Мы еще молоды, братец, на плечах кудри виются,

Рдеют как яблоко щеки и алые губы пушатся

При благовонном дыханьи прелестных: но скоро наложит

Хладную руку на нас безотрадная старость, и дева

Не поцелует седых, и, локтем подругу толкая,

Скажет с улыбкой: "Лиза, вот бабушкин милый любовник!"

Ну, как же щеки румяны, как густы волнистые кудри!

Голос его соловьиный, взор его прямо орлиный!

Смейся, красавица, смейся! и мы веселились, бывало,

Но все проходчиво в мире, одна непроходчива дружба.

"Здравствуй, любезный Филинт! Уж давно мы с тобой не видались.

Благословляю тот день, который тебя возвратил мне,

Добродетельный старец! О! с тех пор твои кудри

Старость нескупо осыпала снегом. Приди же к Цефизу

И насладися прохладою тени. Тебя призывает

Сочный в саду виноград и плодами румяная груша!"

Так говорил, обнимая Цефиз давнишнего друга

И, пожимая рукою, провел его в сад изобильный.

Бедный Филинт вкушал и хвалил благовонные груши,

И Цефиз, улыбаясь, воскликнул: "Будь ныне, приятель,

Дерево это твое! А я от холодной метели

Буду прилежно его укутывать теплой соломой.

Пусть оно для тебя цветет и плодом богатится!"

Но не Филинту оно и цвело и плодом тяготилось,

И воздыхая Цефиз желал умереть столь же бедным

И добродетельным старцем, как он был. – Под желтою грушей

Похоронил он Филинта и холм увенчал кипарисом. -

Часто он слышал, когда отражала луна от деревьев

Длинные тени, священное листьев шептанье;

Часто в могиле таинственный глас отдавался. Он, мнилось,

Был благодарности глас. И небо усыпало рощи

Изобильно Цефизу плодами и гроздей прозрачным.

ПЛ, с. 151-152