— Слушаю, слушаю. Ты, конечно, загибаешь, но говори дальше.

— Чтобы этот план осуществить, мне нужны деньги, совсем немного, — сказал я. — Как бы ты посмотрела на то, чтобы стать моим партнером?

Берта сощурилась:

— Ты просишь у меня денег?

— Можно и так выразиться. Да, прошу. Пока в долг, под двадцать процентов сроком на десять дней. И ты, таким образом, вступаешь со мной в долю.

— В какую долю?

— А вот это пока секрет, детка. — И я улыбнулся своей таинственной улыбкой. — Обещаю через десять дней все тебе вернуть. Ты же знаешь, я не обману.

— Как раз этого я не знаю. — Берта пристально смотрела на меня. — Хочешь попробовать прижать Раса Хэмела?

— Да с чего ты взяла? Я же его и не упоминал!

— И так ясно, что ты на него работаешь. Вчера весь вечер ты про него спрашивал. А как только я спросила, не он ли тебя нанял, ты заюлил, вот я и поняла, что догадалась правильно.

Я вздохнул:

— Строго между нами, детка, я правда на него работаю. Он думает, что его жена водит его за нос, и нанял нас следить за ней. Только Бога ради никому не сболтни.

— Следите за этой постной фитюлькой? — фыркнула Берта. — Да Хэмел спятил. Разве такие способны любовь крутить? Только и умеют, что перебрасываться мячиками в теннис да удить рыбу.

— Так-то оно так, но ведь кто-то мог и завлечь ее. Представь, что ее взял в оборот какой-нибудь другой богач, помоложе Хэмела. С Хэмелом ей скучно, он целыми днями пишет, а этот тип всюду с ней разъезжает, заговаривает ей зубы, вот в конце концов и завязывается пламенная любовь. Такое и раньше случалось, и впредь так будет.

Берта пожала плечами:

— Все может быть. Но ты-то какое к этому имеешь отношение?

— Это же моя работа, детка. Мне только не хватает маленького начального капитала.

— Сколько тебе нужно?

Я видел, что заинтересовал ее, и хотел закинуть удочку насчет пятидесяти долларов, но решил не мелочиться.

— Ну, скажем, триста долларов.

— Триста! — Берта даже вскрикнула. — Полечись сначала.

— Ну ладно, детка, забудем. Я найду кого-нибудь другого. Я же не подарок прошу, а в долг. Таких, кто с радостью согласится ссудить мне на десять дней триста долларов под двадцать процентов, я кучу найду.

— Да не ври, пожалуйста. Кроме меня, тебе никто и пяти долларов не одолжит. Ну ладно, Барт. — Она раскрыла сумочку и вынула кошелек. — Вот тебе пятьдесят долларов на десять дней под двадцать процентов.

Я заглянул в ее кошелек. Казалось, он битком набит зелеными купюрами.

— Ты что, банк ограбила?

Берта сунула мне две бумажки и защелкнула замок.

— Учти, если тебе засветит большой куш, я жду своей доли!

— Как только что-нибудь получу, получишь и ты. — И, чувствуя себя снова богачом, я спрятал деньги в бумажник.

— А теперь поедем выпьем. Ну-ка, отвези меня в бар “Цезарь”. Умираю хочу выпить.

Я помедлил. Коктейль с шампанским стоил у “Цезаря” десять долларов. Но колебался я лишь несколько секунд. Ведь я опять разбогател! На что ж тогда деньги, если их не тратить?

Я запустил двигатель, и мы отправились к бару “Цезарь”.

К пиратским островам я приплыл чуть позже половины седьмого. Этому предшествовала смертельная борьба с самим собой: до чего же не хотелось мне вставать в половине пятого! Но с помощью будильника и трех чашек крепчайшего кофе я в какой-то мере с собой справился.

Накануне Берта спешила еще на одно свидание, а потому, выпив две порции коктейля с шампанским и забросав меня новыми вопросами, на которые ответа не получила, она куда-то унеслась. А я вернулся домой один и запасся кое-чем для предстоящего путешествия на острова. Достал армейский комплект для джунглей — во Вьетнаме я из него не вылезал: камуфляжную куртку, брюки, заправленные в специальные сапоги, и охотничий нож. Все это я сложил в сумку, туда же сунул мягкую шляпу, мазь от москитов и термос с ледяной водой пополам с виски.

В круглосуточном кафе на набережной я купил пакет сандвичей с мясом. Лодка уже ждала меня в гавани.

Подплыв к островам, я заглушил подвесной мотор и переоделся. Странно было снова облачаться в этот костюм, но, судя по густым зарослям, покрывавшим острова, именно такой здесь и требовался.

Намазав лицо и руки мазью от москитов, которым ничего не стоит сожрать человека заживо, я заплыл в широкий ручей, где вчера скрылась яхта Нэнси.

Я плыл медленно, мотор стрекотал едва слышно. Над лодкой, как занавес, свисали виноградные лозы и лианы. После ослепительного солнца мне казалось, что я попал в душный парной туман.

Вокруг жужжали тучи москитов, но мазь их отпугивала. Скоро я увидел впереди солнечный свет и ввел лодку в крошечную лагуну. Выключил мотор и дал лодке подплыть к ближайшему берегу. В джунгли вела хорошо утоптанная тропинка. На берегу стоял крепко вбитый в землю столб, и я догадался, что к нему крепят яхту. Я тоже привязал к этому столбу свою лодку, перекинул сумку через плечо, сжал в руках нож и крадучись двинулся по тропе, настороженно вглядываясь, не видно ли змей. Прошел около четверти мили. При моем приближении в листве у меня над головой вспархивали синие сойки и черные дятлы. Жара стояла невыносимая, и пот бежал с меня ручьями. Я увидел, что впереди тропа делает крутой поворот, стало светлей, и я догадался, что там, за поворотом, поляна.

Все приемы войны в джунглях сразу ожили у меня в памяти. Я пополз вперед, остерегаясь и не издавая ни звука, пока не приблизился к огромному стволу. Из этого укрытия я смог обозреть поляну.

На ней в тени стояла зеленая брезентовая палатка. В таких я обычно жил, когда воевал во Вьетнаме. В них свободно помещаются четыре человека. Вход в палатку был зашнурован. Рядом с ней стоял переносной набор приспособлений для барбекю и два складных брезентовых стула. Трава вокруг была вытоптана.

Мое открытие озадачило меня. Неужели это и есть любовное гнездышко? Трудно было поверить, что Нэнси встречается здесь с любовником. В палатке, наверно, жарко как в печке.

Я старался не двигаться, гадая, нет ли там кого сейчас. Судя по зашнурованному входу, никого внутри быть не должно. Оглядевшись, я облюбовал большой цветущий куст недалеко от тропы и, пригнувшись, бесшумно подобрался к нему и спрятался. Отсюда меня видно не было, но палатка просматривалась хорошо.

Надо мной отчаянно жужжали москиты. Если не считать этого и щебета птиц, в джунглях стояла тишины. Я обтер пот с лица, открыл сумку и отхлебнул из термоса. Очень хотелось закурить, но я опасался, что дым меня выдаст. Оставалось сидеть и ждать. Ожидание оказалось долгим, томительным. Я то и дело смотрел на часы. Когда стрелки подошли к восьми сорока пяти, вдруг послышалось насвистывание, кто-то приближался к палатке, и я распластался на земле. Затем зашуршали опавшие листья и зашелестели виноградные лозы — видно, их нетерпеливо раздвигали в стороны. Идущий не сомневался, что вокруг никого нет. Он не соблюдал никаких предосторожностей.

Вглядываясь сквозь листья, я увидел, что в дальнем конце поляны из зарослей вышел мужчина. На глаз я дал бы ему лет двадцать пять — двадцать шесть. Его длинные черные волосы давно не знали гребенки. Лохматая борода почти скрывала лицо. На нем была темно-зеленая рубашка с длинными рукавами и черные брюки, заправленные в мексиканские сапоги. В одной руке он держал удочку, в другой — уже вычищенные и выпотрошенные две большие рыбины.

Пока он, присев, разжигал печурку для барбекю, я лежал неподвижно и совещался сам с собой. Может ли быть, что этот крутой хиппи и есть Уолдо Кармайкл? Вряд ли, но все возможно. Глядя, как он ловко управляется со своим делом, как перекатываются мускулы под его пропотевшей рубашкой, я подумал, что такая девушка, как Нэнси, вполне могла им плениться.

Когда рыба зашипела на решетке, парень расшнуровал вход в палатку и вошел внутрь. Через минуту он вернулся, держа железную миску, нож и вилку. Я ждал, пока он поест. Но когда он кончил и стал закапывать мусор, я решил, что пора действовать. Бесшумно двигаясь, я снова переметнулся на тропу. Поднявшись во весь рост и нарочно шумно поддавая ногами опавшие листья, я двинулся к поляне. А дойдя до поворота, даже засвистел, Я хотел предупредить его о своем приближении. Чутье подсказывало мне, что возникнуть перед ним внезапно было бы ошибкой.