Она была понятна с первого взгляда, но не понятна с первого слова. Была не совсем понятна даже для самой себя.

"Я не понимаю себя, не контролирую, порой мне кажется, что я – оборотень. Я с тревогой смотрю на будущее, а будущее с тревогой смотрит на меня" – говорила о себе.

К ней подошел мужчина тех же лет, облокотился о барьер, закурил.

– Гражданочка, простите меня за наглость, вы тут одна?

– Нет, – она жадно глядела в море.

– С кем же? – он стал осматриваться вокруг. – Я уже минут 20 наблюдаю за вами, а вы все одна.

– Это вам кажется, что я одна. Я тут беседую, – она встряхнула головой, и из под белой шали на плечи ее рассыпались каштановые локоны.

– С кем же, с кем? – он пристально взглянул на нее.

– С ним, – она большим пальцем указала вверх, в небо.

Мужчина вытаращив глаза, поднял глаза кверху, взглянул на белые облака, и криво усмехнувшись, сказал:

– Да, конечно, главное, не просто кинуть камень в чужой огород, а еще и попасть в его хозяина, – сказав это, отошел от нее.

Через час катер пришвартовался к берегу, пассажиры сходили на пристань. Среди них были две пожилые дамы.

Одна из них резко дернула другую, глазами указав на женщину с белой шалью, которая шла чуть впереди них.

– Смотри, Рая, ты знаешь эту молодую особу? – синканула она ей в ухо.

– Нет, кто же она?

– Это же Рота. Рота!

– Как? Та самая?

– Да!

– Да тише ты!

– Это та, которая родственница Иуды?

– Да, да. Она его потомок. Их много, они все расплодились как тараканы, как мухи. И вот она тут, в Баку.

Женщина, которую звали Рота, быстро зашагала прочь, пронеслась мимо всех прохожих, отдаляясь от них все дальше.

В кулуарах театра русской драмы болтают двое.

– Так это же Теодор, тот самый!

– Да не может быть!

– Голову кладу. Это потомок Аскольда Вазова…Того самого!

– Это тот?!

– Ну да. А кликуха у Теодора Чарли.

– Чарли?

– Да. Фамилия была Айвазян, но он ее переделал на Руни.

– А почему Чарли?

– Это прозвище. Но все равно он является потомком Аскольда Вазова.

– Это тот самый…

– …Тшш…тише…Об этом не писал не Плиний, ни Тертуллиан, ни

Тацит, ни даже сам Зенон Косидовский.

– А что там было то конкретно?

– Одно я знаю точно: когда пророка перед распятием засадили в темницу, вот этот самый Аскольд Вазов его отымел.

– Как отымел? Трахнул что ли?

– Ну да, опустил, обезличил. Но об этом факте все умолчали. Об этом факте знали перу жрецов и легионеров Понтия Пилата. После тщательных расспросов пришли к выводу, что факт гомосексуального контакта Аскольда с пророком безоговорочно подлинен.

Это великая тайна пророка. Признать историчность этого факта конечно же трудно, но кто это сейчас докажет? Да и нужно ли вообще кому?

– Нет конечно.

– Ну и все.

– Значит этот Теодор родственник Аскольда?

– Да. А Аскольд был другом и племянником самого Иуды. С Иудой было все обговорено, но люди этого не знают. Им не дано это знать.

Теодор уставшим видом бродил по скверу. Справа на скамейке сидела молодая женщина с грудным ребенком. Шестимесячный ребенок – мальчик егозничал на руках молодой мамаши. Теодору понравился краснощекий малец, он подошел к ним.

– Какой хороший малыш! Это мальчик?

– Да, мальчик, – улыбнулась она в ответ.

Теодор достал из кармана плитку шоколада, протянул ребенку.

– Спасибо, не надо, – вступилась мать.

– Все нормально. А можно я подержу его на руках? Не бойтесь, всего секунду я поиграюсь, и верну.

Он взял у немного удивленной матери малыша, тот бойко вскинул руки, Теодор приблизил лицо к его лику. Малыш построил гримасу, стал корчить мимику, мигать глазками, улыбаться. Этого было достаточно,

Теодор вернул ребенка мамаше.

– Спасибо, я этого хотел.

– Чего вы хотели? – укладывая ребенка в коляску, спросила мать ребенка.

– Знаете, только малыш не более шести месяцев может подсказать правду о смерти. Он ведь сам недавно Оттуда. Он все знает о загробном мире. Годовалый ребенок этого уже не знает, забывает.

Запомните, мамаша, только что ваш малыш мне шепнул пару слов о смерти. Он не сказал ничего, он это сказал своим взглядом, своими глазами, это надо знать, надо быть открытым к этому, чтоб понять. Ну ладно, спасибо вам, мамаша, – на слове 'мамаша' он сделал особое ударение, и стал удаляться.Мать ребенка провожала Теодора тупым взглядом.

31 год до нашей эры. Иерусалим. Завтра должны распять еще одного самозванца, который кричит, что он пророк. Он долго странствовал по дорогам Галилеи, охотно пускался в разговоры со случайно встреченными людьми, гостил в домах друзей, участвовал в шумных пирушках.

Легионеры засадили его в темницу, так как он сеял смуту среди евреев.

Это был хилый, тщедушный человек, среднего роста с длинными волосами, с пробором, с густой бородой, в балахоне коричневого цвета. На голове его терновый венок.

Внешностью своей он ничем не выделялся из толпы. Он нисколько не отличался небесной красотой, и его лицо не было озарено небесным сиянием.

Он ждал своей участи, с тревогой прислушивался к любому шороху, доносившемуся за железной дверью. Иной раз плакал, но не смеялся никогда.

Простирая руки к небу, что – то говорил. Это был пророк в чужом отечестве.

Двери темницы с шумом и скрипом раскрылись, в подвал вошел Аскольд.

Это был высокий парень лет 28-30.

– Слышь, Ешу?

– Что?

– Ты знаешь, почему ты будешь завтра распят?

– Откуда мне знать.

– Ты переплюнул свою карму, хотел отработать больше программы.

Так не бывает, дорогой друг. Нет никакой миссии у человека на земле.

Нет! Ты бросаешь камень в воду, и этого достаточно. Достаточно полностью. Ты уже этим изменил эволюцию, ход его направления.

Ты пойми, твоя песенка уже задана, ты ей просто не мешай. Только не мешай. А то ты своими шагами преграждаешь развитию обстоятельств.

Никогда не действуй локтями, если у тебя есть рука.

– А вдруг это развитие обстоятельств мне не понравится…

– Так не тебе же это решать: нравится тебе, или нет. Всевышний же тебя не спросит, с тобой не посоветуется. Ему виднее, а ты только своей тупостью будешь ему препятствовать. Ты понял? Нет, ну ты понял, да?

– Нет, не понял.

– Ну тогда не обижайся, – бросил ему Аскольд.

Он резко набежал на лжепророка, повернул его задом к себе, стянул одним махом его брюки, левой рукой стал мастурбировать свой член.

Лжепророк стал дышать глубже, но он очень слабо сопротивлялся.

Аскольд не терял ни минуты, он стягивал вниз весь его балахон.

– Не надо, не надо… – шептал лжепророк.

– Многие говорят, что ты дьявол, не признающий Бога. Но дьявол не может быть безбожником, – шептал ему в ухо сзади Аскольд.

Аскольд расстегнул свои брюки, вытащил наружу свой член, который уже не помещался внутри его одежды. Он взял руку Ешу, и попросил его подрачивать ему член.

Боже, Ешу боялся, но делал это…

– Прости его господи, прости…Он не знает, что делает…- шептал лжепророк.

Аскольд всунул два пальца в задний проход лжепророка, стал так ковыряться, пробиваться, зад того был влажным.

Аскольд с трудом сдерживал стоны, но попа Ешу была действительно прекрасна. Волосики равномерно покрывали его ягодицы. Аскольд был возбужден до предела, а Ешу уже почти не сопротивлялся.