– Минуточку, – возразил Йон, – потише, пожалуйста! Я жил вместе с ней, был с ней рядом день и ночь все двадцать четыре года. Так что, ясное дело, думал. Что дальше?

Несколько мгновений Роберт молча смотрел на него.

– Ты собирался принести почтовые марки, – напомнил он.

На софе в кабинете дрых Колумбус, переваривая баранину. Когда Йон проходил мимо него, кот открыл золотые глаза, сверкнул ими, зевнул и вытянул перед собой лапки в белых чулочках.

– Эй, толстяк, – успокоил его Йон. – Не буду тебе мешать. Я сейчас уйду.

Он огляделся по сторонам, прикидывая, куда мог деть коробку с почтовыми марками, когда убирал кабинет. Но не мог вспомнить. Его задел за живое упрек Роберта, такой агрессивный тон никогда не был ему свойствен. На лестнице раздались его шаги.

– Ну что там с марками? – Когда Роберт вошел в кабинет, Колумбус спрыгнул с софы и выбежал в коридор.

– Да вот ищу, – нетерпеливо ответил Йон и поскорей убрал на полку ящик с инструментами, чтобы Роберт опять не споткнулся.

– Тут уже все дочиста вылизано, – заметил Роберт, но все-таки стряхнул с софы воображаемую кошачью шерсть, уселся и положил ногу на ногу, после чего спокойно спросил: – Ну и как кормят в «Мамма Леоне»?

Йон тяжело вздохнул. Так. Все ясно. Теперь придется взвешивать каждое слово.

– Очень хорошо, – проговорил он и твердо посмотрел в глаза друга. – Только выбор вин мог быть и получше. Почему же ты не подошел к нашему столику?

– Не хотел мешать. Твоей условленной встрече. С коллегой. – Таким ироничным тоном он, вероятно, когда-то разговаривал с сотрудниками финансового ведомства. И уж точно с Барбарой в эпоху сооружения стены в квартире.

– Что ж, – сказал Йон, – я в любом случае хотел поговорить с тобой об этом.

– Значит, она была права. – Внезапно голос Роберта дрогнул, зазвучал медлительно и устало. – Шарлотта, я ее имею в виду. С ее подозрениями, что ты опять гуляешь налево. А я, идиот, уговаривал ее, что ей все только мерещится.

Йон подошел к окну. Над кронами деревьев, растущих в конце участка, на темнеющем небе протянулась бледно-желтая полоса. На верхушке ели сидела птица; она казалась игрушечной. Он вдруг вспомнил, что в тот вечер, после смерти Шарлотты, Роберт стоял на этом же самом месте, в такой же точно позе. Йон повернулся и сел на подоконник.

– Послушай, – сказал он. – И не перебивай меня, дай мне три минуты. Женщина, с которой ты меня видел… Шарлотта знала о ней.

– Дальше, – пробормотал Роберт. Его голова покоилась на спинке софы, глаза были закрыты.

– Мы решили развестись. Она дала согласие. Я хотел уехать, в тот самый день, когда Шарлотта… когда она упала.

– Дальше, – сказал Роберт, не открывая глаз. – У тебя еще две минуты.

– Это трагическое совпадение. Я имею в виду, что она погибла как раз тогда, когда я хотел уйти.

– Полторы, – сказал Роберт.

По спине Йона пробежал холодок.

– Прошу разговаривать со мной вежливо, – заявил он. – Мы тут не на боксерском ринге.

– Твоя честность немного запоздала. – Опять этот медленный тон. – Ведь я спрашивал тебя про твою новую коллегу, или нет? Не далее как пару дней назад. И что ты мне ответил?

– Признаюсь тебе, что я смалодушничал. Мне следовало сразу обо всем тебе рассказать. Но теперь ситуация чудовищно осложнилась, и в данный момент мы вынуждены прятаться, мы с Юлией. Тебе ведь это знакомо, не так ли? Тебе ведь тоже было что скрывать.

В комнате воцарилась тишина. Роберт открыл глаза и закинул руки за голову.

– Когда я увидел вас вчера, тебя и твою новую, тут до меня и дошло, – объявил он. – Ты убил Шарлотту.

Йон рванулся вперед, оттолкнувшись от подоконника.

– Ты сам не понимаешь, что говоришь! – Он подошел к полке и стал лихорадочно рыться в ней: возможно, он поставил туда коробку с марками.

– Но ведь все совпадает. Складывается ясная картина, – сказал Роберт. – Ты очередной раз втюрился, а она пронюхала об этом. Вы поцапались, она нализалась и стала на тебя бросаться. Ты врезал ей от души. Она свалилась вниз. Все понятно. – Он взмахнул в воздухе обеими руками, как папа римский, произносящий urbi et orbi [11].

– Перестань, – гневно заявил Йон, – ты при этом не присутствовал. Нечего придумывать ерунду.

– Тут и присутствовать не обязательно, – ответил Роберт и вскочил с софы. – Я просто немножко поразмыслил. Сложил два плюс два. В каком-то смысле я даже могу тебя понять. – Он сделал пару шагов, оперся локтями о полку и ткнул указательным пальцем в грудь Йона. – Дело только в том, что я ее по-настоящему любил. Всегда. Даже когда она напивалась.

– Какое благородство, – фыркнул Йон. – Но ведь из нас двоих ты всегда был более правильным и лучшим. И как долго, собственно говоря, у вас это продолжалось? С каких пор? Часто вы этим занимались? Годы, десятилетия?

– Не уводи разговор в сторону.

– Кто сам грешен, тот не должен швырять в грешника камни. Ты наставлял мне рога с моей женой и хочешь теперь учить меня морали?

– Это произошло исключительно потому, что ты о ней не заботился. Потому что ты гонялся за другими бабами. Она искала у меня утешения, не более того.

Никогда за сорок пять лет их дружбы между ними не возникало серьезных разногласий, так, бывали всякие мелочи, которые тут же и забывались. Ничего подобного нынешней ситуации не случалось никогда.

– Утешения? – переспросил Йон. – Чем дальше, тем красивей. Значит, я должен тебя даже поблагодарить за это, да?

Коробка с почтовыми марками наконец нашлась. Прямо возле ящика с инструментами; она стояла между стопкой книг и коробкой с дискетами. Йон вытащил полоску марок за 55 центов. Ему никак не удавалось совладать с руками, унять в них дрожь.

– Перестань вилять, черт побери! – воскликнул Роберт. – Я хочу знать, что произошло. Я представляю себе это так: вы поругались, дело обычное. Потом тебя, умного человека, озарило. Она нализалась, и ее ничего не стоит столкнуть с лестницы. Достаточно пальцем ткнуть. – Тут он опять наставил указательный палец в грудь Йона.

Его жест привел Йона в ярость. Он ударил по пальцу рукой.

– Хватит, Роберт, а? Я ничего ей не сделал. Даже не прикоснулся к ней.

– Ты и криминальной полиции тоже так заявил, да? И те поверили. Ясно, ты ведь не оставил следов. Умный, как я уже сказал. Но вот я могу им намекнуть, как все было на самом деле. – Он подошел еще ближе; Йон почувствовал его дыхание. – Ведь для тебя это идеальное решение. Ты отделаешься от жены, загребешь ее денежки, а потом можешь без помех трахаться со своей новой шлюшкой.

– Заткни свою грязную пасть!

– И не подумаю! Как еще можно назвать такую бабу, а? Которой не стыдно крутить шуры-муры на глазах у всех. Через два дня после смерти Шарлотты.

– Оставь Юлию в покое!

– Черта с два! Какой же ты подлый тип, Йон! Мерзкая свинья! – Последние слова Роберт прямо-таки проревел, размахнулся и двинул кулаком в солнечное сплетение Йона.

Йон согнулся, судорожно хватая ртом воздух, перед глазами заплясала красная пелена. Протянул руку в попытках на что-нибудь опереться. Что-то полетело вниз, острая боль пронзила ногу. Он нагнулся. Нащупал пальцами валявшийся на полу предмет, вцепился в металл, гладкий, тяжелый. Распрямился и вслепую ударил.

Несколько минут Йон неподвижно сидел на софе. Он рухнул на нее, когда из его руки выскользнул и со стуком упал болторез. Крепко зажмурив глаза, он заставлял себя ровно дышать – вдыхать через нос, выдыхать через рот, считая до трех между вдохом и выдохом.

Через некоторое время дурнота отступила, а шум в ушах сделался тише. Тогда Йон открыл глаза и уставился на противоположную стену. «Земляничный этюд». Картина, связанная с Юлией… Ярко-красный цвет… Желудок снова взбунтовался.

Йон закрыл глаза, встал и на ощупь двинулся к двери. Закрыл ее за собой. В ванной комнате подставил руки под струю холодной воды. Взглянув в зеркало, обнаружил на теплой серой рубашке пятнышки – маленькие красные брызги. Стянул рубашку через голову и бросил на пол. Белая майка оказалась чистой.