Прорвавшиеся из Прибалтики немецко-фашистские войска были в двухстах километрах от Ленинграда. Сотням танков, тысячам орудий и минометов, тремстам сорока тысячам гитлеровских солдат, поддерживаемых почти тысячей самолетов, противостояли сто пятьдесят тысяч советских воинов. Ожесточенные бои шли между Псковом и Лугой. Но не было еще закончено строительство Лужской оборонительной полосы. 'Тяжелое, тревожное и опасное положение создалось на дальних подступах к городу.

Партия призвала ленинградцев встать на защиту колыбели Октября, своих домов и семей, своей чести и свободы. Город Ленина поднялся на священную борьбу с врагом. В дивизии народного ополчения уходили рабочие, служащие, интеллигенция. Шли на фронт моряки с кораблей и курсанты военных училищ. Полмиллиона ленинградцев строили оборонительные сооружения вокруг города. Еще в недалеком прошлом мирный город становился городом-фронтом.

В те трудные, огненные дни морские ближние разведчики стали бомбардировщиками. Они уходили в бой без прикрытия истребителей, потому что те на дальних подступах к Ленинграду "работали штурмовиками". Устаревшие МБР имели оружие куда более 'слабое и скорость вдвое меньшую, чем охотившиеся за ними "мессершмитты". Но, летая в одном с ними небе, наши летчики успешно выполняли боевые задачи. Не в каждом полете совершались подвиги, но каждый полет был подвигом.

И будто для того чтобы сделать еще горше и без того тяжелую долю наших авиаторов, погода на Балтике установилась теплая, солнечная. Ни единой тучки на небе. Всматриваясь перед полетом в такую мирную голубую даль, командир звена старший лейтенант Горов, с которым Виктор Николаевич учился еще в военно-теоретической школе летчиков, угрюмо сказал:

- Встретим супостатов - не уйти в облака. Негде спрятаться и укрыться. - Он помолчал и, внимательно посмотрев на осунувшееся лицо командира эскадрильи, сказал: - Когда вылет?

- Через два часа, чтобы вернуться в сумерках.

- Вам, товарищ капитан, можно бы и не лететь. В третий раз поведете эскадрилью. Может, я за старшего?

- Пока на посту, пока жив, буду летать, - ответил Виктор Николаевич без пафоса, как можно обыденнее, чтобы не подумал товарищ, что командир рисуется.

- И то верно, сбить любого могут...

Каштанкин поймал себя на мысли, что слово "сбить" Горов произнес с такой затаенной грустью, словно для него все было предрешено, вроде как на роду у него написано.

- Саша, что за настроения? - укоризненно сказал Каштанкин. - Злее, злее будь!

Но Горов ничего не ответил: внимательно смотрел он в сторону моря, и Каштанкин не стал докучать ему своими наставлениями.

На исходе дня группа самолетов Каштанкина ударила по длинной колонне автомашин и бронетранспортеров с пехотой. Бомбы ложились точно. Дымом заволокло дорогу. Теперь второй заход, и из пулеметов - по разбегающимся гитлеровцам.

Но когда легли на обратный курс, их догнали "мессершмитты". Трое на трое, а силы неравные. МБР не могли противостоять быстрым, маневренным истребителям. Машина командира звена была сбита первой.

Другой поврежденный гидроплан потерял высоту и сел на воду у ничейного берега. Отстреливаясь от вражеских истребителей, Каштанкин увел свой самолет к аэродрому. Скрылись и "мессеры", наверно, у них кончалось горючее...

"Конечно, ничейная земля - не наша земля, - рассуждал, подлетая к аэродрому Каштанкин. - Туда еще не пришли фашисты, но в любую минуту могут появиться их самолеты или катера. Тогда МБР расстреляют из пушек или крупнокалиберных пулеметов с дальней дистанции... Вернуться? Какие у них повреждения? Захватить бы с собой техников да слетать, когда машину заправят..."

- Где остальные? - не ожидая доклада Каштанкина спросил начальник штаба части.

- Задание выполнили. Горов сбит. Другой самолет сел на вынужденную. Прошу разрешения вылететь туда с техниками.

- Ясно, - хмуря густые брови, сказал, словно отрубил, начальник штаба. - Могло быть...

Не закончив мысли, он повернулся и пошел широким шагом от ангаров. "О чем он, что ему ясно?" - подумал капитан, понимая, с каким риском связан каждый дневной полет без прикрытия. Все, конечно, знали, что мало кто из сбитых летчиков возвращается назад...

Рассредоточены и зачехлены машины. Ушли отдыхать товарищи, а Каштанкин остался у берега.

Но что это? Каштанкин сорвал шлемофон. Знакомый гул мотора, и вот уже пробивая густеющие сумерки, на посадку заходит отставший гидроплан: экипаж исправил повреждения своими силами.

А над идущим на посадку самолетом, высоко в небе мерцали яркие звезды. Вот упала одна: будто спичкой чиркнули по небосводу. Люди говорят, оборвалась чья-то жизнь.

"Может, в чем и я виновен? - сокрушенно думал Каштанкин. - Мог тверже отстаивать решение командования об использовании МБР как ночных бомбардировщиков, не надеяться на возвращение в сумерках..."

Кто-то подошел сзади, положил летчику руку на плечо. Виктор Николаевич обернулся: перед ним стоял комиссар эскадрильи. Полный, широкогрудый в светлом полумраке белой ночи он казался еще крупнее.

- Плохо, брат, трудно? - проговорил он, снимая тяжелую руку с плеча пилота.

- Не могу поверить. Ведь он мой давнишний товарищ. А экипаж? Не настоял я, чтобы ближе к ночи летели. Он будто знал, чем этот полет кончится. Может быть, второго захода не надо было делать, сбросить бомбы и уходить, ушли бы подальше от "мессеров".

- Значит, казнитесь, думаете... Но война же, Виктор Николаевич. Комиссар помолчал, что-то, видимо, анализируя, и твердо добавил: - Опыт не сразу приходит, но действовали, по-моему, вы правильно. Переименовали нас, конечно, негласно в ночные бомбардировщики, но ведь понятно, что все равно надо летать в любое время суток. - Комиссар снова положил руку на плечо летчика и добавил уже теплее:

- Если бы все так воевали! Какие люди у вас, какие отважные сердца!

- Что же выходит, вы меня еще и хвалите? - с недоумением спросил Каштанкин.

- Хвалить не хвалю, а дела по справедливости привык оценивать, как партия учит.

Капитан молчал. Не знал, что сказать, человеку, который уже не раз помогал ему в трудный час. "Он шире смотрит на вещи, на все, этот строгий и добрый человек - главный коммунист эскадрильи", - подумал Каштанкин.

- Пойдем-ка отдыхать, - предложил комиссар, - завтра лететь.

- Сегодня, товарищ комиссар, сегодня...

6

В первой половине августа гитлеровцы повели мощное наступление на Ленинград. К концу месяца противнику удалось выйти на ближние подступы к городу. Военный совет северо-западного направления обратился к ленинградцам с воззванием, в котором говорилось:

"Над нашим родным городом нависла непосредственная угроза нападения немецко-фашистских войск.

Враг пытается проникнуть к Ленинграду. Он хочет разрушить наши жилища, захватить фабрики и заводы, разгромить народное достояние, залить улицы и площади кровью невинных жертв, надругаться над мирным населением, поработить свободных сынов нашей родины. Но не бывать этому! Ленинград - колыбель пролетарской революции, мощный промышленный и культурный центр нашей страны - никогда не был и не будет в руках врагов. Не для того мы живем и трудимся в нашем прекрасном городе, не для того мы своими руками построили фабрики и заводы Ленинграда, его замечательные здания и сады, чтобы все это досталось фашистским разбойникам...

Десятки тысяч ленинградцев мужественно сражаются на фронте. Мы обращаемся к ним: будьте образцовыми воинами Красной Армии! Будьте тверды, сплачивайте своим примером боевых товарищей! Воспитывайте в них дух бесстрашия, отваги и преданности Родине!..

Организованностью, выдержкой, смелостью и беспощадным истреблением фашистских убийц мы можем и должны остановить кровавую расправу, которую творит враг над советскими людьми, предотвратить грозную опасность, нависшую над нашим городом, защитить Ленинград от врага.

Будем стойки до конца! Не жалея жизни будем биться с врагом, разобьем и уничтожим его! Смерть кровавым немецким фашистским разбойникам! Победа будет за нами!"