Возвращения неотделимы от моей жизни
и от каждодневного моря —
в единый миг я впитал свет, землю
и некий поспешный покой. Луковицей
была луна, питательным шаром
ночи, а солнце —
апельсином погрузилось в море —
таким было пришествие,
которое я сносил и не выносил до сих пор,
пришествие, которое выяснил — и вот я здесь, —
отныне правдиво лишь возвращение.
Я ощутил его, как крушение, —
будто стеклянный орех
разбился вдребезги о скалу,
и грянул гром, и налетел свет,
свет побережья и усталого моря,
моря, добытого здесь, навсегда.
Я состою из множества возвращений,
сплотившихся в тревожную гроздь,
вот снова — прощайте! — я отправляюсь
в гибельное путешествие в никакие края,
единственный мой маршрут — возвращение.
В эту пору, влекомый соблазнами,
я боюсь ступить на песок, войти в сияние
этого раненого расплесканного моря,
но уже готов к связанным со мной несправедливостям,
решение упало со звоном
хрустального плода, который разбивается,
и в этом звонком взрыве я увидел жизнь,
землю, окутанную потёмками и зарницами, —
и коснулся губами чаши моря.