Так что лучше уж — «Гарри Поттер».

Тем более лучше, что в отличие от обычных «всевозрастных» сказок, в этом сериале с каждым томом взрослеют и персонажи, и читатели книжки. Так, самый мрачный — четвертый — том рассчитан уже не на 11-летних детей, а на 14-летних подростков. Эти уж сами кого угодно запугать могут…

А вот еще повод для испуга: «Стоит обратить внимание еще и на рассказ о “смене обличья”, которое сорок семь раз совершала любительница гореть на костре — Венделина. Это не что иное, как ненавязчивая попытка Джоан Роулинг приобщить читателей к вере в многократные перевоплощения — так называемую “реинкарнацию”. А ведь вера в реинкарнацию — одна из характерных черт “нью-эйджерства”»[113].

Что ж, обратим внимание… Но на сам авторский текст: Гарри Поттер пишет сочинение на тему «Был ли смысл в XIV веке сжигать ведьм?» В одном из своих пособий он читает: «В Средние века люди, в чьих жилах нет волшебной крови (маглы), очень боялись колдовства, но отличать настоящих ведьм и колдунов не умели. Иногда им все же удавалось поймать волшебника, но простецы не знали, что волшебникам огонь не страшен: они умели замораживать огонь и притворяться, что им очень больно. На самом же деле они испытывали не боль, а лишь приятное покалывание по всему телу и теплое дуновение воздуха. Так, Венделина Странная очень любила “гореть” на костре. И чтобы испытать это ни с чем не сравнимое удовольствие, сорок семь раз меняла обличье и предавала себя в руки маглов» [114].

Монахиня Евфимия увидела здесь проповедь реинкарнации. Мне же здесь видится избавление детей от страха перед «жуткой инквизицией», который навязывает светская школа. Если бы книга была задумана как антихристианская — уж об инквизиции и кострах в ней, наверно, говорилось бы не в такой мягкой интонации…

А реинкарнации здесь и близко нет. Ведь чтобы 47 раз реинкарнироваться, нужно прожить 47 жизней, каждую начиная с пеленок. Вряд ли Венделину каждый раз сжигали в детстве. Предположим, что при этом она ни разу не доживала до старости. Но даже если каждый раз ее казнили в совсем молодом, 20-летнем, возрасте, стоит умножить 20 на 47 — и получится, что Венделина всходила на костер в течение 940 лет… Но в европейской истории костры инквизиции просто не горели так долго: «охота на ведьм» пришлась на рубеж XVI-XVII столетий (и тут Роулинг неправа, относя эти события к средним векам)[115].

Сказка ясно говорит: Венделина «меняла обличье», а не «реинкарнировалась». Это обычная волшебная метаморфоза волшебной сказки. Уравняв волшебное превращение с реинкарнацией, монахиня Евфимия совершила ту же неосторожность, которую обычно совершают как раз нью-эйджеровские пропагандисты. Узрев в русской сказке волшебное превращение Иванушки в волка, они тут же торжествующе восклицают: смотрите — русский народ всегда верил в реинкарнацию! А ведь это не так — ибо Иван не стал волчонком, а скинув волчью шкуру — не стал младенцем, а сразу же явился в облике жениха… (кстати, об этой русской сказке монахиня Евфимия напрочь забыла — ибо в ее восприятии любое сказочное превращение есть «болото оккультизма»[116], а не просто сказка, которая вообще немыслима без игры в невозможное).

Я бы использовал эпизод с Венделиной как повод для того, чтобы рассказать ребятам о том, в чем неправда инквизиции, а в чем — неправда мифа об инквизиции…

Поспешно-предвзятое восприятие сказки являет себя даже на уровне подбора слов: при желании, конечно, можно увидеть в сказке «оккультную ложь»; я же предпочту сказать — «сказочный вымысел». Ложь тем и отличается от сказки, что сказка не старается выглядеть достоверной правдой, сказка честна в своем фантазерстве. А оккультная ложь врет с серьезным видом. Если критик не понимает этого различия между сказкой и теософским трактатом — то лучше вообще ему (ей) не вдаваться в духовно-литературоведческие инквизиции[117].

А вот самый яркий пример критический предвзятости: «Гарри отзывается о своей матери так: “Моя вульгарная мать-магла”. Страшно, что эти слова говорит сын, которого эта самая “вульгарная магла” спасла от смерти, пожертвововав собой»[118].

По-детски скажу: так нечестно. Если бы эти слова Гарри сказал в кругу подростков-друзей, то они были бы обычной подростковой подлостью. Но сказал он их во время смертельного поединка с врагом своим и своей матери. Этот мерзавец как раз был расистом, презирающим и ненавидящим «маглов» (людей-неволшебников). Гарри в ответной реплике по сути лишь цитирует его, опровергает своего оппонента, на секунду встав на его же позицию: ты ни во что ставишь «вульгарных», по твоему, маглов. Но отчего же ты тогда оказался бессилен перед моей матерью, столь презренной в твоих глазах (а отнюдь не в глазах самого Гарри). Не над матерью здесь издевка, а над врагом.

Представьте, что я слышу от некоего «западника» — «Русский народ никогда не был способен к рациональному мышлению, он ленив, бездарен и необразован». И в ответ на этот плевок, сдерживая ярость, говорю: «Вы, уважаемый оппонент, запамятовали, что именно этот неуч создал лучший танк второй мировой войны и первым создал космическую технику». Ну, честно ли будет на основании этого моего текста сказать, будто именно я считаю свой народ «бездарем и неучем»?

Вот два перевода этого текста: «— Никто не знает, почему ты, сражаясь со мной, слабеешь, — сказал Гарри. — Я ведь и сам себя не знаю. Мне ясно одно, почему ты не можешь меня убить. Моя мама отдала жизнь, чтобы спасти меня. Моя вульгарная мать-магла, — он дрожал от едва сдерживаемой ярости, — отвела от меня мою смерть. В прошлом году я видел тебя, твое истинное лицо. Ты развалина. Ты еле жив. Твоя сила обернулась против тебя»[119]. Или: «Никто не знает, почему ты потерял колдовские силы, когда пытался убить меня, — коротко ответил Гарри. — Я тоже не знаю. Но зато я знаю, почему ты не смог убить меня. Потому что моя мама отдала за меня свою жизнь. Моя обыкновенная, муглорождённая мама, — добавил он, дрожа от подавляемого гнева. — Она не дала тебе убить меня. А я видел тебя настоящего, в прошлом году. Ты — никуда не годная развалина. Ты чуть живой. Вот куда привели тебя твои колдовские силы».

Когда я встречаю у православных авторов такого рода подделки — я и сам «дрожу от едва сдерживаемой ярости». Потому что представляю себе ребенка, который читал сказку про Гарри, а потом ему дали такого рода антипоттеровскую статью. Сможет ли ребенок сказать, что просто «эта тетя» ошиблась, а не перенести свое вполне законное возмущение на все Православие как таковое?

Еще одна женщина, ставшая на путь борьбы с Гарри Поттером, ухитрилась извратить даже самую светлую страницу этой книги — «Гарри спас предсмертный сброс собственных магических возможностей в сторону мага-убийцы. Мать Гарри в свой смертный час не взывала к Богу. Она собрала всю свою ненависть, все свои угасающие колдовские силы и направила эту адскую смесь на защиту младенца»[120].

Вот где «фэнтэзи». Вот где «триллер». Вот где налицо психологическая травма. Ибо только контуженая душа, живущая в мире постоянных страхов, может так перетолковать текст Роулинг.

Вот все упоминания в этом тексте о смертном часе Лили Поттер (Гарри по крупицам вспоминает этот час, и потому его описания разбросаны по нескольким страницам): «Откуда-то издалека донесся жуткий, пронзительный вопль мольбы… Я слышу, как перед смертью кричит моя мама, умоляет пощадить меня. Если бы вы вот так услышали последние слова мамы, вы бы их навсегда запомнили… В голове эхом отдавались крики матери: “Только не Гарри! Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю все, что угодно…” — “Отойди… Отойди, девчонка…”»[121]. «А Волан-де-Морт шагнул к Лили Поттер, приказывая ей отойти в сторону, чтобы он мог убить Гарри… Она умоляла убить ее вместо ребенка, отказываясь оставить сына. И Волан-де-Морт убил и ее тоже, прежде чем направить волшебную палочку на Гарри». Сам убийца об этом говорит так: «Его мать погибла, пытаясь спасти его, и невольно дала ему защиту, которой, признаюсь, я не предусмотрел. Его мать оставила на нем след своей жертвы. Это очень древняя магия, и я должен был вспомнить…»[122]