В ПРИФРОНТОВОЙ КРАПИВЕ

В те дни Чита, захваченная семёновцами и японскими оккупантами, была "пробкой", которая заткнула железную дорогу и мешала продвижению Красной Армии, освобождавшей Дальний Восток. Для решающего штурма к городу подтягивались красноармейские части. С одним из эшелонов, подходивших с запада, приехали Цыган и Трясогузка. Они уже знали, что дальше по железной дороге проезда нет. Надо было искать обходные пути. Короткое совещание со своим единственные подчинённым Трясогузка провёл на заброшенном огороде, густо поросшем крапивой. - Думай! - приказал командир. - Сиди и думай, как пробираться дальше. Цыган почесал обожжённую крапивой ногу и сделал сосредоточенное лицо. Оба молчали несколько минут. По одежде, по лицам было видно, что ребята долго добирались до этой прифронтовой станции и ехали не в спальном вагоне прямого сообщения. В них ничего не осталось от тех приглаженных мальчишек, которые несколько месяцев жили в домике старых учителей, мылись по утрам, завтракали ровно в половине девятого и по будильнику начинали слушать урок. Они опять превратились в обычных беспризорников. - Придумал? - спросил командир. - Придумал. - Ну? - Надо позавтракать. Раньше за такой ответ Цыган обязательно получил бы затрещину. Теперь времена изменились. Трясогузка командовал культурно. Он даже не замахнулся. Обжёг Цыгана крапивным взглядом и сказал: - Ладно! Еда будет!.. Сиди и думай! Он ушёл, осторожно раздвигая жгучие стебли. Обычно еду добывал Цыган. Надо бы и сегодня послать его. Но командир погорячился. Отступать было поздно, и он поплёлся к станции, забитой войсками. На станции и вокруг неё завтракали и отдыхали перед отправкой на передовую бойцы одного из полков. Стояли пирамиды винтовок, серыми грудами лежали скатки. Разбившись повзводно, красноармейцы получали у походных кухонь кашу, чай и хлеб. Здесь было где развернуться Цыгану. Он бы не вернулся пустой. А Трясогузка не знал, с чего начать. Особенно опасался он политработников. Ни один из них не пройдёт мимо беспризорника. Обязательно прицепится и не отстанет, пока не отправит с кем-нибудь в тыл со строгим наказом - сдать в ближайшую деткомиссию. Трясогузка так навострился, что мог издали безошибочно отличить политработника от любого другого командира. Но и других надо было бояться. Несдобровать, если подумают, что он воришка. Ведь всякое бывает. Беспризорник - он и винтовку по глупости украсть может. Или котелок "уведёт". И решил Трясогузка идти открыто, напрямик, чтобы никто не мог принять его за воришку. У водокачки нашёл он старое, но довольно чистое ведро, прикрыл дырявое дно широкими листьями лопуха, выбрал кухню, у которой стояла самая короткая очередь, деловито направился к ней и пристроился сзади последнего бойца. Это был пожилой красноармеец в полинявшей гимнастёрке с заплатами на локтях. Боец повернулся и с удивлением оглядел и мальчишку, и ведро. Трясогузка стоял с независимым видом, будто ему так и положено - стоять в этой очереди. - Ты... чего? - спросил красноармеец. - А ты чего? - ответил Трясогузка. Встречный вопрос озадачил бойца. - Я?.. Я - за кашей. - И я не за щами! - отрубил Трясогузка. Красноармейцы из очереди стали оглядываться. Увидев мальчишку с большим ведром, они заулыбались. - На взвод берёшь или на роту? - крикнул кто-то. - На армию! - отрезал Трясогузка под общий хохот. На любой вопрос он отвечал резко и быстро, не задумываясь, но не забывая смотреть по сторонам: нет ли поблизости политработника. - Ты откуда? - спрашивали у него. - Я не откуда, я - куда! - Ну и куда же? - В Читу! - Рано ты туда собрался - мы ещё семёновцев оттуда не вытурили! - Нам ждать некогда! Мы сами эту пробку выдернем! - Ишь ты! Про пробку знает! - удивились красноармейцы. - А штопор-то есть? - Мы всё имеем! - Кто ж это - вы? - Я сказал - армия! - Трясогузка многозначительно щёлкнул по ведру. - А ну - расступись! - крикнул бойцам стоявший перед Трясогузкой красноармеец. - Накормим эту армию! Пусть пробку вышибает! Трясогузку подтолкнули к кухне. Повар заупрямился, но вокруг так загалдели, что он махнул рукой и опрокинул в ведро три полных черпака каши... К Цыгану Трясогузка пришёл без ведра - спрятал его в крапиве. Спрятал и появился с постным лицом. Спросил не очень грозно: - Придумал? "Плохи дела у командира! Не выгорело с едой! Это тебе не приказы приказывать!" - подумал Цыган и сказал: - Есть на примете один номерок... Силовой... Только в цирке силовиков чистым мясом кормят! - Какой номерок - выкладывай! - А такой - пёхом! - Пёхом? Через фронт? - переспросил Трясогузка. - Тебя за этот номерок не только мясом, а и кашей кормить не стоит!.. Были бы у меня резервы списал бы я тебя в обоз или вообще выгнал из армии! Трясогузка зашёл за кусты, вернулся победителем и торжественно поставил перед Цыганом ведро с кашей. - Помолись на командира и ешь!..

ОМУЛЁВАЯ БОЧКА

Линия фронта пересекала и железную дорогу, и реку Ингода. Она начиналась где-то у границы и протекала вблизи Читы. К этой реке, которую никак нельзя было миновать, и подошли вечером боец и командир армии Трясогузки. - Устал? - спросил командир. Цыган устал меньше Трясогузки. - Можно ещё - пока не стемнеет. - Не спорь! - прикрикнул командир. - Вижу - устал!.. Привал! - и он первый не сел, а свалился в густой брусничник. Река просматривалась очень далеко - до самого изгиба. Казалось, что там она упирается в лес и больше никуда не течёт. Из-за леса изредка долетали пушечные выстрелы. Отдалённые, еле слышные. А здесь было мирно и спокойно. Но и тут когда-то шли бои. На высоком пригорке виднелись опустевшие окопы. Внизу, у воды, зияла воронка. Крупный снаряд угодил под корни высокой сосны, выкорчевал её и сбросил в реку. Сосна лежала в воде, цепляясь за берег одним суком. Прогудел какой-то жук. Сухо ударился в гитару, висевшую у Цыгана за спиной. Трясогузка приподнял голову, но так ничего и не сказал. Вымотался мальчишка. Цыган понимал это и щадил командирское самолюбие. Он перекинул гитару и тихонько запел:

Славное море - священный Байкал, Славный корабль - омулёвая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал...

Песня всегда вовремя. Трясогузка слушал дружка, и усталость постепенно уходила. - А кто этот - Баргузин? - спросил он. - Кавказец? - Ветер, - задумчиво ответил Цыган. - А бочка омулёвая? - Бочка как бочка... А омуль - рыба... Её в бочках засаливают. - Почему же корабль? - Захочешь с каторги смотаться - поплывёшь и в бочке! И опять они долго молчали. Трясогузка даже вздремнул, глядя на мелкую речную рябь. И привиделось ему в полусне, что плывёт он в таинственной омулёвой бочке, а на шесте вместо паруса - замызганный пиджачишко, и какой-то грузин дует в него, широко оттопырив щёки. Открыл глаза - ни грузина, ни бочки. Пусто на реке. Лишь сосна чуть колышется на воде у берега. Смотрел-смотрел на неё Трясогузка и вдруг расплылся в счастливой улыбке. - Я отдохнул, - сказал Цыган. - Могу идти дальше. - Можешь! - весело подхватил командир. - Разрешаю! Валяй-топай по бережку! А я поплыву!.. Жаль, что бочку забыл прихватить, но зато есть у меня сосна! Сосёнушка! Да она обоих нас выдержит, и ещё место останется!.. За мной! Они скатились к воде и осмотрели свой будущий корабль. Сосна была толстая и густая. Большая часть веток скрывалась под водой, но и тех, которые торчали вверх, хватало, чтобы надёжно спрятать двух-трёх человек. И самое главное - сосна держалась за берег одним суком. Сломай его - и корабль отчалит. Трясогузка уже не чувствовал никакой усталости. Он опять превратился в волевого командира. Приказы посыпались один за другим. Цыган сбегал к окопам, разыскал и принёс несколько досок. Пока Трясогузка устраивал под гущей веток удобное сиденье, Цыган притащил большой камень, перебрался с ним с берега на сосну и, когда командир приказал отчаливать, со всей силы обрушил камень на сухой сук. Тот надломился, и берег стал медленно отдаляться. - Славный корабль - омулёвая бочка! - фальшиво и радостно пропел Трясогузка. - Кто надоумил? - спросил Цыган, усаживаясь на доску позади командира. Трясогузка предпочёл не отвечать. Сумерки сгущались. Сосну вынесло на середину реки. Справа и слева уплывали и растворялись в вечерней дымке прибрежные деревья. За ними уже ничего не было видно - сплошная тёмная синева. - А вдруг нас к белякам прибьёт? - прошептал Цыган. - Ты не того бойся! - тоже шёпотом ответил Трясогузка. - А чего? - Красных!.. Вот к ним прибьёт - хана! Детдома не миновать! - Лучше в детдом, чем к семёновцам! - возразил Цыган. - Дура! - не зло обругал его Трясогузка. - Сравнил детдом с белыми! Детдома бояться нечего, только неохота туда. Пока тебя там кормят да учат, никаких семёновцев не хватит - всех расколошматят! И так уж почти никого не осталось... Колчака нету? Нету! Выйдешь из детдома, как в рай. Сидят вокруг люди под деревьями и Микины ананасы лопают. Спросят у тебя: а где ты был, когда мы воевали?.. Сосна, царапая сучьями дно на перекате, миновала изгиб реки. Впереди замерцали огоньки. На берегу стояли части второго эшелона красных. Горели костры. Ржали лошади. - Помкомвзво-о-од! - пролетел над водой звонкий голос. Мальчишки больше не разговаривали: по воде даже шёпот слышен далеко. Молча следили они за огоньками. Одни пропадали сзади. Впереди показывались новые. Но чем ближе к передовой, тем реже попадались они. Здесь соблюдали маскировку. Наконец оба берега погрузились в полную темноту и слились с чёрной водой. На небе не было ни звёздочки. Сосна плыла так плавно, что мальчишкам почудилось, будто всё остановилось, даже время. Это было очень неприятное ощущение. Они обрадовались, когда на берегу неожиданно затарахтел пулемёт. Пока он стрелял, за стволами деревьев пульсировало бледно-оранжевое пятно. Оно хоть и медленно, а всё-таки двигалось значит, сосна плыла. И опять наступила беспросветная тьма. И опять остановилось время. Сколько прошло: полчаса, час или пять часов - ни Цыган, ни Трясогузка не могли определить даже приблизительно. В глазах рябило, и они не сразу поверили, что впереди снова мелькнул огонёк. Но вот блеснул ещё огонёк, третий, четвёртый, - и всё вернулось на свои места: и река, и берег. И время снова стало ощутимым. - Передовую проплыли! - повернувшись к Цыгану, прошептал Трясогузка. - Тут - умри! Тут не детдомом, а пулей пахнет! Теперь сосна плыла в расположении семёновских войск. Мальчишки устали от долгого напряжения и всё чаще клевали носами. Цыган стукнулся лбом в спину Трясогузки. Командир повернулся, заботливо придвинул обмякшего дружка к толстому суку. - Обхвати, а то ещё нырнёшь в воду... Так они плыли ещё несколько часов, пока на посеревшем небе не проявились зазубрины еловых макушек. Трясогузка потряс Цыгана за плечо. - Проснись - светает! - Я не сплю... Просто кимарю... А что? Это была шикарная ночная пантомима! - Куда шикарней! - усмехнулся Трясогузка. - Ты ещё сухой? Сейчас будешь мокрым! Залезать в воду мальчишкам не хотелось, но на сосне к берегу не подгребёшь - сил не хватит, а ждать, когда она сама уткнётся в отмель - опасно. Станет совсем светло - их наверняка заметят. Мальчишки разделись, связали одежду в один узел. С ним поплыл Трясогузка. Цыган грёб правой рукой, а в левой держал над водой любимую гитару.