— Вам, может, что помочь, дяденька! — вконец осмелев, обратился Ленька.
Летчик снова повернул к ним страдальческое лицо, с трудом приподнял на вытянутых руках грузное тело, пододвинулся поближе к стене.
— Мне теперь ничем не помочь…
Только уселись ребята возле летчика, как снаружи загремел замок, и в амбар шагнул немец:
— Киндер! Айн, цвай, драй — все виходить! Шнель!
Ребята поднялись с пола и двинулись к двери…
Шли по улице, и ноги наливались свинцовой тяжестью — невеселые предчувствия овладели каждым…
Немец привел их к тому каменному зданию, возле которого останавливался мотоцикл и которое они назвали мысленно школой. Прошли длинным коридором: они — впереди, немец позади. У одной из дверей стоял часовой. Он распахнул ее, и ребята вошли в большой кабинет.
За столом сидел офицер и курил папиросу. А невдалеке, у окна, стоял другой, видно, что пониже рангом. Конвоир остался за дверью, а ребята, переступив порог, остановились, как вкопанные. Офицер что-то сказал тому, что у окна, и он, видимо, переводчик, обратился к пленникам:
— Господин штурмбаннфюрер интересуется, откуда вы и как попали в расположение наших войск?
— Пан офицер! Не виноваты мы ни в чем! Просто коза наша сбежала из дому в лес, и мы искали ее, заразу… Отпустите нас, пан офицер!
И Ленька заплакал, размазывая слезы по щекам.
Гитлеровцы помолчали с минуту. Штурмбаннфюрер снова сказал что-то, и переводчик обратился к ребятам:
— Господин штурмбаннфюрер сказал, что обязательно отпустит всех, если откровенно признаетесь, кто и с какими целями послал вас сюда. Мы верим, что вы ни в чем не виноваты. Ну?
Штурмбаннфюрер растянул на лице улыбку.
— Не верьте их словам! Не верьте! Они же фашисты!.. — не выдержал мальчишка.
Офицер перестал улыбаться и вопрошающе уставился на переводчика, который тотчас же перевел сказанное мальчиком.
Штурмбаннфюрер тяжело поднялся со стула. Не спеша подошел к пленникам, так же не торопясь вытащил из кобуры пистолет и рукоятью ударил мальчишку по голове. Тот, как подкошенный, рухнул на пол: под ноги ошеломленным ребятам потек алый ручеек крови…
Офицер спокойно всунул пистолет в кобуру и что-то зло пролаял переводчику.
— Вот что ждет и вас, если не скажете правду! — обратился переводчик к ребятам. Затем выскочил за дверь и крикнул — Курт!
Вошел тот же немец-конвоир и подтолкнул ребят автоматным прикладом к выходу.
Ребят снова втолкнули в амбар.
— А где же третий? — встревоженно спросил летчик, когда за ними захлопнулась дверь.
— Убили они его, — тяжело ответил Мишка.
Воцарилось молчание.
— Надо что-то делать, — сказал то ли ребятам, то ли себе летчик.
— Что делать? — почти одновременно спросили те.
— Бежать надо, хлопцы.
— Как?
— Вот я и говорю, надо что-то делать…
Долго совещались пленники, сгрудившись в углу сарая. План был разработан до мельчайших деталей.
Потом летчик достал из-за пазухи свернутую бумагу.
— Возьмите эту карту, тут нанесены огневые точки противника. Если повезет вам уйти отсюда, передайте ее поскорее в штаб. Перейдете ли вот только линию фронта…
Мишка взял из рук летчика карту и спрятал под рубаху.
— Хорошо, дяденька, мы обязательно сделаем!..
Поздним вечером, когда в густых сумерках перестали различаться дыры в крыше, ребята громко заколотили в дверь амбара:
— Пан солдат! Откройте! Пан солдат!..
Часовой крикнул из-за двери:
— Мольшать!
— Откройте же! — не унимались пленники. — Нам надо к пану офицеру, сказать хотим что-то!
Загрохотал отпираемый замок. Дверь распахнулась, и часовой заглянул в амбар:
— Виходи, киндер! Шнель!..
И тут же упал на земляной пол: летчик взмахнул обрубком вытащенного из стены бревна и с силой обрушил его на голову фашиста.
Мишка быстро снял с него автомат, закинул себе за спину.
— Бежим, дяденька! Мы вас потащим!
— Нет, хлопцы, я останусь тут. Куда мне с перебитыми ногами! А вы бегите! Пробирайтесь к нашим. Да карту не потеряйте…
— Никуда мы без вас не пойдем! — сказал он.
Мишка ощупал рубаху, под которой лежала карта.
— Я приказываю вам идти! — твердым, не допускающим возражения тоном отрезал летчик… — А вот автомат мне отдайте, вам он ни к чему, а я подороже отдам свою жизнь…
Ребята бросились к лежавшему летчику, прижались к нему, на глазах выступили слезы.
— Прощайте, дяденька! Мы все-все расскажем в штабе. Прощайте!..
— Прощайте, хлопчики! Будьте осторожнее…
И юные разведчики выскользнули из амбара.
Темень черной повязкой облепила глаза. Куда идти?
В памяти смутно возникла узкая дорожка, ведущая вдоль огородов к околице села. Двинулись по ней, держась за руки. Через несколько минут уперлись в плетень. Перелезать через него или нет? Перелезли, помогая друг другу. Пощупали под ногами — сырые прошлогодние грядки. Значит, огород. Пошли наугад, поперек грядок. Сообразили, что если идти вдоль них, то упрешься в чей-либо дом, а там обязательно немцы.
Снова уперлись в плетень, перемахнули и его. Ногами ощутили жесткую, сухую траву — значит, огороды кончились, околица. Но что впереди?
Опустились на землю, прислушались: ни звука. Хоть бы ракета что ль осветила! Хотя нет, зачем она — ведь рядом враги. Продолжали лежать, не зная, как быть дальше…
Вдруг впереди вспыхнул и зашарил по земле узкий снопик света. Фонарик! Одновременно возникли точки света и по бокам, метрах в ста от первой вспышки.
— Это, кажется, траншеи, — прошептал на ухо другу Мишка. — Друг друга подбадривают.
Поползли вдоль линии невидимых траншей. Долго ползли, взмокли от напряжения. Остановились, прислушались. Издали донесся гул моторов: шла колонна танков. Гул то приближался, то удалялся.
— Большак! — догадался Мишка.
Стало ясно, куда держать путь. Надо пересечь большак, а там рукой подать до наших позиций.
— Ну, поползли! — шепнул Мишка.
— Давай!
— Ты не очень-то дрейфь: немцы ночью боятся вылезать из окопов.
— А я и не дрейфлю…
Вот наконец и большак: догадались по кювету. Танковая колонна давно проехала, и сейчас здесь было тихо. Только было приготовились перебегать дорогу, как до слуха донеслись приглушенные голоса. Разведчики притаились. Немецкая речь звучала где-то рядом. Ребята осторожно двинулись ползком в том направлении. Наткнулись на земляной бугор. Разговор был слышен, как будто из-под земли. «Дзот!» Мишка тронул рукой друга, давая знак следовать за ним. Ящерицами юркнули обратно, к кювету. Большак перемахнули мигом. Пошагали прямиком по полю, утирая с лиц обильно катившийся пот. Где-то впереди должен быть лес, по которому они с Гнатом Байдебурой пробирались в тыл врага. Сколько же с тех пор прошло времени? Должно быть, много! Стали вспоминать, оказалось, не так уж много: один день они отлеживались на скирде. Ночевали на хуторе у старухи, потом — встреча с мотоциклистами на большаке, злополучная история с козой, плен, допрос, смерть мальчишки, побег — двух суток даже не прошло. А кажется, целая вечность! Значит, их еще не ждут наши разведчики. Только завтрашней ночью придут их встречать. Ну что ж, они сами доберутся. И не с пустыми руками!..
Мишка ощупал карту за пазухой — на месте. Не измять бы!
Долго шли ребята, выбились из сил, а леса все не было. Впереди забрезжила бледная полоска зари: значит, правильно идут, на восток.
— Миш, а что если мы не успеем засветло дойти до леса? Что будем делать? — забеспокоился Ленька.
— Должны успеть, он уж где-то недалеко…
— Я больше не могу… ногу растер, наверно, до крови…
— Кончай ныть! А то брошу, сиди тут один, жди фрицев! — пригрозил Мишка.
— Ну и иди! — сорвался Ленька. — Товарищ мне называется…
— Ну что ты разошелся, — помягчал Мишка. — Я ведь еще тебя не бросил. Крепись, Лень, верь мне — осталось немного…