Сотрудники фирмы вытряхивали на полированный стол пачки денег из огромных резиновых мешков. За процессом наблюдали Артур и двое солидных мужчин министерского вида. Один грузный и щекастый, второй поджарый, с седым ежиком. Это были покупатели, и алюминий нужен был им позарез.

По внешнему виду банковских упаковок можно было с легкостью определить, что банкноты, прежде чем попасть на этот стол, прошли через многие руки. И пахли, точнее, пованивали, соответственно.

— Надо пересчитать, — деловито заявил Артур.

— Артур, — укоризненно покачал головой щекастый, — мы не первый день в бизнесе.

— Считайте, — не терпящим возражения тоном повторил Артур и сам начал засучивать рукава. Вслед за ним и Хлебников стал покорно развязывать галстук, словно это могло поднять его работоспособность.

— Считайте. Здесь пятьдесят процентов, — жестяным голосом проговорил щекастый. И, поднимаясь из кресла, добавил: — Ждем металл…

Спустя два часа деньги, наконец, были пересчитаны. Все было тип-топ. Можно было считать, что первый этап завершен: денежки, они вот уже, вот, у Артура в кулаке.

Он расхаживал по кабинету и возбужденно говорил в телефонную трубку:

— Бако! Бакошка, слышишь? Отправляйте срочно!.. Что значит много? Такой контракт!.. Да… Да… Ну хорошо, хорошо, только не дольше. У меня очень жесткие сроки… Ну, я верю в тебя… Да… Привет Далеру. До звонка. — Дождавшись коротких гудков отбоя, Артур, паясничая, склонился к телефонному микрофону и ласково, игриво проворковал туда: — Чурбанчик ты мой ненаглядный!!!

Чувства переполняли его, Артур готов был лопнуть. Лишняя энергия требовала немедленной нейтрализации.

Неуклюже приплясывая, он все более входил в раж и в одиночестве начал свой коронный номер, который позволял себе лишь в сильном подпитии, — как Кинг-Конг, он прыгал на полусогнутых ногах, бил себя кулачками в грудь и подпевал, ритмично выпячивая массивный подбородок: «Куба далеко, Куба далеко, Куба рядом! Это говорим мы!»

Секретарша с подносом зашла именно в тот момент, когда Артур отплясывал уже на рабочем столе.

Людочка мелко задрожала от смеха, изо всех сил стараясь сдержать себя. Но чайная ложечка предательски дребезжала на блюдце, а чай едва не выплескивался из стакана.

Артур Вениаминович, увидев ее наконец, сделал строгое лицо:

— Люда! Сегодня из Нью-Йорка факс пришел.

Людочка, словно в замедленной съемке, сменила смеющуюся маску на сугубо деловую. Все-таки она была профессионалом:..

Погода стояла прекрасная. Настоящая весенняя. Здесь, на железнодорожных путях «Москвы-Сортировочной», где пахло креозотом, дымком и угольной пылью, весна ощущалась еще острее. Утреннее солнце еще едва-едва пригревало, но уже было видно, что день будет прекрасным.

За Артуром и Хлебниковым, стремительно шагающими вдоль длинного состава, едва поспевали начальник станции, грузчики и сияющие сотрудники « Курс-Ин-Веста».

— Ну давай, докладывай, — приказал Артур Хлебникову.

— Значит, так, — деловито начал тот. — Докладные подписаны, с начальником все договорено. Ну, надо подмазать, сам понимаешь… Грузчики на месте.

Остановившись у головного вагона, Артур как дирижер взмахнул рукой:

— Ну, вскрывайте. Глянем на наш таджикский алюминий. Крылатый металл. Здорово поднимает!

Пока Хлебников с начальником станции обменивались накладными, Артур продолжал дирижировать:

— Где шампанское?

— Все как положено, — успел подскочить с видом именинника Хлебников.

Под скрежет дверей вагона, вскрываемого работягами в оранжевых жилетах, в голубое небо выстрелило шампанское. Шипучий пенный напиток, расплескивая на землю, разлили в пластмассовые стаканчики, расставленные рядком на поленнице шпал.

— Итак, уважаемые товарищи! — вовсю актерствовал Артур. — Перерезана алая лента, и первая партия таджикского алюминия хлынет на наш московский простор!

Публика зааплодировала.

И вот он, последний аккорд! Тяжелая дверь с жутким металлическим лязгом отъехала, наконец, в сторону. Солнечные лучи, пробившиеся сквозь дощатые щели вагона, весело заиграли по его стенам.

На лицо Артура больно было смотреть. Стаканчик с шампанским выпал из его онемевшей руки. Рот открылся, как у выброшенной на берег рыбки.

Вагон был пуст. Девственно чист и пуст. Если, конечно, не считать роскошной цветочной корзины, чьей-то заботливой рукой водруженной прямо в дверном проеме.

— Так, я не понял. Не понял, — действительно ничего не понял Артур. — Что это за фигня?

Хлебников, не отвечая шефу и не веря собственным глазам, метнулся в вагон. Окончательно убедившись в его безоговорочной пустоте, он истошно заорал кому-то вдоль вагонов:

— Проверяй все вагоны!

Артур, готовый, казалось, расплакаться, мешковато уселся на грязную просмоленную шпалу. В руках он держал дурацкую цветочную корзину, издевательски украшенную траурной лентой.

У вагона суетились его люди, железнодорожные служащие, мелькали красные милицейские околыши.

Подскочил запыхавшийся Хлебников.

— Ну?

Хлебников смог лишь развести руками.

— Я тебя, муфлон, спрашиваю? Эт-че такое?

— Все. Все, — едва переводя дух, просипел несчастный Хлебников. — Все выгребли подчистую.

Артура затрясло:

— Я тебя сейчас сам выгребу!

Отвернувшись от всего опостылевшего мира, Артур, вперив бессмысленный взгляд в голубые небеса, машинально вытирал пот со лба уголком траурной ленты.

Солнце уже залило светом все огромное пространство станции «Москва-Сортировочная». И кого-то, в отличие от Артура, оно грело гораздо ласковей. В природе всегда есть место равновесию: если где-то много горя, то в каком-то другом месте обязательно много радости.

Буквально через десяток железнодорожных путей в сторону от злосчастного пустого состава стоял другой, точная копия предыдущего. Отличие ситуации было только в том, что вдоль него быстрыми уверенными шагами шла группа людей во главе с Сашей Беловым, Филом и Космосом. Вслед за ними едва поспевал железнодорожник. Замыкали процессию несколько боевиков из бригады.

В проеме открытого вагона радостно распевал бодрую песенку Пчела:

— Советский цирк умеет делать чудеса, — вопил он, имея на то все основания.

За его спиной тускло поблескивали аккуратные штабеля металлических чушек. Это был алюминий. Тот самый, что поднимет на раз.

Космос ласково приник к волшебному грузу:

— Теперь это все наше, прикинь! — ясное дело, кому, как не сыну астрофизика, было оценить возможности крылатого металла.

— Золото Маккены, — восторженно и одновременно снисходительно подвел итог Саша.

— В Уфе, на сортировочной, вагоны отцепили, поставили пустые, опломбировали, и ту-ту-ту! Вперед, с песнями, — из Пчелы так и перли восторг и гордость за содеянное с таким блеском, он даже попробовал изобразить движущийся паровоз.

— Орлы. Ну просто орлы. — Саша по-ленински щурился на солнце и Пчелу. — Теперь этот урод никуда не денется.

Махнув бойцам, он браво отдал приказ:

— Закрывайте. Вместе с Пчелой.

Хохочущий Пчела, изо всех сил отмахиваясь от протянутых к нему рук, все же не отбился. Его схватили и несколько раз подкинули в небо, по-прежнему голубое. Что и говорить, это был, конечно же, Пчелин триумф.

Один только Фил остался серьезным, отдавая последние распоряжения пожилому железнодорожнику в старенькой форменной фуражке:

— Слышь, командир. Как договорились: закрываешь, пломбируешь, а бабки потом.

Командир согласно кивал.

Роли переменились. Если еще недавно Артур был полным хозяином положения, то сейчас «министерские» заказчики были вправе диктовать свои условия. Оговоренный срок Артур элементарно просрал. А еще пальцы гнул.

— Артур, пойми, мы очень зависим от этого металла, — беззлобно, но со значением говорил щекастый.

Артур суетливо оправдывался:

— Я понимаю, но вы тоже меня поймите, — наискосок через весь кабинет Артур перебежал к карте Советского Союза, висевшей на стене. — Посмотрите на эту карту наших долбаных железных дорог. Здесь — Москва, — ткнул он толстым пальцем, — здесь — Таджикистан… Они и в нормальное-то время очень плохо функционировали, — будто двоечник перед учителем географии оправдывался он, прекрасно при этом понимая, что оправдания выглядят неубедительно и чудовищно глупо.