Взгляд Свиридова упал на весьма навороченный видеомагнитофон «Панасоник-650», притулившийся на полке рядом с довольно-таки простеньким «акаевским» телевизором. Возле него лежала довольно внушительная стопка лицензионных видеокассет, водруженных одна на другую. «Молчание ягнят», «Адвокат дьявола», «Без лица», «От заката до рассвета», «Криминальное чтиво», «Транспойттинг», «Пуля».

Довольно мрачная коллекция, что и говорить.

Свиридов невольно вздрогнул, увидев это название. Да, кажется, в самом деле в последние несколько лет нервы порядком поиздержались и стали не в меру чувствительными. Можно сказать, расшатанными.

«Сердце ангела».

Свиридов вытащил кассету из стопки и, перевернув, прочитал краткую аннотацию: «Частный детектив Гарри Ангел получает заказ найти некоего музыканта Джонни, пропавшего без вести. Но все люди, с которыми он сталкивается в поисках Джонни, загадочным образом погибают: кто-то убивает их со зверской жестокостью. Постепенно Гарри понимает, что разгадку следует искать...»

«...в нем самом», – отчетливо прозвучало внутри Свиридова. И он вспомнил содержание фильма: загадочный адвокат просит найти этого самого Джонни. Гарри ищет, круг смыкается – все люди, которые могут дать какую-то информацию о Джонни, погибают. И наконец Гарри понимает, кто убивает их. И кто тот адвокат, который заказал ему найти Джонни.

Господи, неужели?..

Смутная и зловещая догадка мелькнула в мозгу Свиридова...

Когда он вернулся домой, Фокин все еще сидел в его квартире и мрачно ковырялся в довольно глубокой ранке на руке.

– Надо же так напороться... – смутно бормотал он, заливая ранку спиртом.

– А где Полина? – спросил Владимир. – Она еще не вернулась?

– Нет, – мрачно ответил Фокин. – Она звонила, сказала, что очень много дел и что вернется не раньше чем завтра. К обеду.

– Отлично, – отозвался Свиридов и надел наушники, намереваясь прослушать происходящее в квартире Бориса Мироновича Шевцова – конечно, если вернулся хозяин.

Хозяин вернулся. И сейчас он говорил с кем-то по телефону. Голос его собеседника, глуховатый и полный скрытого раздражения, неспешно выкатывал тяжелые и внушительные, как булыжники, слова, которые тут же заставили Владимира затаить дыхание:

– Боря, я знаю, что у тебя сегодня был этот парень, которого нанимал Роман. Надеюсь, ты был достаточно скромен?

– А чего мне скрывать? – дрожащим голосом спросил Борис Миронович. – Это же не я...

– По телефону такого не говорят, – перебил его собеседник. – Надеюсь, ты ничего не говорил про Полину и про «сердце ангела»?

– Н-нет...

– Красивое название, правда? Я придумал. По аналогии с кокаином – «angel dust», «пыль ангела», как называют кокс забугорные «торчки». Ну, так там действительно пыль, а тут – «сердце».

– Тебе про кокс лучше знать, это не мой профиль.

– Что-что? – насмешливо поинтересовался собеседник.

– Да нет... все нормально.

– А зачем ты вообще домой поперся? Я же говорил тебе, чтобы ты все подготовил к операции. Мы будем в десять.

– Я не был дома двое суток, – в голосе Бориса Мироновича послышались обиженные нотки, – в конце концов, я человек или нет? Я уже сорок часов нормально поесть не могу, а ты еще хочешь, чтобы я после этого нормально отработал. Так нельзя, Ваня, – уже примирительно закончил он.

– Ну, ладно. Но только в десять, или нет, – в одиннадцать все должно быть подготовлено. Давай.

Свиридов повернулся к Фокину, который продолжал мрачно латать свою поврежденную конечность, вожделенно вдыхая при этом спиртовые пары и подозрительно косясь на друга, и сказал:

– Афоня, тебе приходилось при жизни общаться с Кирилловым?

– Да видел я его раза два... в кабаке. В «Хамелеоне».

– Два?

– Два.

– А разговарить не приходилось?

– Да какое там разговаривать! Он там телку какую-то морально готовил к неизбежному...

– К аморальному и оральному? – усмехнулся Свиридов.

– Вот-вот. Ну, пили мы с ним раза... два. На брудершафт из них... раза три.

– Интересная арифметика получается. Значит, его голос ты слышал?

– Ну да. А что? Он со мной из могилы говорить собрался, что ли? Поелику вопрошахом сущим во гробех...

– Я тут один разговорчик записал, – перебил Афанасия Свиридов. – Послушай. Думаю, тебе должно быть интересно.

Фокин надел наушники и стал слушать. По мере того как запись разговора двигалась к завершению, его широкое, заросшее густой щетиной лицо все больше вытягивалось. Потом он отшвырнул наушники и спросил:

– А кто дал тебе эту запись?

– То есть как дал? Я сам ее записал...

– Да ты не мог ее записать! Потому что ты приехал в Нижний уже после того, как ухлопали Кириллова.

– То есть...

– То есть это Кириллов разговаривает с каким-то хмырем. Борисом Мироновичем, кажется, он его называл.

Свиридов поднял голову и пристально взглянул на Фокина. Потом внимательно посмотрел ранку на его руке и сказал:

– Ты уверен в том, что это Кириллов? Что это его голос?

– Да, уверен! Только откуда у тебя эта запись?

– Я записал ее только что, в твоем присутствии. Когда ты так яростно нюхал спирт...

Фокин широко раскрыл глаза и сказал деревянным голосом:

– Может, ты скажешь, что у меня началась белая горячка, но мне действительно показалось, что это голос Кириллова.

– Почему белая горячка? Ты же только что говорил, что уверен – это он.

– Но он же подох!

– Значит... воскрес, – холодно сказал Свиридов.

– Я тебя не понимаю...

– Неудивительно. Я тоже тебя не понимаю. Но теперь у нас есть прекрасный шанс расставить все точки над «i». Надо поехать в гости к Борису Мироновичу.

– Но я хотел поспать... глаза слипаются, – запротестовал Фокин.

Но Свиридов не стал его слушать.

– Потом поспишь, – коротко сказал он. – Будет тебе и ванна, и чай с какао. Поехали!

Уже через пятнадцать минут Фокин и Свиридов стояли перед дверью, которую Владимир сегодня уже открывал за считанные секунды при помощи своих универсальных «капелловских» отмычек.

Но теперь хозяин был дома, и к таким противоправным методам проникновения в квартиру прибегать не имело смысла.

Владимир позвонил несколько раз. Потом оглянулся на бледного Фокина, которому все происходящее, по всей видимости, нравилось все меньше и меньше.

– Кто там? – наконец раздался за дверью слабый голос.

– Откройте, Борис Миронович. Это Владимир. Я был у вас сегодня на работе.

– Простите, но у меня сейчас нет времени. Если вы хотите меня видеть, то зайдите завтра во второй половине дня ко мне в клинику.

– Сожалею, Борис Миронович, что вынужден беспокоить вас, но мне нужно видеть вас немедленно. Не думаю, что это отнимет много времени.

Через несколько минут дверь отворилась. Шевцов, помятый и бледный, в вытертых джинсах, тапочках на босу ногу и голый до пояса, мутно посмотрел на Владимира и сказал:

– А... ну проходите. Только ненадолго. Я в кои-то веки вырвался домой, чтобы немного поспать. Погодите... вы что, не один? Это кто с вами?

– Это тот самый господин Фокин, о котором мы с вами говорили сегодня, – сказал Владимир, проходя в прихожую. Пропустив Афанасия, он закрыл за собой дверь. – Он тоже отчаянно хотел спать. Так что я получаюсь полным извергом. Не дал поспать двум хорошим людям. Ну, ничего. Повод для этого очень неплохой... Борис Миронович, у вас есть что-нибудь из аудио?

– Центр, – сонно ответил тот. – А что?

– Я хотел бы без предисловий дать вам прослушать одну запись. А потом мы поговорим. Хорошо?

– Ну хорошо, – несколько удивленно ответил тот.

– Странно... у меня было предчувствие, что я могу не застать вас дома, – вдруг сказал Свиридов. – Очень рад, что ошибся.

И он поставил кассету в деку музыкального центра.