Огарев - Герцену
27 мая. ...положения так натянуты, покой так мудрен, что всего проще, чище и лучше, чтобы я с тобой сказали Лизе теперь, чем чтобы она услышала окольным путем, который нас перед нею поставит в дурном свете... Что касается до того, каким образом узнают развязку узла посторонние - ну их...13
Герцен - старшей дочери и сыну
2 июня. Я пришел к окончательному заключению после долгих разговоров с Ага, что время сообщить Ольге и Лизе пришло. Меня теснит ложь, выносимая из старых предрассудков. Но я решительно не хочу, чтобы вы говорили инициатива должна принадлежать Огареву и мне. Ширь и чистота его меня всегда удивляют и подавляют. (Собр. соч. Т. XXX, 124.)
Наталья Алексеевна не дождалась и сказала сама. Не выполнила и эту просьбу мужа.
Герцен - Ольге
13 июня (перевод с французского). Лиза должна объединить оба наших имени и называться Герценой-Огаревой, сблизить и слить воедино все наше существование. Лиза объединит нас, будет нас представлять по ту сторону могилы и продолжит традицию нашей дружбы. (Собр. соч. Т. ХХХ, 133.)
Лиза и Ольга узнали правду, ранее скрываемую. Они приняли сообщение гораздо спокой-нее, даже безразличнее, чем предполагали трое взрослых.
***
Отношения Герцена с детьми не менее драматичны, чем отношения с другом. Они осложнялись изгнанием, бездомностью, чужой средой, тяжелым, едва ли не патологическим состоянием Натальи Алексеевны. Но не только этим.
Он, умевший слушать противников и даже врагов, плохо слушал детей. Отчасти подавленный сознанием вины перед тремя старшими, но только отчасти. Он вещал, недостаточно заботясь о том, доходит ли его голос к другому берегу - до души сына, дочерей. Он - отец авторитарный - полагал, что все истинное для него должно быть истинным и для них.
Хотел, чтобы они вернулись в Россию; если это невозможно - чтобы за границей оставались русскими (великий европеец, он всячески противился бракам дочерей с иностранцами).
Хотел, чтобы они продолжали его дело.
Но у каждого из детей был свой характер, своя судьба, свое предназначение, не совпадающее с отцовскими желаниями.
Огарев был прозорливее, терпимее, в большей мере признавал в каждом ребенке, даже в маленьком, личность. Пытался воздействовать на своего немолодого друга, смягчить его.
Посвященное сыну вступление к герценовской книге "С того берега" образец высокой дидактической публицистики. Позже отец гордился успехами способного ученого.
Есть в письмах детям поразительные по тонкости понимания ноты, глубокие, грустные, чаще всего тогда, когда Герцен забывает о необходимости специально воспитывать - просто говорит о своем.
Александру
5 июля 1869 г. Ты еще только начинаешь семейную жизнь. Она имеет хорошие дни, светлые полоски, но фон ее страшен, много сильных людей истерлось в ней, она по куску отрывает сердце - до тех пор, пока его морально не будет (равнодушие) - или физически. (Собр. соч. Т. XXX, 141.)
Герцен часто поучал, корил сына, и часто - с полным основанием. Но на крутых жизненных поворотах сын проявлял себя достойным отца. Он решил, наконец, попытаться поехать в Россию. В первой же официальной беседе в русском посольстве заявил, что разделяет убеждения Герцена. В поездке ему было отказано.
Отец возмущался разбросанностью, рассредоточенностью, отсутствием воли. Его страшила праздность, он боялся, что, обеспечив детей, уже взрослых, всем необходимым, он снижает меру ответственности за себя. "Пусть же с первых лет не касается твоего сына растление вечной обеспеченностью без труда", - писал он, когда родился внук Владимир.
Но в письмах к совершенно взрослому человеку - и мелочная регламентация, которая вызывала естественное сопротивление.
Ольге - а она жила дальше всех от отца - он настойчиво внушает, что она может и не петь, а вот танцевать - обязана. Или требует - именно требует, чтобы она читала Шиллера.
Ждет от Ольги не просто приезда, а "жажды свидания" - откуда ей взяться, жажде... И рядом страшные слова - Ольга и после его смерти не узнает своего отца, ибо не читает по-русски.
Ближе всего к отцу - Тата. В ней сильнее всего сказались отцовские черты. Он - быть может, и совершенно неосознанно - ревнует ее к ее избранникам, радуется несостоявшимся замужествам14.
Его опека - подчас излишняя - неразрывно связана с тем бременем ответственности, которое он постоянно ощущал. Мужчина в доме, глава семьи таким он был в молодости. Он, ссыльный, тайно пробрался в Москву, умыкнул невесту, обвенчался, - обо всем, вплоть до мелочей, подумав. И до конца, до последних парижских дней, забота обо всем - об устройстве, о деньгах, о доме - на его плечах.
Он писал: "...проповедовать с амвона, увлекать с трибуны, учить с кафедры, гораздо легче, чем воспитать одного ребенка", - но не всегда поступал в соответствии с этой мыслью.
Без конца упрекает Огарева за потакание прихотям его приемных детей Генри и Тутса; Огарев их просто любит и не пытается воспитывать.
Детям общаться с отцом в последний год его жизни становилось все труднее. Сказывались усталость, отсутствие главного дела - "Колокола", разногласия с молодыми, болезнь.
Старшая дочь - Огареву
13 февраля 1869 г. ...Хотелось, чтобы и взрослым было повеселее по временам - особенно папаше. Когда же это удастся устроить ему жизнь покойную и по его вкусу?.. Он всегда готов объяснить, растолковать все, что ни спросишь, - но тем не менее, когда нет посторонних (дает себе волю). Ужасно жаль мне видеть, как он портит себе жизнь - самому себе и окружающим, придавая важность безделицам и поддерживая себя, как будто нарочно, в неестественно-раздражительном расположении духа... Хотелось бы что-нибудь устроить, а никак не придумаешь, да он сам едва ли знает, в каком углу земного шара ему хотелось бы поселиться и как жить2.
Отец знал, как любит его старшая дочь. Тем страшней оказался последний - для него - непоправимый удар. К ней посватался слепой итальянский композитор Пенизи. Получив отказ, он стал шантажировать девушку, грозился убить ее отца и брата (все это происходило, когда она жила в доме брата во Флоренции). И она тяжко психически заболела.