В 1953 году у Мартинов родился сын Майкл, а через два года – второй, которого назвали Терри. Посторонний никогда бы не поверил, что Майкл и Терри – родные братья, уж слишком они были непохожи. У Майкла дали о себе знать гены Индиры Бохзе: он был черноволосым, темноглазым, смуглым сорванцом. Шутники из британской колонии говорили, что он подозрительно похож на араба. Невысокий же, упитанный, розовощекий и рыжеволосый Терри, напротив, был копией своего отца.

В три часа утра Мартина разбудил ординарец.

– Для вас сообщение, сайиди.

Сообщение было предельно простым и лаконичным, но на нем стояла пометка, свидетельствовавшая об особой срочности, и шифр означал, что оно отправлено лично командующим войсками специального назначения. Ответа не требовалось. Просто майору Мартину предписывалось с первым рейсом вернуться в Лондон.

Мартин передал командование группой инструкторов своему заместителю – капитану полка, который впервые отправился за рубеж с подобной миссией, а сам переоделся в гражданское и поспешил в аэропорт.

Лайнер должен был вылететь в Лондон в два часа пятьдесят пять минут. Больше сотни пассажиров давно расселись по местам. Одни из них быстро заснули, другие недовольно ворчали. Наконец стюардесса бодрым голосом объявила, что «технические проблемы», вызвавшие задержку вылета на полтора часа, скоро будут решены.

К самолету снова подогнали трап, и на борту появился сухопарый мужчина в джинсах, высоких ботинках, спортивной рубашке и военной куртке с дорожной сумкой на плече. Те, кто еще не спал, сердито оглядывали нового пассажира. Того усадили на свободное место в клубном классе. Мужчина устроился в кресле, через несколько минут после взлета откинул спинку и почти тотчас заснул.

Сидевший рядом с ним бизнесмен, который сначала основательно поужинал, запив обильную пищу большим количеством запрещенных спиртных напитков, потом ждал два часа в аэропорту и еще два часа на борту самолета, положил в рот очередную таблетку антацида и бросил на спящего соседа недовольный взгляд.

– Чертов араб, – проворчал он, безуспешно пытаясь заснуть.

В страны Персидского залива рассвет пришел через два часа после вылета самолета, но реактивный лайнер британской авиакомпании летел на северо-запад и приземлился в аэропорту Хитроу почти в десять часов утра по местному времени. Из зала таможенного досмотра Майкл Мартин вышел одним из первых – ему нечего было сдавать в багаж. Его никто не встречал; Мартин и не ждал торжественного приема. Он хорошо знал, куда ему следует ехать, и взял такси.

В Вашингтоне появились лишь первые признаки приближения рассвета: еще не вышедшее из-за горизонта солнце уже окрасило в розовые тона вершины далеких холмов в округе Джорджес, где река Патуксент текла к Чесапикскому заливу. На седьмом и верхнем этажах большого продолговатого здания, входящего в комплекс штаб-квартиры ЦРУ, которую чаще называют просто Лэнгли, еще горел свет.

Судья Уильям Уэбстер, директор Центрального разведывательного управления, кончиками пальцев потер уставшие глаза, встал и подошел к высоким венецианским окнам. Рощица серебристых берез, постоянно, если только деревья не сбрасывали листву, заслонявшая вид на Потомак, казалась черной. Не пройдет и часа, как восходящее солнце снова окрасит березы в светло-зеленый цвет. Прошла еще одна бессонная ночь. С момента вторжения иракских войск в Кувейт директору удавалось лишь ненадолго вздремнуть в коротких перерывах между бесконечными звонками от президента, из Совета национальной безопасности, Государственного департамента и, кажется, от всех, кто только знал номер его телефона.

За его спиной сидели не менее уставшие Билл Стюарт, заместитель директора ЦРУ по оперативной работе, и Чип Барбер, руководитель отдела Среднего Востока.

– Так что же? – спросил Уэбстер, как будто на задававшийся в сотый раз вопрос вдруг мог найтись ответ.

Но ответа по-прежнему не было. И президент, и Совет национальной безопасности, и Государственный департамент, все требовали самой свежей, сверхсекретной информации от агентов, которые должны были бы сидеть в сердце Багдада, в самом узком кругу ближайших советников Саддама Хуссейна. Собирается ли он надолго оставаться в Кувейте? Не выведет ли он свои войска, испугавшись одних лишь резолюций ООН, которые потоком лились из Совета Безопасности? Не сдастся ли он перед угрозой эмбарго на экспорт нефти и блокады всей его внешней торговли? Что он думает? Что затевает? В конце концов, где он спрятался, черт бы его побрал?

А ЦРУ ничего не знало. Конечно, у них в Багдаде был агент, но несколько недель назад ему было приказано приостановить всю работу. Разумеется, этот сукин сын Рахмани, который возглавлял иракскую контрразведку, знал человека ЦРУ. Теперь стало совершенно ясно, что иракцы неделями и даже месяцами вместо ценной информации скармливали ему собачью чушь. Очевидно, лучшие «источники информации» работали на Рахмани и рассказывали агенту ЦРУ всякие сказки.

Разумеется, у ЦРУ были фотографии, целое море фотографий, в котором недолго и утонуть. Спутники КН-11 и КН-12 каждые несколько минут регистрировали все, что происходило в Ираке, а аналитики сутками сидели над снимками, гадая, что могло бы означать то или иное пятнышко: то ли завод отравляющих веществ, то ли предприятие, производящее ядерное оружие, то ли, как заявляли сами иракцы, велосипедную фабрику.

Прекрасно. Аналитики из Национального управления рекогносцировки (которое работало и на ЦРУ и на американские ВВС) и ученые мужи из Национального центра фотографической интерпретации сейчас активно лепят картинку, которая когда-нибудь станет более или менее полной. Вот здесь у них командный пункт, отсюда они запускают ракеты типа «земля-воздух», а вот это – база истребительной авиации. Хорошо, фотографии выглядят достаточно убедительными. Возможно, в один прекрасный день все это придется разбомбить, чтобы там камня на камне не осталось. А какой еще информацией обладает ЦРУ? О замаскированных объектах, о том, что спрятано под землей?

Теперь годы пренебрежительного отношения к Ираку приносили свои плоды. За спиной директора ЦРУ сидели старые шпионы, сделавшие карьеру в те времена, когда на берлинской стене еще не успел толком просохнуть бетон. Они прошли долгий путь и начинали в те годы, когда вышедшие сегодня из моды классические методы сбора информации еще не уступили место всяким электронным штучкам.

Так вот, эти старики говорили директору, что ни фотоаппараты Национального разведывательного управления, ни подслушивающие устройства Агентства национальной безопасности не могут выведать планы, не могут узнать намерения, не могут прочесть мысли какого-нибудь диктатора.

Действительно, Национальное управление рекогносцировки делало тысячи фотографий, приборы Агентства национальной безопасности слушали и записывали каждое слово, сказанное по телефону или переданное по радио в Ирак, из Ирака или внутри страны. И тем не менее ответов у директора ЦРУ не было.

В свое время правительство и обитатели Капитолийского холма были настолько очарованы и загипнотизированы электронными устройствами, что потратили миллиарды долларов на разработку и выведение на орбиту едва ли не всех хитроумнейших достижений человеческого разума. Теперь те же люди требуют ответов на вопросы, на которые, судя по всему, электронные штучки, как бы хитры они ни были, ответить в принципе не могут.

А еще старики говорили директору ЦРУ, что электронная разведка может помогать людям собирать разведывательные данные старыми методами и дополнять эти данные, но никак не способна заменить их. Это была приятная новость, но к решению проблемы она не приближала.

А проблема заключалась в том, что Белый дом требовал ответов на такие вопросы, на которые достаточно уверенно мог ответить только хорошо информированный источник, шпион, предатель, двойной агент, кто угодно, но обязательно занимающий очень высокое положение в багдадской иерархии. А такого агента у ЦРУ не было.