«Да что же это такое, – возмущался, сидя на яблоне, капитан, – это что за ублюдок! Он не работает и бабу мою не прет. Дурак какой-то. Да я бы, стоя рядом со своей женой, да я бы разве удержался бы? Да никогда! А если бы мне сказали работать, так я работал бы. Наверное», – тут же поправил сам себя капитан.

Все мышцы Максима отекли, а внутри все кипело от злости, потому как уже было выкурено четыре сигареты и принесено три ведра щебня.

– А интересно, – шептал себе под нос Паркин, – уши у него от никотина не опухли? Это ж каким гадом надо быть! Послали на халявную работу, мог бы и шевелиться. Это так его еще и завтра сюда приглашай, и послезавтра – только через неделю он мне всю кучу перетащит.

Из-за угла дома появилась его жена и села рядом с курящим солдатом. Паркин напрягся, он видел в бинокль, что супруга о чем-то беседует с маленьким лентяем. А тем временем Фрол, пока капитан любовался его изображением в бинокль, растекался маслом по горячей сковородке на тему о том, как тяжело ему приходится в российской армии из-за своих небольших габаритов, что ему постоянно ото всех достается и посылают на самые тяжелые работы.

Красивая молодая женщина с сочувствием слушала весь этот рассказ и глядела то на Фрола, то на кучу щебня. Он на самом деле казался ей ребенком, которого большие и плохие «дяди» наказали за что-то и прислали к ней работать.

– Может, ты что натворил? – предположила Евгения.

Но Фрол покачал головой:

– Да я самый дисциплинированный боец во всем батальоне, а работать меня постоянно припрягают. Вот посмотрите на мои руки! – Он протянул ей ладонь, и та взяла ее.

Паркин злился на яблоне, но удержался от того, чтобы слезть с дерева, перескочить через забор и набить этому маленькому козлу его морденку.

Тем временем Евгения смотрела на маленькую ручку и не видела на ней никаких ни мозолей, ни следов от порезов, как вещал ей Валетов. Фрол сообразил, что его рука на рабочую не похожа, и быстро убрал ее. Но она снова потянула к нему свои длинные ухоженные пальцы и попросила снова показать ей руку.

Капитан то подносил к глазам бинокль, то глядел невооруженным глазом на воркующих голубков. Вот она снова берет его руку. Сама, клушка, повернута на гадании. Сейчас будет ему рассказывать о его будущей судьбе.

«Да, – тут сам с собой согласился капитан, – его-то руку она уже всю изучила и ничего в ней такого не увидела, а вот у этого мелкого, поди, все замечательно».

– Слушай, – шептала Евгения, – да у тебя тут просто не жизнь, а малина!

– Ну да? – не поверил Фрол и поглядел на собственную руку. – Ничего такого я не вижу – одни мозоли от тяжелой работы.

Евгения не видела мозолей, но молчала.

– Тут я вижу только благополучие и сытую жизнь.

– Это когда, – поинтересовался Валетов, – после смерти?

– Да нет, вот армия – это вот тут вот у тебя, вот видишь? Это вот, наверное, армия. А вот после, после у тебя все замечательно.

– Так я ж не в «после», – возразил Валетов, – мне сейчас надо! Вот высокую бы, красивую, молодую женщину...

– Ну, – обиделась Евгения и отдала Валетову его собственную руку, – скажешь! Тебе вон работать надо.

– Да ладно. А чай есть у вас?

Маленький ребенок глядел честными глазками на взрослую тетю. Ну как она могла отказать этому труженику? Они поднялись и скрылись за углом дома.

Капитан сидел и грыз ремешок от бинокля.

«И что теперь? – думал он. – Вот ведь застал. Она со всеми трахается. Пока он на службе – перед всеми ноги раздвигает, а потом заявляет, что беременна!»

Тем временем Валетов разулся и вошел в дом. Евгения поморщилась:

– Слушай, тебе бы надо ноги помыть, а то ты тут у нас все завоняешь.

Валетов, будь он на гражданке, может, и обиделся бы, а так к запаху привыкаешь и уже ничего не чувствуешь.

– Да? – Он с удивлением посмотрел на свои пальцы. – Ну раз надо, так надо. А где мыть?

Фрол снова показался на участке и подошел к тазу, где обычно после работы любил мыть ноги сам капитан. А тут какой-то солдат садится, берет и начинает полоскать собственные копыта в его любимом тазике! А на заднем плане – Паркин приложил бинокль к глазам и едва не заорал на моющего ноги Валетова благим матом, так как на заднем плане в глубине спальни его жена разбирала кровать – подготавливала ложе, сучка! Ну все, он ее убьет сегодня, убьет! Валетов спокойно все мероприятие по помывке ног проделал и, вылив за собой культурно воду, вернулся обратно в дом.

Шаркая по крашеным деревянным доскам тапками, которые нашел у двери, Валетов вошел в кухню, где на газовой плите уже шумел чайник.

К сожалению, капитан не видел, что происходит в кухне, и, несмотря на большой соблазн обойти объект стороной, засесть в огороде у соседа и продолжить скрытое наблюдение, он остался сидеть на яблоне, чуя, просто носом чуя, что будет нечто такое в спальне, что он не должен пропускать!

Валетов, щурясь от солнечных лучей, заглядывающих в кухню, пил чай с медом и смотрел на красавицу.

– Повезло вашему мужу, – не удержался от обычной фразы в тех случаях, когда мужчина хочет подчеркнуть достоинства замужней женщины, Валетов.

– Да, – как-то вяло и обыденно согласилась Евгения, – послушай, я там хотела в спальне тумбочку переставить, ты мне не поможешь?

– Да нет проблем, – согласился Фрол и последовал за хозяйкой в спальню.

У Паркина остановилось сердце. Тем временем его жена необычно живо и бодро подошла к самому окну и, повернувшись к Фролу спиной, нагнулась.

Небольшая, но тяжелая тумбочка стояла между стеной и кроватью, и для начала ее надо было вытащить на открытое пространство. Прикинув физические кондиции ее нынешнего помощника, Евгения решила сама вытащить тумбочку из угла. Она уцепилась за нее и стала пытаться выдвинуть вперед. Тумбочка медленно, но верно выходила на открытое пространство, а Валетову оставалось только отступать немного назад для того, чтобы не мешать хозяйке вытаскивать свое добро. Он уже был рад, что самому ему не приходится ничего делать. Только любуйся попкой в халатике. Вот это зрелище! И как близко, прям под самым носом.

Порой в жизни нужна не физическая помощь, а моральная поддержка. Одна хозяйка не решалась эту тумбочку тащить, а так, вдвоем с ним, вон как хорошо справляется!

Входная дверь дома с треском открылась, и в квартиру вбежал разъяренный Паркин. Он метнулся в спальню и увидел, как его жена, повернувшись самой своей большой прелестью к Валетову, корячит тумбочку.

– Что ты делаешь?! – воскликнул он.

Валетов тем временем замер по стойке «смирно» в сланцах самого капитана и глядел на того, вытаращив глаза.

«Ну все, – думал он, – теперь мне кобздец! Сейчас заставит эту кучу в темпе марша перебрасывать с одного места на другое».

Евгения, удивленная тем, что муж так быстро вернулся из Самары, выпрямилась и подбоченилась.

– Ты что, уже приехал?

– Да не ездил я в Самару, – отмахнулся Паркин, тяжело дыша и с удовлетворением отмечая, что к его жене, похоже, никто не прикасался. Он бросил взгляд на кровать и увидел, что та застелена. Выходит, она не расстилала постель, а наоборот. Как же он сразу не догадался. – Хорош, солдат, пялиться! – скомандовал капитан. – Твое дело – щебень.

Фрол молча поспешил удалиться, чувствуя нутром, что между офицером и его женой возникла какая-то напряженность. Он быстренько забежал на кухню, сунул ложку в банку с медом, запил все это дело чаем и потом уже оказался на улице, рядом с кучей стройматериала.

Объяснив жене, что всякое бывает на службе, к чему она уже давно привыкла, Паркин с удовольствием пожевал найденные супругой в холодильнике куски, так как об обеде сегодня речь и не шла. Потом он пообещал обязательно быть сегодня вечером часов в шесть и, как показалось жене, очень даже довольный, снова отправился служить родине. Прямо вот с биноклем на груди.

Пройдя несколько домов, у Паркина что-то защекотало под сердцем, он обернулся и, плюнув на все – ведь сегодня он официально взял отгул, – снова обошел жилой массив и разместился на яблоне. Он не хотел сам себе признаваться, но, похоже, следить за собственной супругой – весьма интересное занятие.