Она подняла головку душа и включила воду:

— Так что я…

Поросенок задергался. Его коричневая шкура закипела, расширилась, закрутилась, как быстро надутый воздушный шар, потускнела и моментально превратилась в голого человека. На мгновение они уставились друг на друга в полном шоке. Элина уловила вспышку широких плеч, молодого лица и темных напряженных глаз под коричневыми бровями. Мужчина поднял свою руку, произнес заклинание и исчез.

Это уже было чересчур. Элина уронила головку душа. Ее колени согнулись. Она села в ванну и разразилась слезами.

Кто-то стучал в дверь. Элина проигнорировала.

Мама распахнула дверь и внесла поднос.

— Прошло три дня, — сказала она. — Я понимаю, ты не хочешь спускаться вниз, покушать с семьей, но ты должна есть что-нибудь кроме сэндвича в день.

Сэндвич в день — было великолепной выдумкой Элины. Таким образом, ей не надо было иметь дело с вопросами от сестры и Бориса.

Мама поставила поднос вниз и села рядом с ней на кровати:

— Хочешь поговорить об этом?

Элина покачала головой.

Мама поджала свои губы:

— Это не то, о чем я с твоим отцом думала. Если бы мы знали, что все таким образом обернется, я бы никогда не позволила тебе выйти из дома. Если это поможет — такая история не повторится. Все говорят о том, как Турманы попали в кучу проблем. Они ухитрились обидеть одну из аристократических семей, очень могущественную. Сомневаюсь, и как в этом мире они вообще вступили в контакт с ними — должно быть через их банк. По слухам, Турманам необходимо выплатить огромную сумму, чтобы избежать вражды. Они ликвидируют свои инвестиции, чтобы добыть наличность.

Элина оторвалась от своей книги:

— Так что, свидание было совершенно напрасным?

— Выходит так.

Представить только. Может, она была проклята.

Зазвонил звонок в дверь.

— Я мигом вернусь, — мама пододвинула поднос в ее направлении. — Ешь. Пожалуйста.

Элина посмотрела на поднос. Картофель фри и кусок запеченного цыпленка. По крайней мере, это была не свиная отбивная котлета. Она бы не дотронулась до еще одного куска свинины, даже если бы умирала с голода.

Мама появилась в дверном проеме:

— Пошли, — ее голос не оставлял возможности для проведения переговорного процесса в комнате.

Элина вздохнула и встала: «Ну, что теперь?»

Она последовала вниз за мамой в фойе. Наружная дверь была открыта. Она увидела своего папу на крыльце с жалобным выражением лица, невиданным ею прежде. Мама слегка подтолкнула, продвигая ее за дверь к солнечному свету.

— А вот и она, — услышала Элина, как сказал папа, а затем прошмыгнул мимо нее в дом и закрыл дверь.

От солнечного сияния Элина прищурилась и подняла свою руку к глазам: «Широкие плечи, темно-карие глаза, темно-русые волосы, коричневые…»

— Это ты!

Он кивнул головой:

— Да.

Жар бросился к ее щекам, и она поняла, что покраснела.

Он был лет двадцати и выше Элины на пол фута. Даже в зеленой футболке было ясно, что он был мускулистым, но его широкие плечи и мощная грудь утончались ниже, далее к узким бедрам и длинным ногам, которые имели очень хороший вид в синих джинсах и бутсах. Он стоял на расслабленных ногах, с натуральной осанкой, но как-то элегантно, несмотря даже на слегка растрепанные волосы. Его кожа была загорелой, и его лицо заставило ее сильнее покраснеть. Его глаза были очень темными, как горький шоколад, и умными. Он точно не был красавчиком, но определенно был привлекательным и очень мужественным.

И он видел ее обнаженной. После того, как она прогонялась за ним через половину Старого Города, прижимала его к своей груди, носилась с ним вокруг да около добрых пятнадцать минут, а потом рассказала ему историю своей жизни.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — эхом отозвалась она, испытывая огромное желание каким-то образом провалиться под крыльцо и исчезнуть.

Он провел рукой по своим волосам.

— Реально это более неловко, чем я думал, что может быть.

Он бы не получил возражений от нее.

Он снова провел рукой, прижимая свои волосы. Что-то блеснуло на его руке. «Перстень, — ее шокированному мозгу потребовалось целых три секунды, чтобы переварить значение рельефного герба на нем. — Патриций? О боже». Он принадлежал к одной из весомых семей магов тяжелой категории.

— Меня зовут Дункан. Ты хотела бы пойти на свидание со мной? — спросил он.

Элина отпрянула. Он испытывал чувство жалости к ней.

— Я не нуждаюсь в благотворительности.

Дункан сделал маленький шаг назад.

— Ясно. Я понимаю, учитывая обстоятельства. Ну, если ты себя чувствуешь ублаготворяемой, я оставил свой номер у твоего отца…

— Я имела в виду, что мне не нужно, чтобы ты пошел со мной на свидание только из жалости, — сказала она и чуть не потеряла сознание от собственной храбрости.

— Жалость?

— Да. Я рассказала тебе все. Видимо, ты думаешь, что я своего рода истеричная тупая дура, над которой можно посмеяться. На самом деле, вся моя сила воли уходит на то, чтоб не убежать с криком подальше, а стоять и говорить тут с тобой.

— Довольно-таки много из всей моей силы воли ушло на то, чтобы пригласить тебя на свидание, — сказал Дункан. — Я имею в виду то, что я был свиньей. Должно быть, и есть куда более худший способ быть представленным красивой девушке, но вот не могу придумать ни одного. Если что, то здесь посмешищем являюсь я. Я, пиромаг II-го уровня.

Элина заморгала: «Пиромаг II-го уровня». Он мог бы испепелить целые городские кварталы в считанные минуты.

— Я получил специальную подготовку. Но умудрился вляпаться прямо в ловушку, устроенную тремя панками, которых я должен был бы уложить вслепую и со связанной за спиной одной рукой. Хорошо, что академия закрыта летом, а то моя парта была бы вся в свиных ушах, — тихо проворчал он, вполовину своего голоса.

— Каким образом ты?..

— Моего друга загнала стая диких собак на склад в этом районе, — сказал он. — А потом, когда его семья пришла на выручку, они попали в засаду. Бешеная собака классифицируется как иллюзия надвигающейся опасности. Это нелегально. Я спустился, чтобы разглядеть, не остались ли какие-нибудь следы иллюзии, идущие за остаточной магией, и угодил прямо в ловушку. В мою защиту — это была очень хорошая ловушка, трансмутационная мина малой дальности военного класса. Я не знаю, черт возьми, где Чад и его подручные достали ее, но владеть ею нелегально. Более того, в то время как защита территории семьи является законной, установка ловушек и вызов иллюзий надвигающейся угрозы доведет слишком далеко. Чад знал — то, чем он занимался, могло бы посадить его прямо в лужу, и как только они засекли меня, он сказал пареньку поменьше…

— Марки, — предложила Элина.

— Марки, перерезать мне горло.

Она скрестила свои руки:

— Он сошел с ума.

— Он знал, что магия мины в конце концов снимется, и у него не было заговора, влияющего на меня, когда я был человеком. Было намного легче устранить меня, пока я был свиньей. К счастью для меня, ни Марки, ни его приятелю не хватило шариков сделать это. Вероятно, Чад решил убить меня лично, но я принял решение не идти кротко на убой. А остальное — ты знаешь. Как только снялся эффект мины, я направился назад домой и вернулся обратно с кавалерией. Самое важное в военных минах — когда они срабатывают, они оставляют магическую тропу, по которой даже идиот мог бы следовать. Мы схватили Турманов за горло. Этот глупый трюк будет стоить им их финансовой безопасности, и если они сыграют так хорошо, как нам нужно, мы можем снизойти и не выдвигать обвинений. Смотри, я знаю, мы встретились не при самых лучших обстоятельствах. И никто, больше чем я, не хочет забыть о том, что когда-либо был свиньей.

— Так почему ты здесь?

«И почему мое сердце бьется, как после пробежки мили за минуту?» — добавила про себя.

Дункан улыбнулся. У него была ослепительная улыбка — она освещала все его лицо, заставляя ее улыбнуться в ответ.