Когда следователь предъявил обвиняемому документы о том, что он является собственником комнаты, Калмыков заявил, что первый раз об этом слышит.

Следователь предпринял попытку выяснить происхождение винтовки. Из Минобороны сообщили, что "винторез" штатной комплектации с указанным серийным номером в 1996 году вместе с двадцатью единицами стрелкового оружия был похищен неизвестными преступниками со склада одной из воинских частей.

Ничего не дал и запрос в Центральную криминалистическую лабораторию: "винторез" чистый, криминальных происшествиях не засветился.

...С особым вниманием судья Сорокин прочитал протокол допроса Мамаева. Он занял всего половину страницы. Мамаев заявил, что у него, как и у всякого серьезного бизнесмена, есть конкуренты, но он даже представить себе не может, чтобы кто-то из них прибегнул к такому варварскому способу решения проблем.

Позлее, за несколько дней до начала слушания дела Калмыкова, прокурор рассказал судье Сорокину, с которым когда-то вместе учился на юрфаке МГУ, как на самом деле проходил допрос Мамаева, вызванного в качестве свидетеля. Правильнее сказать - приглашенного. Потому что такого деятеля, как Мамаев, не вызовешь повесткой к следователю районной прокуратуры. Его можно только пригласить. Сделал это сам прокурор, а следователь присутствовал при разговоре.

Сообщение о готовящемся покушении привело Мамаева в ярость. Он не удовлетворился докладом следователя, изъявил желание увидеть дело своими глазами. На напоминание прокурора о тайне следствия заявил, что речь идет о его жизни, поэтому он покорнейше просит показать ему протоколы допросов обвиняемого. Прокурор уступил его просьбе и приказал следователю принести дело, чтобы Мамаев мог просмотреть его в их присутствии.

По иронической усмешке, с которой прокурор об этом рассказывал, судья понял, что разговор велся совсем не в том тоне и не в тех выражениях. Но он не упрекнул старого товарища в нарушении Уголовно-процессуального кодекса. Прокурор и так пересидел в советниках юстиции, по армейским меркам - в подполковниках, по опыту и должности ему пора бы уже стать старшим советником юстиции. В его положении ни к чему наживать в Мамаеве влиятельного недоброжелателя. Кодекс кодексом, а жизнь жизнью.

У прокурора создалось впечатление, что самой большой неожиданностью для Мамаева была цена, за которую его заказали. Двенадцать тысяч долларов за комнату в коммуналке плюс три тысячи долларов аванса плюс стоимость "винтореза" и старых "Жигулей" - тысяч пять, не больше. Получается, его оценили всего в двадцатник? Где же заказчик нашел такого киллера? Да он мог объявить полтинник и даже стольник!

- Калмыков работал в реабилитационном центре при военном госпитале, пояснил следователь.

- Как его там нашли? Кто? Почему его?

Следователь показал то место в протоколе, где он задал Калмыкову эти же вопросы. Калмыков ответил, что служил в армейской разведке, имеет навыки оперативной работы, заказчик мог узнать об этом из его личного дела в архиве Минобороны. А как на него вышли, он не знает. Он задал этот вопрос заказчику, но тот не ответил.

- У вас есть недоброжелатели? - спросил прокурор.

- Недоброжелатели - это у вас в конторе, - последовал раздраженный ответ. - А в большом бизнесе есть только враги.

- Вы не допускаете, что кто-то из ваших подчиненных, друзей или близких людей действительно нанял Калмыкова, чтобы проверить систему вашей безопасности?

- И купил ему "винторез"? - парировал Мамаев.

- Я допрашивал доктора Перегудова из реабилитационного центра, - сказал следователь. - Он наблюдал Калмыкова больше года. Он не верит, что Калмыков готовил убийство.

- Мало ли во что он не верит! Что это за центр? Как там оказался киллер?

- Центр арендует помещение у военного госпиталя, - ответил следователь. Калмыков попал в госпиталь после тяжелого черепно-мозгового ранения.

- Псих, значит, - заключил Мамаев. - Тогда понятно.

- Экспертиза признала его вменяемым, - возразил следователь.

- Все равно псих! Подписаться на такое дело за двадцать кусков! А если не псих, то полный мудак!

- Эта цифра оскорбила его до глубины души, - рассказывал прокурор судье Сорокину. - Да за кого его, черт возьми, держат? Сейчас все помешались на рейтингах. А дело-то проще пареной репы. За сколько можно заказать человека, такая ему и цена.

- Он назвал кого-нибудь, кто мог его заказать? - спросил судья.

- Нет. Он сказал, что совершенно точно знает, кто его заказал. Но нам не скажет. Его должны найти мы. И засадить на всю катушку. Эту блядь. Так он выразился. После этого спросил моего следака, какой у него чин. Тот ответил: юрист второго ранга - старший лейтенант. Мамаев сказал: будешь майором. Мне он ничего не пообещал, но при прощании руку пожал очень многозначительно, закончил свой рассказ прокурор. - Скажи-ка мне, Алексей Николаевич, мы ведь можем не тащить его в суд? Он очень этого не хочет.

- Можем, конечно. Если ты не потребуешь вызвать его в качестве свидетеля.

- Не потребую. Того, что он сказал для протокола, хватит. Он хотел, чтобы его фамилия вообще не упоминалась в процессе. Этого я ему обещать не мог.

- Ну почему? - возразил Сорокин. - Если в обвинении не будет приготовления к преступлению, можно и не упоминать. Останется только хранение оружия. Но ты же на это не пойдешь?

- Не пойду, - со вздохом подтвердил прокурор. - На меня жмут. Тут же не просто заказное убийство - предотвращенное. Бдим! А по мне, я бы ограничился двести двадцать второй. Не нравится мне это дело.

- Почему?

- Увидишь этого Калмыкова - поймешь.

III

Начало процесса было назначено на десять утра. В половине десятого судья Сорокин стоял у окна своего кабинета на третьем этаже безликого, уныло-казарменного вида особняка, в котором размещался суд. По Новой Рязанке, кусок которой был виден в просвете между современными многоэтажными корпусами, нескончаемым потоком струились машины, размазывая дворниками по стеклам летящую из-под колес грязь, по тротуарам спешили прохожие, прикрываясь воротниками, шляпами и зонтами от ноябрьской небесной хляби. Время от времени то машины, то люди высеивались из потока, как бы втягивались в тихий Марксистский переулок и сворачивали к зданию суда. Суд представлялся Сорокину чем-то вроде сепаратора, отделяющего грязь от потока жизни и отправляющего ее на очистку в тюрьмы и лагеря. Мало что там очищалось. Грязь возвращалась в круговорот жизни и начинала свое движение по новому кругу.