Наконец, по меньшей мере последние десять лет Лэнгли не дают свободно вздохнуть бесчисленные чиновники разных наблюдательных советов и контрольных комиссий. Без письменного приказа ни один офицер разведки не решится отдать распоряжение о «ликвидации», а если речь идет о таком человеке, как Джерри Булл, то приказ должен быть подписан самим директором ЦРУ.

В то время директором ЦРУ был Уилльям Уэбстер, ранее работавший судьей в Канзасе. Получить у Уилльяма Уэбстера подпись под приказом о «ликвидации» было бы не проще, чем сбежать из Марионской тюрьмы, вырыв подземный ход тупой чайной ложкой.

Но безусловным лидером в списке претендентов на звание убийцы Джерри Булла был, разумеется, израильский Моссад. Эту организацию называли все средства массовой информации, большинство друзей и родственников Булла. Булл работал на Ирак, а Ирак был врагом Израиля – все совершенно ясно, как дважды два четыре. Беда в том, что в мире теней и кривых зеркал то, что на первый взгляд кажется двойкой, может быть равно двум, а может и отличаться от двух, а если эту то ли двойку, то ли нет умножить на другую то ли двойку, то ли нет, то в принципе не исключено, что получится четыре, но скорее всего результат будет иным.

Из разведывательных служб всех ведущих стран мира Моссад – самая малочисленная, самая безжалостная и самая фанатичная. Не приходится сомневаться, что в прошлом Моссад организовал не одно политическое убийство. Для этой цели были созданы специальные команды кидонов (на иврите «кидон» означает «штык»). Кидоны подчинялись боевому отделу, или Комемиуту, тщательно законспирированной организации, ударной бригаде Моссада. Но даже Моссад подчиняется определенным правилам, хотя сам же их и устанавливает.

Политические убийства можно подразделить на две категории. Убийства первой категории вызываются «оперативными соображениями», то есть возникшими в ходе выполнения операции непредвиденными обстоятельствами, угрожающими жизни друзей. Для устранения этих обстоятельств приходится убирать с пути того или иного человека, убирать быстро и надежно. В таких случаях руководитель операции или наблюдающий «каца» имеет право приказать ликвидировать противника, грозящего сорвать операцию; разрешение от тель-авивских боссов он получает задним числом.

К другой категории относятся убийства тех, кто уже внесен в список лиц, подлежащих уничтожению. Этот список существует в двух экземплярах: один хранится в личном сейфе премьер-министра, другой – в сейфе главы Моссада. При вступлении в должность каждый премьер-министр должен просмотреть этот список, в котором может быть от тридцати до восьмидесяти фамилий. Премьер-министр имеет право поставить свою подпись рядом с каждой фамилией и тем самым дать добро Моссаду на убийство этих лиц при определенных обстоятельствах и в определенное время. В альтернативном варианте премьер-министр может настаивать на консультациях перед каждой новой операцией. В любом случае, он должен подписать приказ о приведении приговора в исполнение.

Тех, чьи фамилии внесены в список, в самом грубом приближении можно подразделить на три группы. В первую группу входят немногие из оставшихся в живых лиц, занимавших высокое положение в нацистской иерархии. Впрочем, таких практически не осталось. Несколько десятилетий назад Израиль потратил немало сил и средств на похищение Адольфа Эйхмана лишь для того, чтобы суд над ним превратить в показательный процесс невиданного масштаба. Однако в те же годы Моссад ликвидировал других нацистов без какой бы то ни было огласки. Вторая группа – это почти исключительно ныне действующие террористы, главным образом арабы, как Ахмед Джибрил или Абу Нидал, которые уже пролили еврейскую кровь или намеревались сделать это. Здесь попадалось и несколько неарабских фамилий.

Третью группу составляют лица, выполняющие по заказу врагов Израиля такую работу, которая, если ее удастся довести до конца, представит большую угрозу для безопасности Израиля и его народа.

Словом, в список вносят имена тех, кто уже обагрил или собирается обагрить свои руки еврейской кровью.

Если Моссад запрашивает разрешение на ликвидацию того или иного человека, то премьер-министр сначала передает запрос судебному следователю, настолько засекреченному, что о его существовании слышали лишь несколько израильских юристов и никто другой. Следователь созывает «судебное заседание», на котором присутствуют прокурор, зачитывающий обвинительное заключение, и защитник. Если запрос Моссада признается оправданным, то дело передается премьер-министру на подпись. Остальное делают – если могут – кидоны.

Гипотеза о том, что Булла убил Моссад, была всем хороша, однако при более детальном рассмотрении она не выдерживала никакой критики. Булл действительно работал на Саддама Хуссейна, участвуя в модернизации обычного артиллерийского вооружения (для которого Израиль был недосягаем), разработке ракет (которые, возможно, в будущем смогут поражать цели и на территории Израиля) и гигантской пушки (которую израильтяне вообще не принимали всерьез). Но таким был не один Булл, на Саддама Хуссейна работали сотни европейцев. В создании иракской промышленности боевых отравляющих веществ, которыми Ирак уже не раз угрожал Израилю, участвовали с полдюжины немецких компаний. Немцы и бразильцы работали над ракетой в Сааде-16, а французы фактически были вдохновителями работ по созданию иракского ядерного оружия; они же поставляли необходимые для этого материалы и оборудование.

Нет сомнений, что сам Булл, его идеи, его проекты, его предпринимательская деятельность и достигнутые им результаты представляли большой интерес для Израиля. После убийства Булла предметом множества спекуляций стал тот факт, что в последние месяцы жизни его квартиру не раз тайком вскрывали в отсутствие хозяина. Таинственные взломщики никогда ничего не брали, но всегда оставляли следы посещения: сдвинутые с места или переставленные бокалы, открытое окно, перемотанную или вынутую из видеомагнитофона кассету. Булл не раз задумывался, не являются ли эти таинственные посещения своеобразным предупреждением и не стоит ли за всем этим Моссад? Однако даже если эти догадки были верны, то суть предупреждения оставалась совершенно непонятной.

В конце концов журналисты пришли к единому мнению, что смуглолицые иностранцы со своеобразным акцентом, следовавшие за Буллом по пятам по всему Брюсселю и его пригородам, были израильскими профессиональными убийцами, выжидавшими удобный момент для приведения приговора в исполнение. Однако агенты Моссада предпочитают оставаться невидимками и уж тем более никогда не действуют, как Панчо-Вилла.[1] Конечно, они есть и в Брюсселе, но их не видел и не видит никто: ни сам Булл, ни его друзья или родственники, ни бельгийская полиция. Они могут внешне не отличаться от бельгийцев или от американцев – как им будет выгодно в конкретный момент. К тому же именно они намекнули бельгийцам, что за Буллом следят другие.

Больше того, Джерри Булл был фантастически неосмотрителен. Достаточно было просто усомниться в его компетентности, чтобы выведать у него все что угодно. Прежде он работал на Израиль, любил эту страну и ее жителей, у него было множество друзей в израильской армии, в разговорах с которыми Булл никак не мог держать рот на замке. Стоило ему сказать, например, что-нибудь вроде: «Джерри, держу пари, тебе никогда не удастся запустить эти ракеты в Сааде-16», – как Булл разражался трехчасовым монологом, в котором во всех деталях объяснял, что он делает, насколько успешно продвигается работа над проектом, какие трудности ему встретились, как он намеревается их преодолеть и многое-многое другое. Для служб безопасности он был настоящим кладезем информации. Даже за неделю до гибели он в своем кабинете развлекал двух израильских генералов, между делом выложив им всю самую последнюю информацию. Разумеется, эта информация была записана на пленку магнитофонами, спрятанными в портфелях генералов. Зачем же израильтянам было уничтожать этот рог изобилия ценнейших сведений?