– Как же, помню. Франция.

– Один гад испортил твой пиджак. Восстановлению он не подлежит.

Глаза Мещерского увлажнились, уголки губ поползли вниз.

– Надо же. Какая досада. Очень жаль.

– И мне жаль. Надо как-то поправить положение. Не могу же я ходить в этом дерьме. Тем более я завтра уезжаю в Москву.

В глазах Мещерского блеснула робкая надежда.

– На повышение? Наверх забирают?

– Уезжаю всего лишь в короткий отпуск. Так что будем делать?

Мещерский был разочарован ответом. Он сделал вид, что не понял иносказаний милиционера.

– Хорошо, что вы зашли. На складе есть хорошие женские платья. И недорогие. Для вашей знакомой, для Елены Николаевны самое то.

Девяткин тяжело вздохнул. В этом городке даже сугубо личная жизнь становится достоянием широких кругов общественности. Вот и завмаг уже знает, имя любовницы Девяткина. Знает, какое платье ей подойдет.

– Мне не нужны платья, тем более дешевые. Мне нужен мужской костюм. Приличный. Типа того, что на тебе.

– Таких, к сожалению, нет.

– Ты хочешь, чтобы я вызвал своих ребят и вместе с ними пошел на склад? И посмотрел, что у тебя там есть и чего нет? А начну я с твоего кабинета, с этого вот шкафа. А заодно уж, поскольку начал, займусь и левым товаром. И водку проверю, который ты в продуктовой секции выставил. И все остальное.

– Я не могу одевать милицию за свой счет. Иначе в трубу вылечу.

– Бандитам ты платишь, и в трубу ещё не вылетел. А милиционерам помочь не желаешь? Вот ты как? Ладно…

– Кому я плачу? – захныкал Мещерский.

– Тебе имена назвать? Ты вообще чего хочешь? Чего ты добиваешься?

Бессмысленные вопросы поставили хозяина кабинета в тупик. Девяткин славился крутым нравом и его скрытые угрозы наверняка не пустой звук. Мещерский сдался. Его жалкое сопротивление с самого начала было бесполезным.

– Я не сказал, что не желаю помочь милиции. Помогу. Это мой святой долг.

– Ну, наконец-то. Вот и умница. Значит, костюм. И ещё троечку сорочек. Фирменных. А не то китайское барахло, что валяется в торговом зале. И галстук. И ещё пару летних ботинок. Самых лучших.

Через сорок минут Девяткин ушел, сжимая ручки фирменных сумок. Директор универмага заметался по кабинету, как таракан по освещенной кухне. Лучший костюм, который Мещерский выписал из Москвы для свояка, как назло, оказался впору Девяткину. И туфли тоже подошли. Про такие мелочи, как рубашки, носки, пару галстуков и говорить не стоит.

– Чертов вымогатель, – прошептал Мещерский себе под нос. – Тебе не костюм нужен, а бушлат деревянный. Жаль, тебя в субботу Клоп не подстрелил. Мать его, он думает, что я корова. И приходит сюда с доильным аппаратом.

Ночь не принесла прохлады. Девяткин, накрывшись легкой застиранной простыней, лежал на спине, уставившись взглядом в черный потолок. Одна мысль о том, что в такую жару можно заниматься любовью, навевала мертвенную тоску. Он очень рассчитывал, что нынешним вечером Елена не нагрянет в его холостяцкую берлогу. Он не принял душ, отложив это дело до утра. И вправду, зачем принимать душ, если ты ложишься в постель один?

Но расчет оказался неверным, Елена все-таки пришла на ночь глядя. И вот теперь лежит рядом, как немой укор. И надо бы сходить в душ, а затем отметиться на прощанье. Но Девяткин все тянул, вставать не хотелось. А может, жара и духота стимулируют женскую половую потребность? Возможно. Или женское начало просыпается именно в тот момент, когда у мужчины это желание падает ниже ватерлинии. В такую жару думать не хочется, не то что совершать лишние телодвижения.

– Ты спишь? – спросила Елена.

– Сплю, – ответил Девяткин, продолжая разглядывать потолок.

– Когда ты вернешься?

– Кто, я? – переспросил Девяткин, будто в комнате кроме него находился ещё кто-то, третий. – Через недельку.

– Зачем ты едешь в Москву?

– По делу.

– По какому делу?

– Слушай, у нас что, вечер вопросов и ответов?

Девяткин отвернулся к стене. Решено, в душ он не идет. И отмечаться на прощание не будет. Лена потерпит недельку. А если невтерпеж, если похоть одолела, пусть гульнет. Звонок в прихожей раздался так неожиданно, что Девяткин вздрогнул.

– Кто это? – спросила Лена.

– Может, твой бывший муж, – предположил Девяткин. – В очередной раз предложит тебе вернуться.

– Серьезно, кто это?

На этот раз он не ответил. Слез с дивана, вытянув вперед руку, шлепая по полу босыми ногами, дошел до стены и включил свет. Новый звонок, длинный и требовательный. Натянув на себя майку, Девяткин вышел в прихожую, заглянул в глазок. С той стороны порога незнакомая пожилая женщина. Девяткин крутанул замок, распахнул дверь. Не здороваясь, женщина полезла висящую на плече почтовую сумку, протянула Девяткину сложенный вчетверо листок.

– Срочная телеграмма.

Почтальон раскрыла регистрационную тетрадь, Девяткин расписался огрызком карандаша. Закрыв дверь, развернул листок и прочитал текст. «Навстречу мне, как баржи каравана, столетья поплывут из темноты. С чувством жму твою дружескую ногу. Леонид Тимонин». Телеграмма отправлена сегодня из подмосковного Сергиева Посада.

От неожиданности Девяткин опустился на табурет. Леня, вот он и объявился, вот и нашелся. Но какие баржи? И навстречу кому они поплывут?

Девяткин потянулся к телефону, набрал номер квартиры Леонида Тимонина. Ирина Павловна взяла трубку после третьего звонка.

– Простите, я не поздно? – Девяткин мял в руках телеграмму.

– Нет, нет, я жду вашего звонка. Вы взяли билет?

– Взял, – Девяткин назвал поезд и вагон. – А от Лени нет известий? Ни звонка, ни телеграммы не поступало?

– К, сожалению, нет, – Ирина Павловна кашлянула. – Если бы Леня дал о себе знать, я бы с вами немедленно связалась.

– Понятно. Это я так спросил, на всякий случай. Спокойной ночи.

– Спокойной. Водитель машины вас встретит.

Ирине Павловне лучше не знать об этом маразматическом послании, – решил Девяткин. В эту минуту он не мог объяснить себе, почему не рассказал жене Тимонина о телеграмме. Интуиция сказала – молчи. И он смолчал, потому что привык слушаться внутреннего голоса.