— Ваша милость ошиблись бы: я простой смертный и самый преданный ваш слуга.

— Это возможно. Но, однако, странный же вы слуга, я таких еще не встречал. Тем не менее, серьезно, неужели вам не надоело хранить все эти тайны и вы не находите, что теперь настало наконец время все разъяснить?

— Увы, ваша милость, для меня слишком тяжелы все эти тайны. Клянусь вам, что они даже свыше моих сил! Но, к несчастью, разъяснение их зависит не от меня; это случится мало-помалу, само собой, в силу обстоятельств; да вот уже сейчас — разве вы не узнали больше, чем вам было известно месяц тому назад?

— Caray! Еще бы: месяц тому назад я ровно ничего не знал! Но откуда вы сами знаете, что дон Порфирио Сандос отказался открыть мне секрет этой асиенды?

— Я давно знаком с доном Порфирио!

— Вы? Но ведь вы сами же говорили мне, что вот уже двадцать лет…

— И даже больше, как я покинул Мексику; но еще задолго до этого времени я знавал дона Порфирио.

— В таком случае, почему же он не узнал вас?

— Это весьма естественно, ваша милость! Лета и пережитые страдания совсем изменили меня; к тому же, дон Порфирио думал, что меня уже давно нет в живых.

— Все это возможно, — пробормотал дон Торрибио в раздумье, — но еще одно слово: кто вам рассказал об этой асиенде?

— Сам граф, ваша милость; я воспитывался с малых лет в его доме.

— Вы?

— Да, ваша милость, граф меня очень любил. Что же касается того, что вы желали узнать…

— Друг мой, вы отвлекаетесь от сути.

— Нисколько, ваша милость; да разве я не получил вашего согласия?

Дон Торрибио закусил губу.

— Да, правда; больше я не стану расспрашивать вас, раз вам это не нравится. Итак, возвратимся к легенде.

— В ней есть доля правды среди массы лжи. Достоверно то, что эта асиенда была построена тридцать лет спустя после завоевания неким Ксолотлем, принцем Сиболы, с целью уберечь его неисчислимые богатства от алчности испанских авантюристов и в особенности от знаменитого Альваро Нуньеса Кабеса де Вака, первого европейца, осмелившегося вступить в эти края, где скрывались последние мексиканские патриоты. В то время гора эта была не такой, на нее легко можно было подняться с какой угодно стороны. Принц выписал известного испанского архитектора и поручил ему постройку замков наподобие тех, которые создавались в те времена: с двойными и тройными стенами и потайными ходами. Так как принц был несметно богат и имел массу вассалов, то работа продвигалась с неимоверной быстротой. В каких-нибудь два года асиенда была окончена; получилось превосходно, в чем, я думаю, вы сами убедились.

— Действительно, мне кажется, даже в Европе невозможно встретить более законченной и обдуманной постройки!

— Дон Альваро Нуньес Кабеса де Вака пришел к тому же заключению. Во время его месячного пребывания на этой асиенде ему не удалось решительно ничего открыть, хотя, одному Богу известно, насколько этот человек был пронырлив, вследствие своей алчности.

— Но меня удивляет, что архитектор, автор этого чудного творения, не выдавал секрета его.

— Увы, ваша милость, это случилось, быть может, помимо его желания! — сказал Лукас Мендес с насмешливой улыбкой.

— Как же так?

— Этот архитектор привез с собой человек двадцать опытных экспертов, работой которых он руководил при постройке тайных ходов, пружин и прочее. По окончании работ принц щедро наградил их всех.

— Так и следовало!

— Но, к несчастью, ему показалась насмешливой улыбка на губах архитектора, во время клятвы последнего никогда не открывать секретов нового жилища. Принц не сказал ни слова, сделав вид, что ничего не заметил. Он даже обещал ему навьючить на мулов целую груду золота.

— О-о! Вот что называется царским вознаграждением!

— Не правда ли, ваша милость? Но, повторяю вам, принц был несметно богат и щедр, к тому же он остался доволен работой: и вместо десяти мулов, он дал двадцать. Архитектор со своими спутниками и с хорошей охраной отправился в Мексику. Но дня три спустя после их отъезда с асиенды на них ночью напали индейцы, позарившись, конечно, на их сокровища. Испанцы, как рассказывали, защищались отчаянно, но не могли устоять под натиском многочисленного неприятеля и пали все до последнего, после тяжелых мучений: вы сами знаете жестокость индейцев!

— Таким образом, секрет…

— Был унесен ими в кровавые могилы.

— Ловко сыграно!

— Может быть; но никогда ни у кого не было подозрений против принца: в то время в этом краю хозяйничали индейцы.

Не прошло и шести месяцев, как выстроили асиенду, как вдруг сделалось страшное землетрясение, которое совершенно изменило внешний вид края: гора на половину обрушилась и с той поры сделалась такой неприступной, какой вы ее видите сейчас. Что же касается асиенды, она осталась невредимой каким-то сверхъестественным образом; ни один из ее камней даже не тронулся. Только она сделалась как будто еще недосягаемее. Принц был в восторге, что его секрет остался навсегда только в его собственных руках.

Мало-помалу воспоминание об этих событиях обратилось в легенду, переходя из уст в уста индейцев и охотников. В настоящее время мы с доном Порфирио единственные, которым известна эта история; асиенда остается собственностью той же фамилии, и, с Божьей помощью, оно так будет еще долгое время!

Лукас Мендес произнес последние слова с таким выражением, от которого молодой человек содрогнулся.

— Да услышит вас небо! — сказал он, — но, по всем вероятностям, граф и его сын умерли.

— Quien sabe? Кто знает? — проговорил старик мрачным голосом, — иногда и мертвецы выходят из могил, чтобы отомстить убийцам. Но, — переменил он тон, заметив, что молодой человек перестал есть, — не желает ли ваша милость отдохнуть теперь?

— Нет, у меня есть дело! Пепе, ты сейчас отправишься, ведь ты не слишком устал, надеюсь?

— Чтобы исполнить приказание вашей милости, я всегда бодр.

— Ладно. Лукас Мендес, мне нужно написать письмо!

— Вот все, что вам нужно, ваша милость! — сказал старик, передавая ему бумагу, перья, чернила и прочее.

— Благодарю!

Дон Торрибио закурил сигару, подумал минуты две-три, затем написал строк двадцать скорым и изящным почерком. Перечтя написанное, он сложил бумагу наподобие письма, запечатал и, повернувшись к Пепе, стоявшему позади его, сказал:

— Это письмо должно быть доставлено дону Порфирио как можно скорее. Гони свою лошадь во весь дух; пусть она потом хоть подохнет, только догони дона Порфирио. Для нас очень важно вовремя предупредить его. Повтори ему все, что мытут слышали, я предупредил его, что ты дашь ему все нужные сведения.

— Где я могу найти дона Порфирио, ваша милость?

— В Тубаке или по пути из Марфильского ущелья.

— Я поищу его и найду.

— Поезжай и не дремли!

— Ни одной минуты не потеряю даром.

— Лукас Мендес, проводите, пожалуйста, к ближайшему выходу.

— Где вы оставили лошадей, ваша милость? — спросил старик.

— Мы их спрятали в лесу около какого-то заброшенного замка, в дупле красного дерева, на правом берегу Рио-Салинаса.

— Гм! Если вы выйдете с этой стороны, то потеряете много времени понапрасну. Я проведу вас к противоположному выходу с горы и дам вам вполне отдохнувшую лошадь; так вы выиграете целых четыре часа.

— Хорошо; но что мне делать после того, как я передам письмо дону Порфирио?

— Ты привезешь мне сюда ответ; я буду ждать тебя! Смотри же, торопись!

— Будьте уверены во мне, ваша милость!

Они вышли. Лукас Мендес почти тотчас же вернулся, пробыв в отсутствии не более четверти часа.

— Пепе Ортис уехал! — сказал он.

— Очень рад! Я же теперь отдохну несколько часов. Не можете ли вы предупредить донью Санту, чтобы мое неожиданное появление не испугало ее? Мне нужно переговорить с ней.

— В котором часу вы желаете видеть сеньориту, сеньор?

— Около восьми или девяти часов утра.

— Я предупрежу ее, ваша милость.

— Никто не должен знать об этом свидании!