Заходим в парк Лу Синя. У небольшого озерка двигаются под бодрую музыку десятки пожилых людей. Пожалуй, они танцуют. Пары: мужчины с женщинами, у дерева двигаются две женщины (мужчин не хватает), а вот, сосредоточенный на музыке, с полузакрытыми глазами танцует-двигается одинокий пенсионер. Да, это массовая зарядка — танец помогает старшему поколению включиться в ритм эпохи, включиться в движение страны, сберегать здоровье.

Утром видим, как в школе, у нашей гостиницы, вывели на подъем флага и общую зарядку всех учеников. Видно, что всех, потому что ждали несколько минут одного из опоздавших, и, судя по красноречивым жестам, ему не позавидуешь. Зарядку, получая заряд энергии, делали слаженно и бодро. Но и в комнате тебя догонит и увлечет призыв укреплять мышцы, регулировать дыхание, заниматься физической культурой. По крайней мере, по пяти-семи программам телевидения с шести до девяти часов показывают, как надо этим заниматься: то милые китайские девушки, то рослые американские герлс, то молодая пара в национальных костюмах. Тут же китайский знахарь чешет пятку, показывает точки на подошве, которые снимают головную боль, останавливают сердечные спазмы, прекращают звон в ушах.

Вот бы нам вместо “итогов”, “про это”, “встреч без галстуков” такой набор оздоровительных передач — глядишь, и президент выглядел бы пободрее, и Починок выпрямился, а наш брат писатель продолжил свою творческую биографию на страх издателям. Китайцы доки по части лекарства, и константы лечения не меняли две-три тысячи лет.

В центре китайской медицины при аптеке солидный доктор пощупал с полминуты мой пульс, высказал диагноз и подтвердил все мои анализы, проведенные за две недели до этого в больнице. Впечатляло. Подбодрил, сказал, что все это регулируется и лечится. А мой возраст позволяет без всяких операций травами и китайским чаем утвердить здоровье. Ну что ж, будем надеяться. Траву, конечно, пришлось купить. Союз аптеки и доктора взаимополезен. Да и доктору за визит тоже надо заплатить. Ну да чего не сделаешь ради здоровья. Вот один из членов нашей делегации сделал китайский массаж. Сколько мы его ни расспрашивали о впечатлениях, он только головой мотал. Судя по всему, голова у него шла кругом.

ПОРА СКАЗАТЬ и о том, почему вызывает боль этот современный супергород. Раньше я думал, что о Китае знаю немало. Писал в 1956 году диплом о государственном устройстве КНР в историческом аспекте, изучал (для себя) три года китайский язык. Возможно, это и удивительно, но с удовольствием читал переводы древних китайских поэтов. Мне казалось, что за их простыми образами и словами скрывалась та мудрость, которую нередко вымучивали из себя европейские философы. Думал, что знаю многое. Какая самонадеянность.

Во-первых, с тех времен много воды утекло (в Янцзы и Волге). Сначала “Сталин и Мао слушали нас”. Потом Никита разоблачил культ личности, и, рассорившись с Китаем, был в 1964 году низвергнут в небытие. А Мао Цзэдун в то время, переплыв великую реку Янцзы, устроил то, что потрясло весь мир. Он двинул на устои общества изнеженных интеллектуалов и чиновников хунвэйбинов. Казалось, страна втянулась в вечную культурную революцию (а в Китае революции, бунты, оккупации тянулись столетиями).

Но пришел 1976 знаковый год: умер Чжоу Энлай, Чжу Дэ, произошло самое страшное в истории страны землетрясение, унесшее 200 тысяч жизней, и, наконец, торжественно лег в Мавзолей сам Мао. В октябре этого же года была разгромлена “Банда 4-х”, во главе с вдовой великого кормчего, и страна вошла в эру Дэн Сяопина, в которой благополучно находится и по сей день.

К великому сожалению, наши вожди никак не могли найти общий язык с Китаем. То Никита громил догматизм китайских лидеров, то Брежнев устроил побоище на Даманском, то Горбачев вызвал своей демократически-социалистической клоунадой тысячи студентов на главную площадь Пекина Тяньаньмэнь, где и было им устроено побоище. Власти Китая требовали порядка, народ перемен. Ныне оба пожелания в немалой степени совместились. Мао Цзэдуну отдают должное, он с КПК вырвал страну из подчинения американцам и японцам, иностранцам, он бросил ее в индустриальную атаку, сделал независимой и мощной. Он вверг в круговороты “культурной революции” царство коммун и хунвэйбинов.

Когда мы были в Пекине, то, конечно, пришли на площадь Тяныньмынь, которой утром в субботу, казалось, овладели продавцы воздушных змеев, самых разнообразных раскрасок, и поспешили к Мавзолею этого великого преобразователя и экспериментатора. Тысячи организованных, простых китайцев, многие из которых в синих революционных френчах, в благоговейной тишине зашли в полутемное помещение человекохранилища. На возвышении, высвеченный внешним и внутренним светом, возлежал вождь. Он строг, вопрошающ и величественен. Кажется, сама история клубится в его изголовии, и оттуда слышен разнобойный шаг идущей в дальний освободительный поход НОА, канонада орудий наступающих потоков революционных войск, залпы салютов в честь образования народной республики, шум строек, радостные песни коммунаров и истошные крики хунвэйбинов.

ВЫХОДИМ ИЗ ПОЛУТЬМЫ и полусвета на залитую лучами площадь, выходим в эру Дэн Сяопина, в современный осмотрительно-динамичный Китай. И в этом современном Китае Шанхай — самое современное подтверждение его эры. Боль в Шанхае возникает от ощущения неиспользованных возможностей у нас в стране, от ощущения фальшреформ, от понимания того, что все изменения в Китае идут с учетом национальной специфики. Да не только с учетом, но с ее максимальным использованием, и, главное, для собственной страны и народа, а не для того, чтобы во что бы то ни стало войти в “цивилизованное сообщество”. Китай входит сам в себя, сохраняя уважение всего мира. Боль возникает, когда вспоминаешь наши города, захиревшие за последние десять лет окончательно. А у нас ведь тоже “Эра реформ”. А что построено? Что воздвигнуто? Даже Москва, в которой сосредоточено 80-85 процентов всего финансового капитала страны, кажется в своем строительном вызове всей России, по сравнению с Шанхаем, тихой провинцией. А нам-то казалось, в связи с 850-летием, что в нашей столице бум строительства.

Боль возникает, когда ощущаешь, что реформы ежегодно дают 10 процентов прироста валового промышленного продукта (ВПП). Темпы роста ВПП у Китая самые высокие в мире. За 15 лет ВПП вырос в 4 раза! Истинные реформаторы в Китае постоянно призывают: не спешите, притормаживайте, не перегревайте экономику. Хотелось бы часть этого перегрева перенести в нашу промышленность и сельское хозяйство, где наши “реформаторы” вот уже третий год ищут “тенденцию к подъему”.

И еще. Откуда капитал? Ну, во-первых, капитал дали сами реформы. Сначала они оживили сельское хозяйство. Появилось в изобилии сырье, продукты. У крестьян появились деньги. Они готовы были покупать промышленные товары — и тут уже сработали реформы в промышленности. Она заработала на полную мощность. Начался кругооборот и приращивание капитала. Развернулось строительство. Иностранный капитал почувствовал стабильность и потянулся в Китай.

И еще, наш еврейско-кавказский капиталист, вкупе с русским компродором, гонит русские рублики, превращая их в доллары, в зарубежные банки, укрепляя экономику за границей. Сколько? Говорят, 200-300 миллиардов долларов уходит из России. Эх, Камдессю, Камдессю, какой же ты бедненький перед нашими банковско-промышленными зубрами, выделяя пару миллионов для прокорма высшего чиновного люда.

В КНР же “хуа сяо”, то есть китайцы, живущие за рубежом, вкладывают свои миллиарды. Десятки миллиардов долларов из США, Сингапура, Индонезии, Австралии, Европы вливаются в Китай от его соотечественников. В Россию же соотечественники не вкладывают ни шиша. Вот плоды борьбы с русским шовинизмом, с национализмом, русской идеей, плоды подмены национального интереса общечеловеческими ценностями, которые ныне присвоила Америка.

И все-таки Шанхай — это перспектива. Перспектива для той страны, которая решила себя развивать, выстраивать, бороться за национальный интерес, за свою независимость и будущее.