Встав со стула, она подошла к краю сцены и остановилась прямо напротив стульев, где сидело высшее духовенство со своими семьями, склонила голову на плечо и уставилась прямо на жену епископа.

— Но, конечно, — добавила она лукаво, — у Адама не просто появился помощник, у него теперь был некто, кого можно обвинять, порицать…

Две женщины смотрели друг на друга некоторое время, затем жена епископа еле заметно улыбнулась и кивнула, соглашаясь. Мальтрейверс, напряженно следивший за реакцией женщины из зала, с облегчением вздохнул.

— Срабатывает, — пробормотал он.

— Ты — мой умный брат, — прошептала в ответ Мелисса.

Далее был раскрыт смысл креста на круге. Не распятие, как представлял себе отец Майкл. Это был биологический символ женского начала.

Диана продолжала вести своих зрителей через хорошо известную страну, но угол зрения ее резко отличался от общепринятого. Она рассказала историю Самсона и Далилы так, как представляла себе ее Далила («Длинные волосы никогда не шли ему»), обрисовала Руфь как веселую вдову на поле с Боазом, стремящуюся к наживе. Представила всех библейских женщин — Саломею, королеву Шебы, жену Лота, Марту и Марию и других — и делала это в чем-то дерзко, в чем-то — горько, в чем-то — цинично, а в чем-то и с состраданием.

Это был спектакль, прекрасно продуманный в каждой детали, а игра Дианы являла собой совершенство.

Последняя сцена оказалась самой тонкой из всех. Сломанная и разбитая горем, Диана опустилась на колени в центре сцены и прошептала последние слова Марии Магдалины, обращенные к распятому Иисусу. Горестный вопль страдания, без жалости к себе, ибо ничего не могла сделать для спасения Человечества, но все — для любви и смерти. По тому, как зрители в напряженной тишине следили за игрой Дианы, было ясно, что они разделяют вместе с Дианой ее беспомощное смятение и муку человеческой печали, доведенной до крайности. Мальтрейверс, который неделями трудился над тем, чтобы слова, которые она произносит, волновали людей, сейчас сам был увлечен, как никто другой. Но вот Диана надолго замолчала. А потом подняла мокрое от слез, взволнованное лицо.

— Почему ты меня покинул? — воскликнула она.

В этом вопросе зазвучало непреходящее страдание, которое весь Дом Капитула, прежде чем Диана разразилась беспомощными рыданиями, буквально рухнувшими на зрителей в тишине. Когда, подобно выстрелу, раздался первый хлопок, — Мальтрейверс, к своему удовольствию, заметил, что это сделал епископ, — Диана поднялась, присела в глубоком реверансе, и сразу последовал взрыв аплодисментов.

Она поклонилась публике во все стороны прежде, чем быстро двинуться по тому пути, по которому пришла сюда. Но публика захлопала сильнее, и она вернулась, чтобы сполна получить удовольствие от признания, чтобы кланяться и улыбаться. Она вытащила на сцену расслабившегося Мальтрейверса — разделить с ним свой триумф, перед тем как уйти и больше уже не возвращаться, как бы того ни требовали зрители.

Люди пришли в себя, успокоились, стали расходиться, но многие заглянули в трапезную, чтобы выпить кофе.

Мелисса повернулась к брату.

— Гас, это было чудесно, — сказала она. — Ты понимаешь женщин лучше, чем кто-либо из тех, кого я знаю. Даже Майклу придется задуматься над этим.

— Спасибо, — ответил он, когда она его поцеловала. — Но ведь мое слово воплотила на сцене Диана. Слово, точно произнесенное Дианой… Это был самый прекрасный спектакль, который я когда-либо видел в ее исполнении.

— Она придет на кофе? — спросила Мелисса озабоченно. — Я должна поздравить ее.

— Разумеется, она придет и тебе придется подарить ей несколько минут. Ты иди, а мы с Тэсс сходим посмотрим, как она.

Когда они подошли к комнате Дианы, Тэсс сжала руку Мальтрейверса, но ничего не сказала.

— Я знаю, — сказал он просто. — Давай пойдем и опустим ее на землю.

Диана распахнула шторы и стояла у окна, наблюдая за наступлением сумерек. Мальтрейверс подошел к ней и положил руки на ее плечи.

— Ты делаешь мою работу более значительной, чем, боюсь, она есть.

— Спасибо, — сказала она. — Это и в самом деле было хорошо, не так ли?

— Можно сказать: так. Но точнее будет выразиться, это было близко к чуду.

Диана повернулась и посмотрела на Тэсс.

— А что думаешь ты?

— То, что я могу сказать, только что сказано, — ответила она.

— Ты говоришь глупости, и знаешь это. — Диана засмеялась и протянула им обоим руки. — Но я так рада, это было что-то особенное, я рада, что вы оба одобряете. — Она обняла Мальтрейверса, и он почувствовал напряжение, волнами исходящее от нее.

— Пойдем, — сказал он. — Твои зрители ждут тебя в трапезной, они были очень хорошими зрителями.

— Разве они не были великолепными? Знаешь, какой момент был решающим, чтобы все именно так сложилось? Сразу вначале, когда прозвучали слова, что у Адама появился некто, кого можно обвинять. Я думала, та женщина никогда не выдаст своей реакции! Кто она?

— Жена епископа.

На лице Дианы появилась гримаса притворного ужаса.

— Значит, в субботний вечер в Веркастере я была на грани смерти?

— Я тоже чуть не умер вместе с тобой. Я знал, кто она.

Втроем они добрались до трапезной, где, к удивлению Мальтрейверса, Диана была еще раз высоко оценена: снова последовали поздравления, такие же экспансивные, как сразу после спектакля, но теперь более лаконичные. А потом они подошли к группе влиятельных гостей, где Мальтрейверс представил ее епископу, деликатному человеку с благородной сединой и красным жизнерадостным лицом.

— Мисс Портер, — сказал он и поклонился, но поклонился с достоинством, свойственным его сану. — Мне трудно выразить словами то удовольствие, которое вы доставили мне сегодня вечером. В моем возрасте я не ожидал, что наступит момент, когда мне придется пересматривать мою веру, но вы многим из нас дали пищу для размышления. Позвольте мне представить вам…

Мальтрейверс отошел, взяв свой кофе, пока епископ представлял Диане гостей, смотрел на нее как отец, полный гордости за свою талантливую дочь. Мальтрейверс почувствовал, что кто-то прикоснулся к его рукаву. Он обернулся и увидел Джексона.

— Здравствуйте, — приветствовал он следователя. — На дежурство или с дежурства?

— Да. Я думал, что, возможно, здесь увижу кого-то или что-то, что может пролить свет на кражу.

— И увидели?

— Нет, — Джексон улыбнулся. — Но мне довелось увидеть мисс Портер, на это стоило взглянуть.

— Я так понимаю, никаких сдвигов?

Джексон покачал головой.

— Абсолютно ничего, правда, времени прошло совсем мало. Никаких новых деталей, которые можно было бы прибавить к тому, что мы имеем. Я только надеюсь, что мы перекрыли все возможные «выходы» из страны.

Внимание Мальтрейверса было отвлечено от Джексона голосом епископа, произнесшим его имя, и он присоединился к нему и Диане. Они стояли с мэром города, его женой и всем цветом духовенства.

— Я понял, это вы написали сценарий, мистер Мальтрейверс, — сказал епископ.

— С небольшой помощью Библии, сэр.

— Мы вас также должны поздравить. Просто замечательная интерпретация. Скажите, вы никогда не задумывались над тем, чтобы принять веру?

Мальтрейверс услышал, как Мелисса, стоя за его спиной, поперхнулась кофе.

— Нет, — ответил он. — Я думаю, у меня возникнут трудности с некоторыми постулатами учения.

К его облегчению, епископ не развивал больше эту тему. И, хотя Мальтрейверс уже много лет постоянно спорил со своим шурином, пытаясь пошатнуть и даже осмеять его веру, обнаруживать свои взгляды перед епископом он не хотел, епископ не был членом его семьи. Подошел настоятель собора, начал поздравлять Диану, и это дало Мальтрейверсу возможность тактично удалиться.

— Большое самообладание, — пробормотала Мелисса. — Епископ слишком кроток и потому терпит твою категоричность.

— Он одобрил то, что я написал, — сказал Мальтрейверс.

— Да, но и ты поначалу стелил очень мягко. Между прочим, только не поворачивайся сразу, но как раз позади тебя, чуть правее, — человек, который все время пристально смотрит сюда. У двери. Я наблюдаю за ним вот уже несколько минут, а он, кажется, не может оторвать глаз от Дианы.