверить, что человек с внешностью молодого политического деятеля или, скажем, молодого да раннего способен совершить такую глупость. Чуть поколебавшись, он продолжил: — Я прекрасно осознаю, что моему поведению нет оправдания. Я даже себе не могу дать разумного объяснения. Видимо, в минуты кризиса я не настолько хорош, как хотелось бы.

— Но мне кажется, не такой уж это и кризис. Несчастный случай, избежать которого было невозможно. Такое случается со многими.

— Наверное… но ведь я убил человека. И я воспринял это как жуткий кризис, — Кейн неопределенно взмахнул рукой. — Во всяком случае, сами видите, какую он сыграл со мной шутку. Я полностью лишился рассудка.

— Не полностью, — Арчер глянул в бумагу. — Когда Гудвин подошел к машине и уехал по той же самой дороге, всего через пятнадцать минут после происшествия, вы сообразили, что, вполне возможно, во всем обвинят его. Значит, голова у вас была достаточно ясной. Верно?

Кейн кивнул:

— Я намеренно упомянул об этой мысли в своем заявлении, хотя и полагал, что ее могут истолковать не в мою пользу. Могу лишь сказать, что, если в голове моей и мелькнула такая мысль, она не была осознанной. Как я там написал?

Арчер еще раз посмотрел в бумагу:

— Вот так: «Во всяком случае, его отъезд помог мне как-то определиться. Я вошел в дом, поднялся к себе в комнату…» и так далее.

— Все правильно, — в голосе Кейна, во всем его облике чувствовалась неподдельная искренность. — Я просто хотел написать об этом с абсолютной честностью, потому что стыжусь своих действий. Если мною и руководил расчет, о котором вы говорите, я его не осознавал.

— Понимаю, — Арчер снова посмотрел на бумагу, сложил ее и, не выпуская из рук, сел. — Вы хорошо знали Рони?

— Как сказать? Близки мы не были. Последние месяцы я встречал его частенько, главным образом, в нью-йоркском доме Сперлингов или здесь.

— Вы с ним были в хороших отношениях?

— Нет.

Это «нет» прозвучало категорично и решительно. Арчер резко спросил:

— Почему?

— Мне не нравилось то, что я знал о его профессиональных методах, не нравился он лично — не нравился, и все. Я знал, что мистер Сперлинг подозревал его в принадлежности к коммунистической партии, и, хотя у меня не было сведений на этот счет, полагал, что подозрение это вполне обосновано.

— Вы знали, что с ним очень дружна мисс Гвен Сперлинг?

— Конечно. Именно по этой причине ему позволялось бывать здесь.

— Вы эту дружбу не одобряли?

— Нет, сэр, не одобрял… хотя мое одобрение или неодобрение никак на их отношения не влияло. Я ведь не просто сотрудник корпорации мистера Сперлинга, но больше четырех лет имею удовольствие и честь быть другом… другом семьи, если можно так сказать?

Он взглянул на Сперлинга. Тот кивнул, показывая, что так сказать можно.

— Я отношусь к этой семье с большим уважением и преданностью, — продолжал Кейн, — в том числе и к мисс Гвен Сперлинг, и я считал, что Рони ей не пара. Можно вопрос?

— Разумеется.

— Почему вы спросили, как я относился к Рони? Вы подозреваете, что я убил его не случайно, а намеренно? Да?

— Я бы не сказал, мистер Кейн, что я это подозреваю. Но ваше заявление позволяет мне закрыть это дело раз и навсегда, и прежде чем принять эту версию как окончательную… — Арчер подергал губами. — А вам не по душе мои вопросы?

— Это не так, — с жаром произнес Кейн. — Я не в том положении, чтобы выбирать, какие вопросы мне по душе, а какие нет. Особенно, если их задаете вы. Но…

— Зато они не по душе мне, — выпалил Сперлинг. Он с трудом сдерживался. — Что вы такое делаете, Арчер, пытаетесь натаскать грязь туда, где не можете ее найти? Только сегодня утром вы сказали, что специально докучать людям моего статуса и положения — такой политикой ваша служба не руководствовалась никогда. Вы что же, изменили свою политику?

Арчер засмеялся. На сей раз его смех еще больше, чем утром, походил на хихиканье, только смеялся он дольше, видно, причина для смеха показалась ему более веской.

— Ваш гнев абсолютно праведный, — сказал он Сперлингу отсмеявшись. — Я просто устал и следую привычке. Между прочим, утром я сказал кое-что еще: если происшествие окажется несчастным случаем, я буду рад больше всех, но мне нужно знать имя водителя. Что ж, теперь я вполне удовлетворен. — Сложенный лист бумаги он убрал в карман. — Нет, я никуда не хочу таскать грязь. Бог свидетель, достаточно грязи появляется и без моей помощи. — Он поднялся: — Мистер Кейн, наведайтесь завтра утром ко мне на работу, в Уайт-Плейнс… скажем, часов в одиннадцать? Если меня не будет, спросите мистера Гаррена.

— Буду ровно в одиннадцать, — пообещал Кейн.

— А зачем? — с подозрением в голосе спросил Сперлинг.

— Чтобы соблюсти формальности, — Арчер кивнул. — Это формальность, не более. Я займусь этим сейчас же. Не вижу, какой благой цели послужит обвинение и судебное преследование. Вечером я позвоню Гаррену и попрошу его посмотреть законодательство, связанное с автомобильными авариями на территории частных владений. Возможно, придется заплатить штраф, либо вас на время лишат водительских прав, но при всех обстоятельствах я предпочел бы, чтобы эта история забылась как можно скорее.

Он протянул Сперлингу руку:

— Надеюсь, вы на меня не сердитесь?

Сперлинг ответил, что нет. Арчер пожал руку Кейну, Вулфу и даже мне. Выразил надежду, что наша следующая встреча состоится при более благоприятных обстоятельствах. И уехал.

Вулф сидел, свесив голову набок, будто ему не хватало энергии, чтобы держать ее прямо, глаза были закрыты. Кейн, Сперлинг и я стояли, в отличие от Вулфа оказавшись достаточно вежливыми и поднявшись, чтобы попрощаться с Арчером.

Кейн обратился к Сперлингу:

— Слава богу, все кончилось. Если я вам больше не нужен, я поднимусь в комнату и попробую поработать Выходить к ужину мне бы не хотелось. Они, разумеется, все равно узнают, но я предпочел бы отложить встречу с ними до завтра.

— Валяйте, — согласился Сперлинг. — Попозже я к вам зайду.

Кейн направился к двери. Вулф открыл глаза и пробурчал:

— Погодите минутку, — и выпрямил голову.

Кейн остановился и спросил:

— Вы это мне?

— Если не возражаете, — тон его был весьма любезным, как и слова. — Ваша работа не может немного подождать?

— Может, если есть такая надобность. А в чем дело?

— Я бы хотел с вами поговорить.

Кейн послал взгляд Сперлингу, но взгляд не достиг цели: председатель правления достал из кармана еще один лист бумаги и теперь рассматривал его. Этот лист, продолговатый и розовый, не был сложен. Кейн стоял в сомнении, а Сперлинг тем временем подошел к Вулфу и протянул ему бумагу.

— Вы это заработали, — сказал он, — Я рад, что нанял именно вас.

Вулф принял бумагу, скосил на нее глаза, потом взглянул на Сперлинга.

— Щедро, — сказал он. — Пятьдесят тысяч.

Сперлинг кивнул, как я киваю чистильщику обуви, давая ему на чай десять центов.

— Прибавляем к пяти, получается пятьдесят пять. Если этого не хватит на покрытие ущерба, вашего гонорара и прочих расходов, пришлите мне счет.

— Спасибо, я так и поступлю. Я, разумеется, не могу сейчас сказать, какие возникнут расходы. Возможно…

— Расходы на что?

— На расследование обстоятельств смерти мистера Рони. Возможно…

— А что там расследовать?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: