А из левой глазницы мертвеца выглянула на свет темно-синяя маленькая змейка с острыми клыками и глазками-искорками. Но Селим уже не видел ее, мрак высасывал его грешную душу. Змейка, недолго думая, стремительно метнулась к Селиму, пробила его глаз и углубилась внутрь головы, достигнув мозга человека. Селим еще раз дернулся, пронзительно взвизгнул и затих. Смерть, наконец, раскрыла для него свои объятия, но нашел ли он в них долгожданный покой?
Мертвец же, оскалившись, прильнул к шее Селима и, прокусив острыми зубами плоть, добираясь до вены, начал пить остывающую человеческую кровь, медленно насыщая свое страшное тело. Утолив на какое-то время свою вечную жажду, он откинул сморщенный труп человека в сторону. Тело мешком рухнуло у дальней стены, из-под него выскользнула юркая змейка и по ноге взобралась к демону на живот, исчезнув среди слизких кишок. А к трупу стремительно метнулась черная тень, словно сгусток самого мрака.
Мертвец раскинул руки в стороны и оглушительно взревел, наполнив камеру и коридор вибрацией звука.
Дикий предсмертный крик Селима, полный невыносимой боли и страха, понесся далеко по темным коридорам старой тюрьмы. Он заметался в плену вереницы камер, забился под низким каменным потолком, а затем растаял в ночной тишине, словно его и не было, лишь странная дрожь, скользящая по шершавым стенам, еще напоминала о нем. Но вот прекратилась и она.
Два молодых стражника, недавно принявшие пост у вечерней смены, в стареньких пропыленных одеждах сидели у самого входа в каземат, пристроившись на пустых бочках, и при свете одинокого факела, установленного в ржавом держателе на стене, резались в кости, коротая длинную ночь. Спать еще не хотелось да они и не рискнули бы пока, вдруг нагрянет проверка. Старик Мансур, начальник стражи тюрьмы, очень любит внезапные обходы. Благо, что лишь до полуночи, поле его прихода можно не ждать. Но лучше подстраховаться. Воины еще хорошо помнили тот случай, когда один из стражей заснул, а второй в это время развлекался с девицей, что с улицы Лазар, и в их смену совершил побег знаменитый Дархан — вор, убийца и насильник — с трудом пойманный специально собранным отрядом под предводительством мага в горах на западе. Стражников арестовали, засадили в храмовые катакомбы и долго о чем-то пытали в мрачных нижних комнатах. Оттуда нерадивых вояк вынесли вперед ногами. Их отнесли на ближайшее бедняцкое кладбище, где и похоронили в безвестной могиле. Никто не хотел бы последовать вслед за ним.
А висельников сейчас в тюрьме хватает…
Далекий вибрирующий звук, наконец, достиг ушей стражей, ровное пламя коптящего факела дрогнуло, и черные тени в припадке заметались по пыльным стенам. Охранники как раз начали новый круг. Кхамару сегодня крупно не везло, он уже проиграл пять серебряшек и страстно хотел отыграться. Его напарник, потягивая слабое вино, купленное в ближайшей пивнушке, азартно улыбался, поглядывая на кучку монет, лежащую на столе, уже принадлежащую ему. Вечер обещал быть интересным.
— Что это было? — прислушался он к навалившейся вслед за звуком тишине. — Ты слышал?
— Ветер, наверное. Может кто-то кричал. Эти висельники любят по вопить ночами. Не спится им. Ну что, продолжим?
— Может, стоит проверить. Раньше я ничего подобного не слышал. Жуть просто.
— Да брось ты, что там может случиться. Это же тюрьма. — Кхамару очень хотелось отыграться, поэтому ему было лень обращать внимание на что-то помимо игры. — Ну, вот и мой ход!
Он потряс деревянную кружку, в которой бренчали деревянные кубики, резко хакнул и перевернул ее. На грубый стол выпали пять костяшек, испещренные знаками и рисунками.
— Ну, наконец-то! Смотри, мой дом бьет твой по всем статьям.
— Подожди. Слушай, там, по-моему, еще и воет кто-то. Надо все-таки проверить, что-то мне не спокойно. Вдруг кто-нибудь из этих дармоедов там сейчас помирает.
— Ха, да пусть мрут! Нам то, что за дело! Наша задача следить, чтоб они не убёгли, а все остальное — побоку. Думаешь, начальника волнуют страдания этих смертников. Да он рад будет, если они все разом подохнут. Места в тюрьме больше будет, да и нам меньше возни с ними.
— Так-то оно так. Но меня больше волнуют те, кого завтра на казнь поведут. Если они не дай-то бог сегодня отдадут душу, нас с тобой за это не похвалят. Говорят, сам король и вся его семья будут присутствовать на казни. Народу соберется…
Кхамар почесал волосатой лапой небритый подбородок, оглянувшись во тьму коридора. Видит Иршхавал, ему совсем не хочется сегодня идти туда, что-то останавливает его, но разум и страх перед начальством оказываются сильнее.
— Что ж, возможно ты прав. Ладно, пошли по-быстрому все проверим, чтобы ты успокоился, и продолжим игру. — Взяв с собой прислоненный к стене меч, Кхамар направился следом за уходящим во тьму напарником, прихватив со стены горящий факел, чтобы осветить себе путь.
Медленно стражи шли по погруженным в сон коридорам. Мимо камер, где спали заключенные — кто-то из них натружено храпел, кто-то стонал в ночь, кого-то мучили кошмары и старые раны.
Ничего необычного они не наблюдали, и уже было решили отправиться обратно, решив, что зря всполошились, как вдруг где-то во тьме впереди раздался пробирающий до костей противный, писклявый смешок. Стражники замерли, словно натолкнулись на незримую стену, крепко схватившись за рукояти своих мечей, пристально вглядываясь во мрак убегающего вдаль коридора. Недоуменно переглянувшись, они осторожно устремились вперед, и это было их роковой ошибкой.
Завернув за поворот, они оказались в одном из ответвлений основного коридора. В дальней боковой камере горел приглушенный синий свет. Напарники приблизились и… замерли, как вкопанные, в удивлении раскрыв рты и выпучив от страха глаза.
Это была камера вора, проклятого жрецами Саддхара узника, которого завтра ждет жестокая казнь. Ждала… В камере царил полный хаос. По всему полу валялись куски растерзанного тела, ошметки мяса и труха костей. Кровь залила все помещение, скопилась на полу, ручьями стекала по стенам. Со стороны казалось, что здесь безжалостно растерзали целое стадо коров или свиней, так много было крови. И жуткая вонь терзала нос. Но самым страшным был непонятный шар темно-синего огня, зависший прямо в воздухе под самым потолком, наполняющий камеру ровным мертвым светом.
Воины непонимающе оглядывали помещение. Эшлик, напарник Кхамара, тихо молился, едва шевеля онемевшими губами. И тут из мрака коридора за спинами людей вынырнули две руки — кости, покрытые гноящимся мясом, — и по-братски опустились им на плечи. Следом появился белый череп, и в тиши раздался странный голос:
— Вы тоже на праздник! Давно ждем!
Воины вздрогнули, словно их ужалили, обернулись назад и, истошно закричав, будто обезумевшие, стремительно рванули прочь. Факел выпал из ослабевшей руки и рухнул на пол. Тут же какая-то тень набросилась на него, громко рыча, подмяла под себя, и свет погас — синий мрак вновь завладел всем миром.
Кхамару удалось отскочить и вырваться из объятий мертвеца. Он упал на пол, ободрав колени о камень, но тут же вскочил и умчался в ночь, обреченно завывая. Эшлику повезло меньше. Ледяная рука крепко ухватила его за шею и сжала, сминая позвонки. Послушался громкий треск. Глаза жертвы вылезли из орбит, человек захрипел, кровь выступила на его губах, и через миг его тело мешком рухнуло на пол. И снова появилась странная тень, она набросилась жадно на труп, накрыв полностью его, и в тиши раздались противные чавкающие звуки.
И вдаль по коридорам разнесся громкий смех мертвеца, наполнив помещение вибрирующим звуком, унесшимся в след беглецу.
Судьба — жестокая дева!
Огненный шар, все еще освещавший камеру, вдруг словно очнулся, закружился, забился в воздухе и рванул прочь из камеры, огненной кометой разрезав темноту, преследуя беглеца, повинуясь беззвучному приказу своего хозяина.
Кхамар несся к выходу, не разбирая пути, грохоча подошвами стоптанных сапог по пыльному полу тюрьмы. Он бежал так, как никогда не бегал в своей жизни. Он воочию увидел смерть и мчался все дальше от нее, стараясь избежать злой участи.