– Заткнись!

Витус побелел от ярости.

– Ты не смеешь говорить со мной в таком тоне! Я...

– Заткнись, молокосос! – великан с поразительной быстротой развернулся и, рванув юношу за ворот облачения, попытался поднять его на ноги. Однако цепь ему помешала, и Витус клюнул его носом пониже пояса. Острый, вонючий запах мочи...

– Заткнись! – заорал великан в третий раз. И бросил заключенного на пол, словно мешок с луком. Несколько секунд спустя он исчез.

Витус заплакал.

Он плакал от злости, от стыда, от отчаяния. Старался всхлипывать потише, чтобы не потерять лица в присутствии остальных, но не получалось. Его плечи тряслись от рыданий.

Наконец Аманд, поднявшийся якобы затем, чтобы взять кусок сухого хлеба, остановился перед ним.

– Эй, парень!

Витус продолжал плакать. Аманд взял его за руку.

– Эй-эй! Видишь вот это? – он показал ему сухарь.

Витус против воли кивнул.

– Самый обыкновенный кусок хлеба. Сейчас я положу его на ладонь, вот видишь, так... Теперь ты возьми его, огляди со всех сторон и положи, где взял.

К чему все это? Ничего не понимая, Витус все же сделал, как было велено.

– Заметил ты что-нибудь в этом куске хлеба?

– Нет.

– Ладно, тогда смотри.

Аманд медленно поворачивал ладонь, пока большой палец не оказался на самом верху. К удивлению Витуса, сухарь не упал, а лежал, словно приклеенный. Его, правда, не было видно из-за тыльной стороны руки.

– Где он сейчас?

– У тебя на ладони, конечно!

Аманд молниеносно повернул руку – сухарь исчез. Он вытянул и другую руку – и на левой ладони ничего не было.

– Кто-то украл его! – с напускной досадой воскликнул Аманд. – По-моему, это сделал ты, Витус!

– Я? Я твоего сухаря не брал!

– Нет, взял, спорю, на что хочешь, – Аманд сладко улыбнулся, быстро наклонился, полез Витусу под ворот накидки – и сухарь снова оказался у него на ладони. – Вот, пожалуйста! – воскликнул он удовлетворенно. – Я был прав: ты как-то исхитрился украсть его у меня! Чудеса, да и только!

– Мое почтение! – Витус улыбнулся сквозь слезы. – И много ты таких фокусов знаешь?

– Хватит колдовать! – вмешался магистр Гарсия. – Раз хлеб нашли, давайте поедим!

Он взял большой черпак и принялся помешивать в ведре с супом.

– Мне не до еды, – покачал головой Витус. – Можешь мою порцию разделить между остальными.

– Об этом не может быть и речи! Возьми хотя бы хлеб с водой. Что толку, если ты лишишься последних сил?

– Ладно, будь, по-твоему: мне хлеб с водой, а суп мой – кому-нибудь другому.

– Предлагаю Аманду – он это своим представлением заслужил!

Аманд покраснел от смущения.

– Это очень любезно с твоей стороны, магистр. А я поделюсь с Феликсом, – он с нежностью посмотрел на приятеля, и тот ответил ему таким же нежным взглядом.

– Быть по сему, – заключил магистр Гарсия.

После того как каждый получил свою похлебку, маленький ученый снова присел рядом с Витусом и без лишних слов принялся за еду. Суп оказался жирным коричневого цвета варевом, в котором плавали ошметки капустных листьев, однако ученый ел с видимым удовольствием. Вдруг он перестал жевать.

– Ну, что я за осел вислоухий! Тебе-то я так ничего и не дал! Даже хлеба с водой... – и постарался побыстрее исправить свою ошибку.

– Спасибо.

Вода отстоялась, но в общем-то ничем подозрительным от нее не несло. Витус потянулся за своим ломтем хлеба, однако магистр удержал его.

– Лучше всего простучи им вот так – смотри... – он ударил куском хлеба два-три раза по полу, после чего из него вывалилось несколько белых червячков. Неожиданно изгнанные из своего жилища, они суетливо закопошились на каменном полу. – Забавно, правда?

– Хм-хм... – преодолев себя, Витус откусил кусок хлеба. Спасибо, что природа наградила его крепкими зубами: хлеб был как камень. Он с хрустом грыз его, разглядывая расписанные самыми неприличными сценками стены камеры. Магистр наблюдал за ним.

– Шелковые обои, конечно, красивее, – улыбнулся он. – Только убежище это мы не сами для себя выбрали. Главное – достойно скоротать время. Фокус с повязкой для глаз я тебе уже показывал...

Он умолк, не договорив до конца, потому что ему пришла в голову одна мысль:

– Держу пари, я знаю в этой камере каждый квадратный дюйм стены! Видишь, в правом дальнем углу седьмой снизу ряд каменной кладки?

– Да, конечно.

– И девятый камень справа отсчитаешь?

Витус поискал глазами и нашел этот камень.

– Видишь, что на нем нацарапано?

– Да.

– А на соседних?

– Тоже. Можно подумать, что целое поколение заключенных только тем и занималось, что увековечивало себя здесь в камне, – съязвил Витус.

– Вот видишь, выходит, и ты это понял, – магистр Гарсия соскреб с тарелки все, что на ней оставалось, и снова завязал себе глаза тряпкой. – Мой мозг нуждается в специальных упражнениях, не то он заржавеет. Ну, что пари?

– Допустим. А о чем и на что мы спорим?

– Ты называешь мне точное место на стене, а я тебе говорю, что на этом камне нацарапано.

– А что мне полагается, если ты не угадаешь?

– За каждый неверный ответ ты получишь от меня золотой дублон. А за правильный я имею дублон с тебя.

Витус криво улыбнулся.

– Ты, оказывается, богатый человек. У меня, к примеру, даже медяка при себе нету. Впрочем, это тебе уже известно.

Магистр расхохотался от души:

– Я так же беден, как и ты! Но, может быть, мы не до скончания века просидим в этой тюрьме. Ты еще вот что себе представь: ты на свободе, зато по уши в долгах. Хорошо бы тебе было?

Витус тоже невольно рассмеялся.

– И так плохо, и этак не хорошо! Ладно, начали!

Он обнаружил в противоположном конце камеры, над головами Феликса и Аманда, выцарапанную чем-то острым надпись:

16 августа anno 1575.

Прикинул, на каком месте стоит этот камень.

– Что нацарапано на стене напротив, в пятнадцатом ряду снизу на одиннадцатом камне справа?

Лицо магистра, частично прикрытое повязкой, замерло. Он сконцентрировался, а потом выдал:

– Это легко. Там написано «16 августа anno 1575». Но если ты приглядишься повнимательнее, то увидишь, что перед этим еще кое-что есть, а именно предлог in.

– Правильно, но почему ты назвал эту задачу легкой?

– Это тот самый день, в который я нашел убежище в этом благодатном приюте заблудших душ. Я и приписал это «в» к дате. Тогда я в камере был совсем один. Три или четыре недели я был прикован цепью к месту, где сейчас сидишь ты. А потом мне повезло: Нуну обманули на базаре в Порто-Мария, когда он покупал полсвиньи, и я дал ему хороший юридический совет. Он решил как-то отблагодарить меня и освободил от оков.

Магистр отогнал муху, пытавшуюся залезть под повязку.

– Для начала я решил установить контакт с другими заключенными. Я обстучал все стены в надежде, что мне ответят. И мне ответили... Это Нуну, поймавший меня за простукиванием стен, дал мне увесистую затрещину. Ну, как бы там ни было, оказалось, что этот камень сидит в стене непрочно. Если знаешь об этом, вытащить его легко.

Муха оказалась назойливой. Маленькому магистру пришлось еще раз прогнать ее, после чего его голос зазвучал почти торжественно:

– Я объявил для себя этот камень почти судьбоносным. Он для меня символ того, что у всякого предмета две стороны. Поэтому я и выцарапал на его внутренней стороне дату, когда меня бросили сюда.

– А дальше? – не совсем понял его мысль Витус.

– А на обратной стороне я когда-нибудь нацарапаю дату, когда меня выпустили, поставив перед этим предлог – ex. Таким образом будущие узники узнают, что в тюрьму не только попадают, но из нее, бывает, и выходят.

– Надеюсь, этот камень принесет тебе счастье.

– Поглядим. А теперь давай продолжим. Мне самому интересно, в каком состоянии моя зрительная память.