Скулы впали, голова держалась на неестественно худой длинной шее. Единственным живым местом на лице Жанны остались глаза. Правда, былым в них остался лишь серо-зеленый цвет. Они теперь были жесткими и опасными, как бритва. Жанна не хотела ни с кем общаться, она полностью закрылась в себе. Ей был интересен только один факт: как сейчас живет Эрик? Как ему удастся преодолеть все препятствия в этом мире?

Она очень переживала: сможет ли, находясь в этом заведении знать, как он там, за стеной. Будут ли ей показывать это в его голове. Чтобы она могла поддерживать его хоть на расстоянии. Он был близок к пониманию значения того, что он несет людям, но все же и он заблуждался. И она это прекрасно понимала. Он не мог осознать до конца, что же необходимо. В чем суть всего этого. А она ее знала. Но донести ему пока не могла. Она отказалась от этого своего возможного предназначения. Необходимо было время и практические усилия, чтобы он это понял. Пропустив через себя и свой опыт.

В первый день пребывания Жанны в психбольнице произошло ее знакомство с лечащим врачом. Случилось это крайне странно. Неестественным, как показалось Жанне фактом, было то, что врач не пришел к ней во время обхода, как лечащий врач ее соседки.

Пришла медсестра и позвала Жанну проследовать за ней. Они долго петляли больничными коридорами, затем достигли места назначения: кабинета главврача на первом этаже. Девушка увидела табличку: «Говерков Иннокентий Петрович».

Медсестра постучала, и, получив разрешение войти, пропустила первой Жанну. Затем скрылась за дверью. Девушка осталась в кабинете одна. Она так и замерла у порога, и стояла не шелохнувшись.

Входя в кабинет, Жанна смерила его взглядом.

Сразу же в глаза впал тот факт, что он был достаточно молод. А насколько девушка знала, он занимал позицию главврача.

– Вы такой высокий, статный, молодой, не подумала бы в жизни, что вы главврач психушки.

– Увольте, не называйте это место так. Мой отец тоже был психиатром, сейчас он уже, к сожалению, умер, но вот эти стены, которые вы видите, это заведение, где гуманно относятся к пациентам, оно появилось именно благодаря его усилиям, – врач подскочил со своего стула и замахал руками, приглашая ее сесть. Она же продолжала стоять, не двигаясь. Доктор продолжил. – Начинал он с маленького частного кабинета, а сейчас здесь, в клинике собраны лучшие психиатры, психологи, психотерапевты, санитары, медсестры. Наш коллектив делает все, чтобы пребывание больных здесь было максимально комфортным, и люди могли вернуться к своей обычной жизни, исцелившись от душевных травм.

– И что, получается? – надменно произнесла Жанна.

– Ну, вот на вашем примере и посмотрим. Присаживайтесь, Жанна. Чайку?

– А что, всем пациентам это предлагают?

Врач развел руками.

– Не хотите, как хотите.

– Почему же, хочу. Давайте.

– Секундочку. Пока я буду делать чай, расскажите о себе, Жанна. Что вас беспокоит.

– Меня ничего. А вас?

– Тогда почему вы здесь? У нас? Как вы думаете?

– Сама не знаю, – отстраненно посмотрела в окно Жанна. – Я согласилась на госпитализацию, потому что дома мне уже все надоело. Надо было где-то спрятаться.

– И как? Вас устраивает данное место?

– Вполне.

– Хм, – протянул доктор. – Всегда было интересно, что чувствует человек на месте пациента. Вы знаете, существовал такой ученый, антрополог Девид Рейнольдс, который занимался проблемами самоубийств людей с выраженной депрессией. Сколько он ни пытался исследовать этот вопрос, факт был неумолим: он не мог докопаться до причин и понять ощущения пациента психиатрической больницы. И он решил предпринять отчаянный шаг. Самому стать этим самым пациентом. Он вошел в свою роль настолько, что действительно буквально за несколько дней сам был уже на грани суицида и его забрали в клиникупод круглосуточное наблюдение. Никто из медицинского персонала и подумать не мог, что перед ними известный антрополог, он сменил имя и преобразился до неузнаваемости. Он полностью стал больным с тяжелой депрессией. Как ему это удалось? Ведь он и сам поверил в это. Знаете, что он потом сказал?

Жанна вопросительно кивнула головой.

– Он смог достичь ощущения депрессии, сидя сгорбившись на стуле, смотря в пол и повторяя раз за разом:

«Я пропал, никто мне не поможет, все потеряно, это конец».

Вот и все. Он призывал депрессию, и она не заставила себя ждать, окутав его в свою пелену.

Таким образом, ему удалось ощутить себя, так сказать, в шкуре настоящего больного. Но затем он сделал еще более сложный поступок. Полностью вышел из этого состояния. Знаете, это как в экспериментах, когда известный спортивный тренер с идеальной фигурой набирает от сорока килограмм веса, азатем показывает, как он с этим борется. Так вот, наш профессор сменил роль, в попытке вернуть себе былое нормальное состояние. Он стал снова заниматься спортом: бег трусцой, теннис, пешие прогулки, и вообще активный образ жизни, наполнил свою жизнь положительными оттенками и эмоциями, снова вернувшись к старым друзьям, а они явно желали видеть его в хорошем самочувствии, слушал энергичную, позитивную музыку. В итоге, за такой же короткий срок, сменив внешнюю среду, он смог вернуть себе прежнюю жизнь, полностью восстановиться, как важный член общества. Ему можно только похлопать, – и Иннокентий демонстративно захлопал.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Я говорю это лишь к тому, что если вы здесь по собственному желанию сюда попали, то и выйти отсюда можете так же.

– Я этого не хочу.

– Не хотите чего?

– Отсюда выходить.

– От себя ведь не скроетесь, Жанна. Даже здесь.

– Не надо казаться таким добрым и разговаривать со мной так. А еще не задавайте вопросы, которые вас на самом деле не интересуют, да и поспешных выводов не делайте.

– Ой, как все серьезно. Прямо столько ультиматумов! Но ведь я должен приблизить ваше выздоровление.

– Я здорова.

– Мы все здоровы, – подмигнул ей врач.

– Напомните, как вас зовут.

– Обращайтесь ко мне просто Иннокентий.

– Хорошо, Просто Иннокентий. Я хочу, чтобы вы сразу поняли, что мы с вами на двух разных полюсах.

Доктор едва скрыл ухмылку, пробормотав про себя: «так и есть», но Жанна не услышалаэто либо просто не обратила внимания.

– Я хочу, чтобы вы знали и понимали мою позицию. В страшном сне я не могла себе представить, что окажусь в доме для душевно больных. Теперь я понимаю, что и я сама – эта самая душевно больная. И никогда не стоит зарекаться от подобных вещей. Недавно, если не ошибаюсь, в 2014 году, я была на выставке «Психиатрия – индустрия смерти». И этой фразой, этим названием я хочу ознаменовать все мое отношение и к вам, и ко всему, что вы делаете.

– Что вы имеете в виду? – нахмурился Иннокентий.

– Я считаю, что тот факт, что психиатры хотят разобрать личность человека на маленькие кусочки, это просто преступление, нивелирование внутренней реальности и личной свободы человека. Если что-то кажется другим нерациональным или нереальным, это уже называют отклонениями психического здоровья. Человек уже, видите ли, психически болен.

Все это лишь покрывает жестокое обращение с пациентами во время их, так называемого, лечения. Еще с самого начала появления этой вашей науки к больным применялись прямо таки орудия пыток, это вы называете лечением? Инсулиновый шок, ледяная ванна, электросудорожная терапия, лоботомия? Это, по-вашему, гуманно?

Сейчас же это простая индустрия наравне с продажей курток. Психиатры наживаются на продаже наркотиков людям в целях излечения, армия антидепрессантов делает из людей зомби, а трудных подростков, которых просто не пытаются понять, называют ненормальными и лепят им психические расстройства. Все это шарлатанство и верх антигуманизма.

– Все? Что же, тогда скажите мне, Жанна, вы когда-то видели по-настоящему душевно больных?

– В смысле?

– В прямом. Больных людей. Тем, которым правда необходимо лечение. Которые устали от себя или вообще не отдают отчет тому, что они делают. Вы видели, как они отравляют жизнь и себе, и своим родственникам? Понимаете, что такое неадекватность? Кого вы собираетесь судить? Тех, кого вы не знаете? Тех, кто помогает спасти семьи, жизни? Да, я не скрою, все то, что вы говорите, было и есть. Но ведь всегда есть добро и зло, плохая и хорошая стороны монеты. Вы знаете, что, допустим, шизофрения бывает не только наследственная, а приобретенная из-за наличия воспалительных, гнойных процессов в организме? Больной не знает, что происходит, но он полностью перестает себя контролировать. Куда всем от него убежать? А ему кто поможет? Может быть, по-вашему, поистине гуманным будет убить его? Избавить от него общество? Или как?