– Я ни в чем не раскаиваюсь. На мне никакой вины нет.
– Не понял? Вы ведь только что... – Игнасио прервал себя на полуслове, чтобы совладать с нараставшей в нем яростью. Неужели этот парень потешается над ним? За дурака его принимает? Нет, надо сохранять внешнее спокойствие. Пытки, если они сочтут необходимым применить их, конечно, продвинут дознание в желательном направлении.
– Выходит, вам не в чем каяться?
– Вы меня правильно поняли.
– Тогда мне не остается ничего другого, как перейти к дознанию мучительному! Отец Алегрио, вы внесли в протокол, что обвиняемый и после повторного допроса и даже при виде пыточных предметов упрямо отрицает какие-либо грехи со своей стороны?
– Прошу прощения, ваше преосвященство, пока не успел, – Алегрио указал на факел, дававший очень тусклый для такой большой камеры свет. Вдобавок, язычки пламени все время подрагивали.
– Очень трудно писать при таком освещении.
– Хм!.. – Игнасио жестом подозвал к себе Нуну. – Принеси еще несколько свечей, да поживее!
– Крыса, сбегай за свечами! – приказал Нуну.
Крыса вопросительно взглянул на Игнасио. Нуну потянулся и расправил плечи:
– Я надсмотрщик и палач, и скоро мне надо будет приступить к экси... экси... эксикуск... В этом Крыса мне не помощник.
– А-хм-мм, – прокашлялся Игнасио. – В этом ты, пожалуй, прав. – Он бросил взгляд на отца Алегрио. – Внесете все необходимое в протокол несколько позже. Вот принесет помощник Нуну свечи, и мы перейдем к осмотру пыточных инструментов, тогда и запишете: вам все равно нечего будет делать.
– Слушаюсь, ваше преосвященство.
– А вы согласны, дон Хайме?
– Разумеется, а как же, – в голосе алькальда звучало нетерпение.
– Обвиняемый, я объясню вам, что сейчас последует: мы действуем строго согласно распоряжениям о проведении дознания инквизицией. И начнем с Territio verbalis. Нуну, тебе ясно, что делать?
– Да, ваше преосвященство.
Колосс повернулся к Витусу:
– Смотри внимательно, доктор-еретик, я объясню тебе, как называются эти предметы. – Он, хромая, подошел к табурету, на котором лежала металлическая перчатка. – Это «раскаленная перчатка».
Он поднял ее, потом осторожно положил на место. Затем взял две желтые деревянные палки с заостренными концами:
– Это наши «спички».
Сделал еще несколько шагов в сторону:
– Это кровать для растягивания членов, а вот это – лестница для того же.
– Зачем все это? – спросил Витус, повернувшись в сторону Игнасио.
Инквизитор поморщился:
– Во время Territio verbalis, Витус Безымянный, обвиняемому лишь показывают орудия пыток и каждое отдельно называют. У него в это время все еще есть возможность покаяться и отречься. Готов ли ты к покаянию?
– Мне не в чем каяться.
– Нуну, продолжай.
– Да, ваше преосвященство.
Колосс приблизился к небольшому столу, на котором стоял какой-то металлический предмет с двумя винтами:
– Это винты для больших пальцев, – он взялся за грушевидный предмет, лежавший рядом. – А это «груша», которую вбивают в рот. – Сделав еще шаг влево, он поднял с пола две пластины, на каждой из которых были острые шипы крепления, как у кандалов.
– Это «испанский сапог», – он положил пластины на место и указал на стул перед столом: – А вот это наш стул с шипами.
Он приблизился к центру помещения, где лежали три массивных камня, небрежно указал на них и на веревку, переброшенную через катушку под потолком. – А это наша «сухая растяжка».
Игнасио перебил его:
– Ну, обвиняемый, вы все обдумали?
– Мне не в чем каяться.
– Дальше, Нуну!
– Да, ваше преосвященство. Вот это блок. А это «воронка». Блок – для рук и ног, он нужен при пытке на растяжку членов – вот так...
– Стой! – перебил Игнасио. – Дальше пока не объясняй... – Он посмотрел на Витуса: – Вы, я полагаю, своего мнения пока не изменили?
– Вы не ошибаетесь.
Игнасио пожал плечами.
– Тогда мы перейдем к Territio realis, обвиняемый. Вам объяснят особенности каждого из этих инструментов пытки. Во время Territio realis вам в последний раз предоставляется возможность покаяться и избежать пытки. После начнется сама пытка. Нуну, начинай Territio realis.
– Да, ваше преосвященство. На чем я остановился? Вот этот блок – нижний. Он все равно что деревянная стенка и высотой примерно тебе по колено. Вверху две выемки: туда еретик засовывает руки... – Нуну с грохотом опустил второй блок на первый, после чего «стенка» заметно выросла. Потом он свинтил обе части. Верхний блок был зеркальным отображением нижнего: в нижней его части тоже были сделаны продольные воронки, которые при наложении совпадали с нижними, образуя сквозные отверстия. Руку, засунутую в нижний блок, теперь в этом положении не было никакой возможности вытащить.
Нуну продолжал объяснять:
– Теперь руки твои зажаты навек, и палач может делать с тобой все, что пожелает.
Он отошел к табурету и взял находившийся на нем предмет.
– То, что надо, – сказал он. – Но раз он называется «раскаленная перчатка», нужно и доставать ее из огня, не то не защекочет, как положено!
– Ты не забыл, случайно, объяснить ему все особенности пытки с блоками? – напомнил Игнасио.
Надсмотрщик тупо уставился на него, а потом разразился ужасающим хохотом.
– Когда в блоках окажутся зажатыми ноги обвиняемого, начнется козлиная пытка, а потом – пытка мочой, – он вопросительно посмотрел на инквизитора и дона Хайме.
– Объясни оба эти способа, – кивнул Игнасио. – Со всеми подробностями.
– Слушаюсь, ваше преосвященство. Козлиная пытка – это когда подошвы ног натирают солью. Козел или коза слизывают соль, сначала это только немного щекочет. Но ступни снова покрывают солью, и коза продолжает лизать, и длится это долго, а так как язык у нее шершавый, она слизывает всю кожу, до самого мяса, а потом и его – до самой кости.
Витус почувствовал, что его вот-вот вырвет.
Игнасио захотелось полакомиться еще одним орешком.
– Ну-ну, козлиную пытку всегда проводит Крыса, – продолжал Нуну. – А я буду стоять у тебя в голове, и на мне будет пытка мочой: руки еретика связаны, ноги в тисках, на шее – петля, ему не пошевелиться! Я вставляю ему воронку в рот и через нее вливаю ему в него мочу. И еретику приходится глотать ее, хочет он или нет.
Витуса вырвало. Рвотные массы разлетелись по полу.
– Грязная еретическая свинья! – надсмотрщик бросился на Витуса, но Игнасио удержал его, крикнув:
– Наказывать подсудимого голыми руками во время телесной пытки запрещено законом! Продолжай, Нуну, пусть тебя это не заботит!
– Слушаюсь, ваше преосвященство, – уступая инквизитору, буркнул колосс.
– Пожалуйста, стакан воды, – простонал Витус.
– Есть у нас вода для обвиняемого? – спросил Игнасио.
– Нет, – ответил отец Алегрио. – Помощник Нуну принес днем только похлебку. Надеюсь, он принесет немного воды, когда вернется со свечами.
– Куда это он запропастился? – удивился инквизитор. – Продолжай, Нуну.
– Так точно. Значит, еретик должен эту мочу проглотить, хочет ли он или нет. Ее мы черпаем из отхожего места или, в случае чего, сами помогаем. – Он прошел в центр камеры и указал себе под ноги. – Эти камни – для «сухой растяжки». Еретику заламывают руки за спину и завязывают их, а потом подтягивают вверх на веревке. Ну, и руки выворачиваются из суставов, так что еретики орут не своим голосом. – Нуну рассмеялся. – Если руки сразу из плеч не выворачиваются, мы подвешиваем к его ногам камень. Или несколько, или все – чтобы вес потяжелее был.
– Верно, – вмешался Игнасио, – когда обвиняемый подвешен в таком положении, чаще всего он довольно скоро признает свою вину и во всем раскаивается. Что вы об этом думаете, обвиняемый?
Витус молчал, стиснув зубы.
– Если «сухая растяжка» не приведет к желаемому результату, – продолжал Игнасио, – члены суда и палач с помощником отправляются ужинать, оставляя еретика наедине с его болью. Рано утром следующего дня пыточное дознание будет продолжено.