– Отлично, красавчик! – и захлопала в ладоши. Большинство женщин в кафе присоединились к ней. Я вернулся к Рейчел.

– Пойдемте, – сказал я. – Кто-нибудь наверняка уже вызвал полицию. Нам лучше убраться с достоинством. А если захотите влепить мне еще одну пощечину, подождите, пока мы не выйдем на улицу.

– Тупой сукин сын, – проговорила Рейчел. Мы шли по Бойлтон-стрит обратно в "Ритц". – Разве вы не понимаете, что было бы гораздо полезнее позволить им выволочь меня на виду у всех?

– Полезнее для чего?

– Для повышения сознательности женщин, которые увидели бы, как руководство их компании устраивает театр из своих сексуальных предрассудков.

– Но что это за телохранитель, который позволит двум прохвостам, вроде этих, выволочь тело, которое он должен охранять?

– Это умный телохранитель, который правильно понимает свое дело. Вас наняли, чтобы вы защищали мою жизнь, а не воплощали мечты о временах короля Артура.

Мы свернули налево, на Арлингтон-стрит. На другой стороне невысокий человек, одетый сразу в два пальто, блевал на постамент памятника Вильяму Эллери Ченнингу.

– Там вы были воплощением всего того, что я ненавижу, – продолжила Рейчел. – Все, что я стараюсь предотвратить. Все, что я обличаю: и ухватки самца, и насилие, и самодовольное мужское высокомерие, заставляющее мужчину защищать любую женщину, независимо от ее желания и необходимости.

– Не крутите вокруг да около, – прервал я. – Скажите прямо, что вы не одобряете мое поведение.

– Оно унизило меня. Показало, что я беспомощна и нуждаюсь в большом и сильном мужчине, который присматривал бы за мной. И этот образ пагубно подействовал на собравшихся в кафе женщин, которые бездумно зааплодировали, когда все кончилось.

Мы были перед "Ритцем". Швейцар улыбнулся нам. Видимо, обрадовался, что на этот раз я без машины.

– Может быть, это так, – сказал я. – А может быть, все это теория, мало применимая на практике. Мне наплевать на теории, на последствия классовой борьбы и тому подобное. Я этим не занимаюсь. Я делаю свое дело и, пока я рядом, не допущу, чтобы вас выкидывали из всяких забегаловок.

– Конечно, с вашей точки зрения, вы были бы обесчещены. Я для вас всего лишь возможный повод показать себя, а не причина. Все дело в вашей гордости, вы это сделали не для меня, так что можете не обманываться.

Улыбка швейцара стала несколько натянутой.

– В другой раз я поступлю точно так же, – сказал я.

– Не сомневаюсь, – ответила Рейчел, – но вам придется предложить свои услуги кому-нибудь другому. Наше сотрудничество закончилось. Какими бы соображениями вы ни руководствовались, они не совпадают с моими, и я не собираюсь приносить свои жизненные принципы в жертву вашей гордости.

Она повернулась и вошла в "Ритц". Я взглянул на швейцара, но он смотрел на Паблик-гарден.

– Самое паршивое, – поведал я ему, – что она, вероятно, права.

– Это уже намного хуже, – ответил он.

Я пошел обратно по Арлингтон-стрит. У меня был широкий выбор: можно было заглянуть в "Доксайд-салун" и выпить у них все пиво или поехать в Смитсфилд, подождать, пока Сьюзен вернется из школы, и сказать, что я провалил дело освобождения женщин. А можно было совершить что-нибудь полезное. Я выбрал последнее и повернул на Беркли-стрит.

Главное управление полиции Бостона занимало полтора квартала на правой стороне Беркли-стрит, угнездившись в тени солидных страховых компаний, – наверное, это прибавляло полицейским чувства безопасности. Кабинет Мартина Квирка в дальнем конце отдела по убийствам был таким же, как всегда. Чистая просторная комната. Единственный предмет на столе – телефон, не считая пластикового куба с фотографиями родных.

Квирк разговаривал по телефону, когда я появился в дверях. Он откинулся на спинку кресла, положив ноги на стол и прижимая трубку к уху плечом. Он показал на стул прямо у стола, и я сел.

– Вещественные доказательства, – сказал Квирк. – Какие у вас вещественные доказательства?

Он выслушал. Его твидовый пиджак висел на спинке кресла. Белая рубашка накрахмалена, манжеты отвернуты на толстые запястья. Он был в высоких туфлях из цветной кожи с медными пряжками, галстук аккуратно завязан. В густых, коротко подстриженных черных волосах – ни намека на седину.

– Да, я знаю, – бросил он. – Но у нас нет выбора. Беритесь за это. – Он повесил трубку и посмотрел на меня: – Ты что, вообще никогда не носишь галстук? – спросил он.

– Недавно надевал, – ответил я. – Обедал в "Ритце".

– Нужно почаще надевать, а то ты выглядишь как престарелый хиппи.

– Ты просто завидуешь моей юношеской внешности, – парировал я. – То, что ты бюрократ и вынужден одеваться, как Кельвин Кулидж[16], не означает, что я должен делать то же самое. В этом вся разница между нами.

– Есть и другие различия, – протянул Квирк. – Что тебе понадобилось?

– Мне нужно знать, что вам известно об угрозе, нависшей над Рейчел Уоллес.

– Зачем?

– Еще полчаса назад я был ее телохранителем.

– И?

– И она выставила меня за чрезмерную мужественность.

– Это лучше, чем наоборот, по-моему, – засмеялся Квирк.

– Но я решил, раз уж я был нанят на целый день, то могу использовать остаток времени и что-нибудь выяснить у вас.

– Нам известно не слишком много. Она сообщила об угрозах. Мы приняли к сведению. Ничего особенного. Я поручил Белсону расспросить осведомителей. Никто ничего не знает.

– Как ты думаешь, насколько это серьезно?

Квирк пожал плечами:

– Если бы пришлось гадать, я предположил бы, что, может быть, и серьезно. Белсон не нашел никаких следов. Она называет кучу имен и ставит в затруднительное положение местных бизнесменов и чиновников, но не более того – никто не сядет, никто не будет уволен, ничего подобного.

– А это означает, – продолжил я, – что если угрозы реальны, то родились они в какой-нибудь антифеминистской или "антиголубой" башке, а то и в нескольких сразу.

– Я тоже так решил, – сказал Квирк. – В этом городе борьба за отдельные школьные автобусы для белых сплотила всех провинциальных сумасшедших. Если возникает какая-нибудь серьезная проблема, всегда находится дюжина молодчиков, готовых ее решить. Множеству из них нечем заняться сейчас, когда проблема с автобусами потеряла актуальность. В этом году они просто так, от нечего делать, выкинули полицейских из Саут-Бостон-Хай[17].

– Реформа образования, – заметил я. – Скоро и до глубинки докатится.

Квирк фыркнул и, откинувшись в кресле, сцепил руки за головой. Здоровенные мускулы заходили под его рубашкой.

– Кто за ней присматривает сейчас? – поинтересовался он.

– По-моему, никто. Поэтому я и интересуюсь, реальны ли угрозы.

– Ты же знаешь, как это происходит, – протянул Квирк. – У нас нет фактов. Что мы можем сделать? Анонимные звонки к делу не пришьешь. Мне остается лишь предполагать, что опасность эта вполне реальна.

– Ну да, я тоже, – ответил я. – Что тебя беспокоит?

– Ну, к примеру, угроза убить ее, если книга будет опубликована. Я имею в виду, что копии ее труда уже достаточно широко распространились – гранки, или как там оно называется. Дело сделано.

– Тогда чего ты переживаешь? – спросил я. – Может, звонил обыкновенный сумасшедший, несколько сумасшедших?

– Но откуда сумасшедшему знать про книгу? Или про Рейчел? Тут, конечно, наверняка ничего не скажешь. Может быть, эти гады засели в издательстве, или в типографии, или где-то еще, где можно достать книгу. Но я чувствую, что дело обстоит намного хуже. У меня явное, твердое и мерзкое чувство организованного сопротивления.

– Чушь, – сказал я.

– Ты не согласен? – удивился Квирк.

– Да нет, согласен. Это-то меня и беспокоит. Мне тоже кажется, что дело весьма серьезное. Как будто люди хотят уничтожить книгу не потому, что она раскрывает секреты, а потому, что она говорит о том, о чем они не хотят слышать.