А деревьев каких дивных понавезли... Что за фрукты чудные! Жить да радоваться. Теперь Афанасич умирать не торопился. С супругой бы свидеться... Может, отыщется еще? Многие сейчас находятся из тех, кого в мертвые записали. Поразбросала людей война, но не все сгинули, не все!

Вот и разъезд. Окошко горит ярко, электричество, почитай, везде есть. Свояк газету читает — грамотный... И термос по почте выписал, чтобы деду сподручнее было к нему ходить. Из самого Китая термос. Воду нальешь вечером — до утра горячая.

— Вот и я, Тихон, — распахивая дверцу, объявил Петр Афанасьевич.

— Давно жду, дед, — хмыкнул свояк. Поговорить ему не терпелось. — Читал, чего в мире делается?

— Нет, не читал. Ты расскажешь.

— Англия, слышно, ко дну пошла, — поднял вверх палец свояк. — То землетрясения, то цунами. Знаешь, что такое цунами, дед?

— В японском не силен. Только по-германски немного разумею.

— Волна это — выше гор. Топит и топит острова. Лондон вообще на хрен смыло. Оно жаль, конечно, Британию, но туда ей и дорога. Всегда нам англичанка гадила.

— Нельзя так, Тихон...

— Ты, дед, еще немцев пожалей! Они тебя очень жалели?

— Табаком делились, — вступился за бывших врагов дед. — Да и пусть их. Живут у себя на севере, и живут.

— А с евреями как они? — продолжал обличать фашистов свояк.

— Ну, зато у евреев страна теперь своя. Большая, — раздумчиво проговорил Петр Афанасьевич.

Свояк подошел к добротному деревянному шкафчику, достал из него золотистую жестяную банку.

— Вот, кстати, о евреях. Из Палестины мне чаю прислали. Роза Соловейчик. Помнишь ее? Мы думали, ее еще в сорок втором расстреляли.

— Ты Дарье-то хоть не говори, — вздохнул дед, вспоминая кудрявую и пышнотелую красавицу Розу. Тихон явно был к ней неравнодушен.

— Что ж я, совсем дурак, что ли? Видишь, даже домой не несу... Ну, давай заварим чайку. Попробуем, какой он там, в Палестине. Не может в Святой земле плохой чай родиться, так ведь?

Джейн!

Я был идиотом, когда позволил тебе уговорить меня ввязаться в эту дьявольскую авантюру.

Ты хоть представляешь себе, как далеко от Лондона эта Нанонезия? Я провел в самолетах и аэропортах двадцать четыре часа — настоящая пытка. Сначала из Лондона во Франкфурт, из Франкфурта в Мумбай, куда прилетел в то время, когда не спят только летучие мыши. Конечно, мой рейс отменили, и мне пришлось взять новый билет. Я проторчал в мумбайском аэропорту достаточно долго, чтобы подхватить сальмонелловый сэндвич с грузом кишечной палочки на борту, и снова меня запихнули в очередную летающую жестянку, чтобы еще хоть на день продлить мучения жалкого существа — меня. В данный момент мои ноги пребывают в стабильном полуотмершем состоянии. Кажется, пилот заблудился, потому что в иллюминатор виден лишь бесконечный Тихий океан и ни клочка суши. Солнце встает, когда мои биологические часы наигрывают колыбельную. Когда у нас кончится горючее, не останется даже моих выбеленных костей, чтобы отправить родителям для захоронения.

Скорее всего, я не соглашусь здесь работать, разве что мне предложат должность председателя банка. И мне все равно, что Тамароа — это тот же Дубай: он чертовски далеко! И тут еще ты со своим: «Вперед, на восток, юноша!»... Если бы я зацепился за «Барклиз»24, то со временем несомненно стал бы фигурой гораздо более значительной, чем заурядный торговец валютой. Знаю, что не был лучшим выпускником, но любой диплом, выданный Лондонским институтом экономики, в конце концов должен чего-то стоить. Если бы ты не соблазнила меня мыслью о солнечных пляжах под кокосовыми пальмами, я бы сохранил здравомыслие и никогда не подал заявления на эту работу.

Ох, вот идет бортпроводник с дефибриллятором, чтобы оживлять замученных до смерти транзитников.

Проклинающий тебя,

Саймон.

Джейн!

В общем, жизнь-то налаживается.

Прилагаю фото моего гостиничного номера, здесь видно, что наконец со мной достойно обращаются, как я того и заслуживаю. На первом плане — выложенная серо-голубым кафелем джакузи, на заднем плане — интерактивный домашний кинотеатр, а справа — мои личные тренажеры. Окно — во всю стену, от пола до потолка, но это совершенно не мешает уединению, потому что поселили меня в пентхаусе. Он занимает весь верхний этаж. Полы из полированного коралла, а кровать размером чуть ли не с гектар. Все настолько «хайтеково», насколько только можно себе представить. Единственная уступка местной культуре — это необычная, старинная и изящная гробница одного из их божеств на входе. На ней изображена гротескная маска с выпученными глазами, торчащими клыками и длинным красным языком. Мне сказали, что это ведьма и зовут ее Рангда25.

Мое мнение о стране круто изменилось: теперь я верю, что это мощная энергетическая база сегодняшней экономики. Остров Тамароа с воздуха — самое изумительное зрелище. Это хрустальные горные пики, вырастающие прямо из океана! Земли не видно вообще! Остров словно держится на плаву, натуральная современная Атлантида. Аэропорт построен на пилонах прямо над водой, так что у пилота не слишком много места для ошибок при посадке, но наш как-то умудрился безопасно приземлиться.

Все становятся ужасно радушными, как только узнают, что я приехал по делу в «Синоа-банк». Меня быстро и почтительно провели через таможню и иммиграционный контроль и передали под ответственность водителя в униформе, тот проводил меня к белому лимузину, припаркованному на тротуаре (видимо, «Синоа-банк» может парковаться, где пожелает). Внутри сидел нанонезиец среднего возраста в темно-сером костюме от Гуччи. Он представился как мистер Самарта, был очень любезен — в своей южно-тихоокеанской манере. Он сказал, что ожидал человека пожилого и удивился молодости обладателя столь выдающегося резюме. Полагаю, действительно выдающегося, если сравнивать со средним тамароанским. Не волнуйся, я не загоржусь.

Автомобиль тут же рванулся с места и прямо-таки полетел, словно едва касаясь мостовой, сквозь строй удивительных хромово-стеклянных небоскребов. Местная культура представляет собой поразительную смесь: западные костюмы и шелковые саронги, уличные разносчики кавы26 — возле «Старбакс». И всё вокруг безупречно чистое, с тротуаров буквально можно есть. Когда мистер Самарта увидел, с каким восхищением я осматриваю город, он просиял и сказал:

— Мы маленькая нация, но мудро используем ресурсы. Поверите ли вы, что двадцать лет назад здесь был лишь небольшой атолл вулканического происхождения? У нас не было ничего, кроме пляжей под кокосовыми пальмами.

У основания каждого небоскреба возведена гробница, гармонично сочетающаяся с основной архитектурой города, на каждой водружена статуя, заваленная грудами цветов и обставленная мисками с едой. Мистер Самарта пояснил:

— Вы обнаружите, мистер Месситер, что мы очень религиозный народ. Наше процветание этого не изменило. Мы верны нашим корням, как и вы, англичане.

Интересно, когда он последний раз был в Королевстве?

Он привез меня в эту гостиницу и передал на попечение управляющего, обещая в полдевятого вечера заехать, чтобы вместе отправиться на обед с Председателем, а после — на заседание правления банка в десять вечера. Если они хотели произвести на меня впечатление, то им это вполне удалось — я и не мечтал лично встретиться ни с Председателем, ни с правлением, хоть моя будущая работа и связана с учетом и контролем. Должно быть, они очень-очень хотели, чтобы я принял их предложение.

Со своего места за рабочим столом через стену-окно я вижу здание «Синоа-банка». Это стеклянная башня, увенчанная сооружением, похожим на балийский храм — словно кипа китайских шляп, уменьшающихся в размерах. Логотип «Синоа» (что-то наподобие полинезийского иероглифа) на фасаде светится в лучах заходящего солнца. Он возвышается над горизонтом и выглядит, надо сказать, несколько зловеще. Скорее всего, так и задумано.