При-ки-бе-ке-жа-ка-ли-ки в и-ки-збу-ку де-ке-ти-ки,

В то-ко-ро-ко-пя-кях зо-ко-ву-кут о-ко-тца-ка:

"Тя-кя-тя-кя, тя-кя-тя-кя, на-ка-ши-ки се-ке-ти-ки

При-ки-та-ка-щи-ки-ли-ки ме-ке-ртве-ке-ца-ка..."

Мальчишка сдался и спросил: "Что это такое?", "А вы сами догадайтесь", - предложил сэнсей. (Спицы так у него и мелькали, пыльно-серая коса вязания свисала аж до самого пола.) Мальчишка несколько секунд думал, сосредоточенно шевеля губами, а потом вдруг весь засиял, как именинник: "Прибежали в избу дети!.."

- Молодца! - гаркнул сэнсей и поднялся, обеими руками бросивши вязание на стол. - Все! На сегодня - все. Э-э-э... - оборотился он к элегантному родителю, и тот немедленно выскочил из кресла. - Оставьте адрес... - сказал ему сэнсей. - Впрочем, зачем? Я знаю ваш адрес... Письменное заключение я пришлю по е-мейлу. Предварительное, разумеется. Следующий сеанс - через пять дней, во вторник, в то же время. И проследите, чтобы мальчик все это время ничего не читал. Любые игры, телевизор, кино, музыка, но - ни единой книжки, пожалуйста. До свидания, сударь. До свидания, Алик. Роберт, будьте добры...

Мальчик подал папочке ручку, и я повел их обоих к решетке. Конопатый брахицефал был уже тут как тут - громоздился посреди лестничной площадки, отсвечивая черным и рыжим. Мальчик вдруг сказал:

- Эраст Бонифатьевич, а можно мы сейчас заедем в зоомагазин?

Видимо, я непроизвольно зыркнул по сторонам в поисках этого Эраста Бонифатьевича (какой еще Эраст Бонифатьевич? откуда взялся?), и, видимо, серый-элегантный заметил мое недоумение. Он усмехнулся (вылитая гюрза!) и произнес снисходительно:

- Вы заблуждались, Роберт Валентинович! Я вовсе не Аликов папа... - И сейчас же Алику: - Конечно, конечно. Куда захочешь, душа моя... - И снова мне: - Ин локо парентис, всего-навсего. Ин локо парентис!

Я это скушал со всей доступной мне покорностью и отпер решетку, стараясь как можно тише лязгать ключами. В конце-то концов, какая мне разница: папаня он джентльменистому пациенту или всего лишь заменитель? Главное - сумма прописью. Впрочем, я прекрасно понимал, что и сумма прописью - это еще далеко не главное.

Когда я вернулся, сэнсей сидел на своем месте, прямой, как дипломат на приеме, и заканчивал вязанье.

- Ну? - сказал он мне нетерпеливо. - Какие впечатления?

- Это, оказывается, вовсе не отец его... - начал было я, но тут же был решительно прерван.

- Знаю, знаю! Я не об этом. Как вам мальчишка?

- Забавный, по-моему, мальчишка, - сказал я осторожно.

- Забавный?! И это все, что вы находите мне сказать?

- Почти.

- Что - "почти"?

- Почти все, - сказал я, уже горько сожалея, что вообще ввязался в этот разговор. Ясно было, что сэнсей воспламенен, а в этом случае лучше держаться от него подальше. Чтобы не опалить крылышки.

- Вы заметили: я спросил его, кто такой Будда...

- Да, и он ответил, что это "такая палочка".

- А вы знаете, какой ответ корректный? "Палочка для подтирания зада". Знаменитый ответ Юнь-мэня в коане из "Мумокан"...

- По-русски, если можно, пожалуйста.

- Неважно, неважно... "Что такое Будда?" - "Палочка для подтирания зада". "Что такое чистое тело Дхармы?" - "Клумба пионов"...

- А он сказал: "Грядка с клубникой"...

- По-вашему, все это забавно?

- Я неточно выразился. Это не забавно, это - странно.

- Почему странно?

- Я не верю в телепатию, сэнсей.

- При чем здесь телепатия? Какая, в задницу, телепатия! Вы ничего не поняли. Он говорил мне то, что я хотел услышать! В меру своих сил, разумеется.

- Да, сэнсей, - сказал я покорно.

- Что - "да"?

- Он говорил то, что вы хотели от него услышать. Не понимаю только, чем это отличается от телепатии. В данном конкретном случае.

Он не ответил. Швырнул спицы в стол, поднялся, высоко поднял убогое свое вязанье и стремительно, как молодой, двинулся вон из кабинета, и пыльный серый хвост взвился, словно странная языческая хоругвь, следуя за ним.

- Обедать! - гаркнул он уже из коридора. - Мы сегодня заслужили хороший обед, черт их всех побери и со всеми концами!..

Я поджарил ему любимое: казенные "бифштексы из мяса молодых бычков". С вермишелью. И с корейской морковкой на закуску. И соевый соус подогрел. И поставил на стол томатный сок с солью и перцем. Все это время он сидел на своем месте - в уголке дивана у окна и смотрел сквозь меня, делая бессмысленные гримасы, похожий не то на академика Павлова, не то на пожилого шимпанзе, а может быть, сразу на них обоих. Чтобы отвлечь (и развлечь) его, я рассказал анекдот про кавказца перед клеткой гориллы-самца ("Гурген, это ты?..."). Он хихикнул и вдруг приказал подать водки. Я, потрясенный (белый день на дворе, впереди еще часов шесть работы...), молча выставил бутылку "Петрозаводской" и любимую его стопочку с серебряным дном.

- "Кровавую Мэри"! - провозгласил он. - Сегодня мы с вами заслужили "Кровавую Мэри". Будете?

- Нет, спасибо, - сказал я.

- Зря. Нет ничего лучше, как посреди трудового дня, наплевав на все правила и установления, выпить кровавым потом заработанную стопку "Кровавой Мэри"!

Я помалкивал, смотрел, как он творит свой любимый коктейль в два слоя ("выпивка-закуска") и слушал рассказ о могучей дискуссии, которая давеча разразилась в Интернете: делать "Мэри" в два слоя или же, напротив, размешивать; как стороны в течение недели обменивались мнениями, случаями из жизни и цитатами из классиков; и как (по очкам) победили сторонники смешивания.

- ...Вот вам классический пример, Робби, когда тупое, грубое, невежественное большинство одерживает незаслуженную победу над врожденной интеллигентностью и хорошим вкусом!

Он выпил с наслаждением, сощурившись облизнулся, и подцепил вилкой пучок морковных стружек.

- Мальчишке, может быть, понадобится опекун, - объявил он без всякого перехода. - Ваше мнение?

У меня не было мнения. Я не совсем понимал, почему, собственно, мальчишка вызывает такие восторги. Ну, начитанный мальчик. Ну, даже телепат. Да ради бога. Что мы здесь - телепатов не видали, в этом доме?..

- Маришку? - спросил я наугад. Он только глянул на меня укоризненно, и я тут же заткнулся.