Телефон ожил после обеда, ожил, и уже звонил не переставая. Девяткин едва успевал назначать встречи абонентам. Первым посетителем оказался директор музыкального магазина Вельдман. Он долго рассматривал милицейское удостоверение Девяткина, решая, стоит ли вести откровенные разговоры с этим человеком. Наконец, приняв положительное решение, директор вытащил из кармана районную газету с фотографией Тимонина, развернул её. И с силой ткнул пальцем в портрет своего обидчика. Палец насквозь продырявил газетную страницу

– Сукин сын, – сказал Вельдман, скомкал газету и бросил бумажный мусор в корзину. – Он просто натуральный псих. Самый психованный из всех психов вместе взятых.

Директор пришел сюда не за обещанным вознаграждением, не за деньгами. Ему не нужны были слова утешения или сочувствия. Он жаждал только одного – мести. Вельдман отказался присесть на стул, он так волновался, мысленно переживая прошлые страхи, что вел разговор стоя. Говорил с нутряным присвистом, задыхаясь, как астматик во время приступа.

– Этот человек пришел в мой музыкальный магазин. Сперва играл на рояле и пел песни. Да, представьте себе: пел песни. А потом избил всех служащих и разнес все вокруг. Молотком размолотил коллекционный рояль.

Директор погладил рукой огромную шишку на лбу, похожую на синеватый рог. Эту травму оставил вертящийся табурет, запущенный Тимониным в директорскую голову.

– Сволочь, он уничтожил магазин, главное, рояль раскурочил, – сказал директор. – Просто-таки меня разорил, по миру пустил. Рояль, который его мизинца не стоит… Боже мой. Это даже не музыкальный инструмент, а произведение искусства, исторический памятник. Если бы вы знали, каких сил, каких трудов стоило мне его достать.

Когда Вельдман произносил слово «рояль», он всякий раз хватался за сердце, щупал пальцами левую половину груди и едва слышно постанывал. На веках закипали слезы, готовые скатиться вниз по розовым щекам.

– Ничего, – утешил Девяткин. – Не расстраивайтесь. Рояль – это все лишь рояль. Не больше и не меньше. Все хорошо, что хорошо кончается.

– Вы смеетесь? – в глазах Вельдмана стояли слезы. – И это, по-вашему, хорошо?

– Разумеется, – кивнул собеседник. – Ваша голова осталась на плечах, вы живы и даже не очень пострадали, если не считать шишки на лбу. А ведь вы встретились с очень опасным человеком. Скажу по секрету: когда он служил в Афганистане, то собрал большую коллекцию душманских ушей. Отрезал их и сушил на веревочке.

– На веревочке?

– Вот именно. Одно время пытался собирать скальпы, но они долго не хранились, невыделанная кожа расползалась. И он бросил это занятие. Ваши красивые уши, а то и скальп, могли бы пополнить его собрание. Возможно, у него не оказалось под рукой ножа, чтобы отрезать уши или ещё какой-нибудь жизненно важный орган.

Вельдман потрогал уши, решив, что рояль роялем, но иметь вместо родных ушей целлулоидовые протезы на крючках, жить с ними, пристегивать по утрам и отстегивать на ночь… Нет, такая музыка не для него.

– Кстати, у этого человека есть ещё одно хобби.

– Какое? – заинтересовался Вельдман.

– В прежние времена ради удовольствия он ломал людям ноги. Возможно, он просто вас пожалел. Проявил милосердие.

– И это милосердие? – директор показал пальцем на синий рог. – За такое милосердие убивать надо.

Вельдман покинул гостиничный номер, недовольный состоявшимся разговором. Этот мент заступается за матерого преступника. Такое впечатление, будто он в коллегию адвокатов записался, а не в милиции служит. Саша Боков, во время разговора тихо сидевший в уголке, подал голос.

– Лично я в эту сказку не верю, – сказал он. – Ну, что Леонид Степанович разгромил музыкальный магазин, кого-то там избил и молотком уничтожил коллекционный рояль. Тимонин человек высокого полета. Не того масштаба личность, чтобы погромы устраивать. Вероятно, хулиган был очень похож на Тимонина. Этот чертов еврей просто обознался.

– Возможно, – кивнул Девяткин, рассказ Вельдмана и его поставил в тупик. – Действительно, как-то это все сомнительно. Но совпадений слишком много.

Другие посетители разочаровали Девяткина. Приходили два пьянчужки, которые утверждали, будто видели Тимонина на улице возле продуктового магазина «Астар». Якобы Тимонин купил им две бутылки белой, но пить водку не стал, просто ушел неизвестно куда. Эта информация ничего не давала Девяткину. Он выпроводил собутыльников, сунув им мелочь на пиво.

В середине дня в гостиничный номер вошла женщина средних лет с расцарапанным носом и щеками. Царапины не мог скрыть даже толстый слой пудры. Курляева, как и директор музыкального магазина Вельдман, пришла не за деньгами, а за справедливостью.

– Да, он по виду приличный человек, – сказала Курляева. – Ему не нужно подкладывать в трусы пару носков, чтобы выглядеть настоящим мужчиной. Но в душе этот ваш Тимонин – настоящая свинья.

Сделав это заявление, она коротко пересказала обстоятельства знакомства с Тимониным в ресторане «Интуриста». Однако утренние события, осветила скупо, замолчав, по собственному мнению, непристойные подробности происшествия.

– Он бросил мне в лицо кота, – сказала Курляева. – И ногой пнул несколько раз. А потом ушел. Все произошло неожиданно. Он взорвался, как вулкан.

– Что-то предшествовало этому взрыву? – Девяткин кусал кончик ногтя.

– Все было спокойно. Он сидел в кресле и смотрел телевизор. Я предложила ему… Ну, предложила чаю выпить. А он вдруг подскочил, как ужаленный, и запустил мне в лицо котом. А потом ногами стал пинать…

– Вы обратились в милицию?

– Тогда мне было не до этого. Я была слишком взволнована, оскорблена в лучших чувствах. А сегодня увидела объявление в газете. И подумала: этот человек опасен. Встретиться с вами – мой долг.

– Тимонин не поделился своими планами? Не сообщал, что он собирается делать в ближайшее время? Возможно, он называл города или населенные пункты, куда хочет отправиться.

Курляева наморщила лоб и долго смотрела в окно.

– Нет, не припоминаю.