— Да. Именно поэтому мы выращиваем грибы. Теперь ты понял?
— Большинству из них не нужен свет?
— Именно.
Эриху стало тоскливо, как никогда. Неужели все лишения, все страдания ведут к еще большим лишениям и страданиям? И все в мире становится только хуже с каждым годом?
— В Африке тоже выпадет снег и воцарится холод?
— Думаю, там все-таки будет теплее, чем здесь. И мы сможем получать из экваториального пояса продукты. Но о временах изобилия придется забыть.
— О дивный новый мир, — вздохнул Бауэр.
— Без борьбы нет жизни.
— Кстати, о борьбе... Думаю, нам нельзя разлучаться.
— Почему?
— Нам ведь дано важное поручение и письма. Да и вообще, вдруг кто-то захочет организовать на тебя покушение? Я не могу этого допустить.
— И что ты предлагаешь?
— Думаю, я должен проводить тебя в номер. И неустанно находиться там, пока профессор не пришлет обещанный автомобиль до аэродрома.
Эльза взъерошила волосы Эриха.
— Наглец! Ну что ж, твое предложение не лишено смысла. Примерно час у нас есть.
Избежать пересадок не получилось. Над польским генерал-губернаторством пилот объявил, что впереди сплошной грозовой фронт, простирающийся чуть ли не до самого Берлина. Посланцам Хаусхофера пришлось приземляться в Варшаве и искать иной транспорт.
Нашелся он удивительно быстро. Эрих уже отвык от гражданской жизни и хотел получить пропуск на борт какого-нибудь военного самолета или, на худой конец, места в воинском эшелоне, а Эльза просто приехала на вокзал и купила билеты на поезд. Точнее, на суперэкспресс «Варшава—Брюссель».
Огромный состав с двухэтажными вагонами потрясал воображение. Не поймешь, что выше — поезд или здание вокзала. Вагоны выглядели как дома, а состав — как целая улица.
Внутри поезд смотрелся роскошно. Указатели «Ресторан», «Кинотеатр» и «Парикмахерская» удивляли только поначалу. Когда они вошли в каюту с душем и мягкими диванами, Бауэр решил, что попал в сказку. И это всего лишь купе первого класса! А как выглядит люкс?
Зигзаги молний исчеркали весь горизонт на западе, но отличная звукоизоляция заглушала раскаты грома.
Через час после отправления пошли в кинозал — он располагался в соседнем вагоне. После просмотра лирической картины «Люби меня», где в главной роли блистала Марика Рекк, фройляйн Вернер не удержалась от шпильки:
— Я понимаю, что нашел в этой вертихвостке ее муж режиссер. В конце концов, они оба венгры. Но чем эта напомаженная дива покорила фюрера, почему он так к ней благоволит?
Угадав в словах спутницы уязвленную женскую гордость, Бауэр не стал торопиться с ответом. Эльза же, очевидно, сама быстро пришла к какому-то выводу. Оставив капитана посасывать кубинскую Ноуо de Monterrey в курительном салоне, девушка унеслась в направлении парикмахерской. Назад она вернулась нескоро, зато успела сменить брюки на форменную юбку, сапоги — на грациозные «лодочки» и в довесок ко всему обзавелась прической а-ля Рекк.
— О-о-о! — только и смог выдавить из себя капитан, торопливо гася в пепельнице сигару. Вскочил с кресла, оправил мундир и галантно предложил даме руку.
— Куда прогуляемся? Вперед или назад?
— Назад, — решила Эльза. — Там есть роскошный зимний сад. А впереди — помещения с остарбайтерами. У них глаза жалостные, как у коров на бойне. Видеть их не могу.
Но прогулка закончилась, так и не начавшись. Раздался удар гонга — состав начал торможение.
— Падерборн. Мы выходим, — объявила Эльза, сразу забывая про флирт. — Отсюда до замка рукой подать.
Вевельсбург — суровая крепость, оплот власти Великого магистра Черного ордена СС Генриха Гиммлера и источник вечного страха для врагов рейха. Глыба, уходящая корнями глубоко в скалу, туда, где под криптой таится зал группенфюреров с круглым дубовым столом в окружении двенадцати черных колонн, где в стенных нишах, как в средние века, чадят факелы, где плиты пола испещрены свастиками и руническими заклинаниями.
Замок оставил у Эриха ощущение давящей тяжести и холода. Хотя здесь, рядом с рекой Альтенау, было не в пример теплее, чем на берегах Волги, капитан все равно испытал озноб. Эрих буквально чувствовал, в каком месте приносились кровавые жертвоприношения, где замурованы мертвецы — и те, что ушли в мир иной сотни лет назад, и те, кто был принесен в жертву новыми хозяевами. Золотое кольцо с символами Аненербе помогало ему — не только когда он проходил мимо часовых, но и словно бы согревая в давящих казематах.
В ставку Черного ордена, цитадель СС, они с Эльзой приехали уже глубокой ночью, когда нормальные люди спят. Но здесь, напротив, кипела жизнь. Бегали с донесениями унтерштурмфюреры и хауптштурмфюреры, деловито вышагивали с папками под мышкой ученые, сменялись в воротах и на вышках часовые. Стылый туман прорезали яркие лучи прожекторов, от которых хотелось спрятаться.
— Пока нам ничто не угрожает, — успокоила спутника Эльза и тут же ушла по своим делам.
Эриху выделили небольшую келью в одной из башен. Днем, в хорошую погоду отсюда, наверное, открывался неплохой вид. Но сейчас капитан видел лишь клочья тумана и время от времени мерцающее яркое пятно прожектора на другой башне.
Бауэр скользнул глазами по висящему на стене портрету фюрера, повертел в руках склянку с туалетного столика. «Hugo Boss — поставщик НСДАП с 1924 года». Похоже, в этой келье до него жили не самые простые парни. Ну да что ему до этого? На узкой и жесткой койке Эрих забылся тревожным сном.
Среди ночи его словно толкнули. Он не выполнил свой долг, так и не сдал в канцелярию жетоны павших солдат своей роты! Как он мог об этом забыть?! А планшет с письмами Хаусхофера унесла Эльза, там же, на дне, в холщовом мешочке, лежали жетоны.
Эрих поднялся — келья была освещена лунным светом, чудом пробившимся сквозь облака, — и обнаружил планшет на столе.
Надо составить список. Благо, в келье имелись и письменный стол, и чернильница, и несколько листов бумаги, стилизованной под пергамент.
Вытряхнув половинки жетонов23 на стол, Эрих взял первый попавшийся.
Личный знак Рудольфа Ланге.
Что за дикая ошибка? Капитан Ланге жив и никогда не позволил бы своему жетону валяться, где попало. Может быть, Руди сильно тряхнуло в поле, и он выронил жетон, а Бауэр поднял его вместе с остальными? Наверное, так. При случае нужно будет вернуть жетон. Но вряд ли они свидятся когда-нибудь — слишком далеко в русских степях остался капитан вермахта Ланге...
Отложив жетон в сторону и ничего не записывая, Бауэр взял следующую половинку. Личный знак Карла Тизенхгаузена.
Но Тизенхгаузен остался с Ланге. Раненый в плечо, но живой! Его жетон никто не ломал, потому что Карл не лежал, оскалившись, на русском снегу, глядя мертвыми глазами в пасмурное небо! Как такое может быть?
Следующая половинка. Номер Эммануила Бляйхродта. Фатти. Рыжий фельдфебель.
А этот жетон здесь откуда? Потрепанный, но живой и полный решимости бороться с унтерменшами Фатти остался под Сталинградом и с удовольствием поедал грибы неизвестного происхождения. Чокнутый фельдфебель... Может, он и виноват во всем? Подменил жетоны? Логику поступков сумасшедших понять невозможно.
Еще один жетон. Личный знак Хоффмана. Точно. Бляйхродт каким-то образом забрал жетоны своих товарищей и подсунул их обер-лейтенанту. Милая шуточка... Но могло быть и хуже — ведь у Фатти так и не отобрали автомат...
Следующий жетон Бауэр взял для очистки совести — и все же вздрогнул. Это была его половинка. Эрих Бауэр. Но как фельдфебель мог подобраться к его жетону? Неужели Бауэр ничего не почувствовал?
Он потянул за шнурок, вытаскивая медальон, висевший на шее. Медальон оказался целым! Чужой? Повернув его к лунному свету, Эрих прочел: «Мертвец Бауэр». Написано было шрифтом, стилизованным под руны. Где-то в лесу, за стенами и рвом, громко завыли волки. Капитан почувствовал, что в спину ему кто-то смотрит, но ведь дверь закрыта. Или двери вообще нет?
23
Erkennungsmarke — личный знак носил на шее каждый военнослужащий Третьего рейха. На жетонах значился шифр воинской части и личный регистрационный номер военнослужащего. Посередине жетона шла перфорация. В случае гибели военнослужащего жетон разламывали на две части. Одна сдавалась в канцелярию части для учета потерь, а вторая захоранивалась вместе с павшим, чтобы в случае необходимости опознать тело при позднейшей эксгумации.