Евгений НА ВОЙНЕ КАК НА ВОЙНЕ
На досуге - впрочем, весьма относительном, поскольку после инфаркта и последовавшей операции на почках с 9 февраля 1997 года нахожусь на непрерывном и давно уже не оплачиваемом больничном листе,- я просмотрел две статьи “Нового времени”: “Можно ли научить Россию демократии?” (N 17-18) и отклик на нее президента московского Института стратегических оценок Александра Коновалова “Здесь учат не воевать” (N 23/97). Речь там шла о Европейском Центре исследований проб- лем безопасности им. Дж.К.Маршалла, расположенном в живописном альпийско-баварском местечке Гармиш-Партенкирхене, куда А.Коновалов уже несколько лет кряду приглашается препо- давать на 7-8-недель в Колледже стратегических исследований и военной экономики. Что, видимо, и дало ему основания назвать свой опус “размышле- ниями причастного лица в стенах центра имени Дж. Маршалла”. Позволю себе к елею тех словес добавить подобающую истине ложку дегтя, поскольку до сих пор имею честь и несчастье состоять в сотрудниках этого Центра - в 1985 году меня выбрали на должность профессора военно-языковой программы (Professor of Military Language Studies) в Русский Институт при армии США (US Army Russian Institute), ранее - подразделение “Р” (Detachment R), а ныне - Институт Евразийских исследований.
Только что приступившему к работе новому директору профессору Роберту Кеннеди достались в наследство от предшественника доктора Алвина Бернстина не только пара отставных генерал-полковников: американец Джон Отьен и немец Йорг Кубарт (бывший начальник штаба германских ВВС) да бывший посол США в Исландии Маршалл Бремент. Далеко не все тут золото, хоть и блестит. Многолик, интерфейсен и обманчив вид этого военного заведения. С одной стороны, здесь преподавал лучший кремленолог Авторханов, а гордостью выпусков являются такие известные люди, как посол в Москве Мэтлок или генерал Одом (шеф Агентства Национальной безопасности). Отчасти верно, что “диплом Центра в ряде стран приравнен к документу, свидетельствующему о завершении обучения в Академии Генерального штаба” (“НВО” N 19, 1997).
Но есть и другие стороны, двигаясь вдоль которых можно увидеть чересчур многое. Лично для меня эту “драгоценную корону Пентагона” (the Pentagon`s crown jewel) с 1988 года портил монстр, а для начальства - “блестящий офицер”, судя по лживой служебной характеристике на этого самого майора Карлсона (не путать с одноименным шведско-крышным), данной по моему запросу сенатору Хэлмсу. Не счесть было его личных “перлов”: то загонит предпенсионную преподавательницу в нужник и оттуда все глуше доносится допотопно-церковнославянское “изыди, супостат!”; то замахнется ножом на специалиста по Ближнему Востоку профессора Хен-Това; то вынет щипцы, чтоб поговорить по душам с “ленивой русской” (переводчицей на допросе сбитого Пауэрса); то до обморока доведет другого “бывшего” - журналиста из “Известий” Наумова… Слились тут ГУЛАГ, “камера-обскура” и “450 градусов по Фаренгейту”, смешались воедино лозунг Хрущева “заставим тунеядца работать” с известным геббельсовским “работа делает свободным”. Не исключено, что на нас изучалась психология “хомо советикус”. Пришлось разведкой боем самим вырываться из предуготованной клетки. В ответ на наш коллективный протест в 1989 году прибыла специальная комиссия от сенатора Сэма Нанна. Но не помогло - 15 ноября 1989 года полковник Косевич (позднее застрелился) обвинил инструкторов в “подрывной деятельности”. Так мы, сотрудники Русского института, оказались на войне, которая закончилась этим летом полной победой американского военного начальства. На войне как на войне. Если враг не сдается - его уничтожают.
Меня, “главного смутьяна”, не вразумили ни начальственные подножки, ни тайные обыски в кабинете (изъяли без описи переписку с сенаторами Хэлмсом, Нанном, Бентсеном, писателем Солженицыным, неопубликованные рукописи), ни арест на работе 30 ноября 1989 года и принудительная доставка двумя конвойными на допрос в военные уголовно-следственные органы (US Criminal Investigation Division), ни спецбеседа-подталкивание к самоубийству у открытого окна… В 1991 году попробовали уволить за якобы “хроническое непослушание начальству” - так восстановил вашингтонский судья. Каждый раз выходила у них накладка. Но тут подфартило: Владимир Бондаренко в газете “Завтра” (N15 за 1994 год) опубликовал подборку моих стишат “Ни рода, ни числа, ни падежа…” - между вещами Авторханова и Зиновьева. Самого факта публикации в “реакционной прессе” было достаточно, чтобы грянул гром в школе “юных шпионеров” (и с Зиновьева долго не слезали). Оформлению скандала способствовала длительная перекрестная беседа со мной тройки из Антидиффамационной лиги (выяснилось, что даже мою статью “Генезис и пути политического сознания при Горбачеве” в N 63 за 1990 год парижского журнала “Континент” пристрастно прочли)… Тогдашний директор центра доктор Бернстин немедленно отстранил меня от работы на время спецрасследования этой поэзы. “Мы не смогли найти ни одного американского офицера, который бы подтвердил, что доктор Юджин Вертлиб когда-либо сказал что-то непозволительное в аудитории или хотя бы дал повод расценить так его контекст”,- плакался Бернстин интервьюерам от военной прессы и, не удовлетворенный обеляющим меня резуль- татом расследования, распорядился продолжить сыск: по сути, собрать на меня компромат для увольнения, а может - и не только. С этой целью он пытался вовлечь в противоправные действия военных контрразведчиков. В газете “Старс энд Страйпс” от 7 мая 1996 года утверждается, что те вроде бы отказались от сотрудничества с ним под благовидным предлогом: “Не можем… И причина в том, что этот парень - американский гражданин”. Но не тут-то было. Дождавшись целой странички обо мне (“Завтра” N 38, 1996, “Страсти по Вертлибу…”), администрация ринулась шить гнилыми белыми нитками дело о моей якобы “подрывной деятельности в Маршалл-центре”. Мой компьютер на работе вдруг подключили к информационной сети - докажи после этого, что ты не мог вести “сбор информации против Центра”! Мне вменили в вину возможную передачу “иностранному журналисту Бондаренко” трижды секретного полишинеля: изменения формы приглашения лекторов для Маршалл-центра и якобы ознакомление его с открытым докладом АДЛ от 10 октября 1994 года. Такие абсурдные обвинения по фактам ВОВСЕ НЕ ТАЙНЫМ И НЕ СЕКРЕТНЫМ - грязная провокация, напоминающая о возвращении мрачных гуверовско-бериевских времен тотальной шпиономании! Известный маневр: поиск внутреннего врага для сокрытия служебных преступлений. Узаконивалась слежка не только за мной, но также за иностранными журналистами вне территории США: Бондаренко в Москве и фон Крейтором в Швеции.
Напрасно адвокаты предупреждали директора Бернстина о незаконности подобных действий: нарушение свободы слова, прав гражданина США, вмешательство во внутренние дела других стран… Он не внял их предостережению. И процесс пошел при услужливом соучастии полковника Марка Биты и майора Джона Шарпа - фабрикаторов-инсинуаторов, которых вскоре повысили по службе. В какой-то момент прыть правящих приказали поубавить. Но в конце мая 1996 года проблемы Маршалл-центра вспыхнули с новой силой. Эфир американской телестанции NВC готов был взорваться от негодования. Наш протест “подопытных кроликов” достиг критической точки, и официальная ложь не в состоянии была больше сдерживать страсти-мордасти. Тогда министр обороны США Уильям Перри распорядился посерьезнее глянуть на Гармиш. Посмотрели - в глазах потемнело. Директора Бернстина пришлось срочно “этапировать” в Вашингтон (с сохранением годовой зарплаты в 113.000 долларов!). Зато телепрограмма так и не увидела света 11 июня 1996 года - ее сняли с эфира высочайшим повелением в последнюю минуту, а доклад Перри-Вайта засекречен по сей день.
Слава Богу, и немецкая адвокатура, и криминальная полиция, и прокуратура города Мюнхена пристально следят за происходящими в Маршалл-центре “импровизациями” и ведут в настоящий момент тщательное расследование о подрыве американскими вояками на территории Германии моего здоровья и репутации моей семьи. Адвокат Михаэль Мерш в личном послании к заместителю директора Маршалл-центра генералу Джону Отьену предложил немедля выплатить мне минимум двадцать тысяч немецких марок, во избежание для Центра худшего варианта (дело от 21 августа 1997 года в мюнхенской прокуратуре идет под N 50 Js 24166/97). Однако чины армии США, сплоченные страхом разоблачения, не собираются сдаваться и не спешат раскошелиться, ведя себя провокационно и нагло. Смену ценностных ориентиров Ханс Райндл (“Новое время”, N 17-18/97) объясняет тем, что на место старых кадров “…пришли молодые перебежчики с красными корочками авторитетных ведомств”. Полбеды в том, что эти “жертвы перестройки” по-своему понимают и преподносят специфику российского пути в демократию. Настоящая же беда в том, что окологэбэшные и околопартийные кадры нынешнего ИЕИ (Институт евразийских исследований. - Е.В.) беспощадны. Когда надо, в ход идут анонимки и уворованные из “конторских” сейфов документы, а то и полученный по коммерческим каналам компромат. Администрация института приобрела вкус к этой игре и зашла так далеко, что в ходе недавнего громкого судебного дела один из менеджеров, отвечая на вопрос об укоренившейся практике доносительства в институте, по-солдатски прямо заявил: “Да, в моем отделе есть информатор. Он аккуратно доносит нам о том, что происходит в среде преподавателей. РУССКИЕ ВЕДЬ ОБОЖАЮТ ДОНОСИТЬ” (стукача завалили премиями, разными всякими коврижками льгот и щедрот за счет разбазаривания государственных средств). А для того, чтобы подобные субчики с мерзопакостной изнанки демократии не отвратили притяжения к Центру элиты постсоветского мира, приезжающей сюда кто за опытом “просвещенной цивилизации”, кто за престижным дипломом, кто просто отдохнуть от горячих точек и нищеты,- обанкротившейся администрации потребны лакировщики и ретушеры происходящего у них и в мире, эмиссары и имиджмейкеры, фарцовщики компроматом и иные платные лжесвидетели. Конечно, некоторые наивны и верхоглядны. Другие - машинально констатируют что надо, сменив при “перестройке” в своей знаковой системе “СССР-США” плюс на минус. Третьи - конструируют схемы, оправдывающие зло. Одним из первых здесь был редактор журнала “Столица” Андрей Мальгин (“Новое русское слово”, 17 апреля 1992 года).