Он смотрит на меня так серьезно, изучая с какой-то странной ноткой в его темных глазах. Я не могу прочитать его эмоции или чувства, но у меня появляется странное ощущение, что что-то не так. Его челюсть застыла, а из-за щетины он выглядит более взъерошенным. Дмитрий провел пальцами по своим волосам слишком много раз и теперь те торчат в разные стороны, отчего тот кажется немного безумным.

Мужчина нависает надо мной в дверях, и в течение длительного времени мы ничего друг другу не говорим. Его жесткие пальцы пробегают вдоль раковины моего уха, и это успокаивает и в какой-то степени устрашает. Его взгляд практически не отрывается от моего лица, и воздух между нами густеет.

– Я знаю, что ты делала для Ребекки, – говорит тихо Дмитрий, нарушая затянувшееся молчание, и холодок пробегает по моей спине. Его голос... выключен. Зловещий и бесчувственный одновременно.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, – отвечаю, не глядя ему в глаза, когда я обманываю, он видит меня насквозь.

Указательным пальцем мужчина поднимает мой подбородок вверх, и на секунду я задаюсь вопросом, собирается ли он поцеловать меня, но когда вижу его прищуренные глаза, то понимаю, что не настолько везучая.

– Не лги мне, Сара. Никогда мне не лги.

Я вздрагиваю. Дмитрий взбешен.

– Я знаю, чем ты занималась по просьбе Ребекки. И мы собираемся пройти через все это дерьмо с детективами, но говорить им правду не будем, верно?

Я киваю головой, но страх поселяется в моем животе. Дмитрий, возможно, не имеет никакого отношения к этому. Он бы никогда не обидел свою мать.

«Его мать использовала свою падчерицу, чтобы шпионить за сыном? Ее сын знал, что она шпионила за ним?» – меня бросает в ужас. Нет никакого выхода. Дмитрий связался с плохой компанией, но он бы никогда не убил человека. Особенно собственную мать.

Но я до сих пор помню крики Антона, его мольбу, когда кулаки Дмитрия и ботинки Славы обрабатывали его.

– Ты поможешь мне, – командует он, сужая глаза, в то время как продолжает заставлять меня смотреть на него. – И мы выясним, кто убил мою мать. А потом я заставлю его за это заплатить.

Неделю спустя

– Вечная ей память.

Дмитрий натянуто улыбается на часто повторяемую фразу. Похороны были отложены немного дольше, чем ожидалось, и теперь, когда все собрались, мы оба чувствуем себя немного... не в себе.

Траур по убитому отличается от траура по человеку, который умер естественной смертью, невозможно смириться с неожиданностью случившегося и с количеством гнева и боли внутри. Я стою рядом с братом; мимо нас проходит хор из доброжелателей, одетый во все черное, и каждый с мрачным выражением лица.

Мы все еще не знаем, кто мог убить Ребекку, а полиция, вероятно, еще дальше от истины. И сейчас мы проводим похороны, а ее убийца все еще на свободе; оплакиваем потерю, закипая от гнева.

Я смотрю на Дмитрия и мне интересно, чувствует ли он то же самое, что чувствовала я, когда убили моего отца. Понимает ли он теперь, почему я вцепилась в него так сильно, почему так боялась, что умру в любой момент. Мне было шестнадцать, я разрывалась между решениями вопросов, с которыми большинству взрослых никогда не придется иметь дело, и простым желанием снова увидеть отца.

В конце концов, хоть мой папа и облажался с моей мамой, но он не заслужил такой смерти, равно как и Ребекка.

– Память о них будет вечно с нами, в наших сердцах и молитвах, – говорит еще одна пожилая женщина с сильным русским акцентом, пожимая сразу обе руки Дмитрия. – Ребекка была милой девочкой, – говорит она, наклоняясь, чтобы прошептать это Дмитрию на русском. Хотя рядом с гробом стоим только мы втроем, остальные гости дальше.

Прошло много лет, но я все-таки узнаю слово, которое произносит дама своим слишком громким шепотом. Авторитет. Слава произнес его той ночью, когда они с Дмитрием избили Антона.

Я снова смотрю на гроб, Ребекка выглядит потрясающе даже после смерти. На ее лбу лежит лента, эту традицию я не совсем поняла, но приняла как должное.

– Спасибо, тетя Вера, – произносит Дмитрий, наклоняется и целует ее седеющие волосы.

Женщина смотрит на меня и кивает, прежде чем подойти к Ребекке, поцеловать ленту, и осторожно положить два цветка к остальным.

Я устала, и мое тело онемело, но когда Дмитрий берет меня за руку, я получаю заряд энергии и дарю ему нежный благодарный взгляд.

– Как ты, держишься? – спрашиваю я голосом, чуть громче шепота.

– Когда все это закончится, будет легче, – отвечает он, и мне интересно, что скрыто за этими словами: скорбь или месть?

Наконец, вернувшись, я надеюсь, что Джоанны не окажется дома, но мне не везет.

Она хотела пойти на похороны со мной, но это было бы странно. Тем более я рассказала ей о том, как чуть не переспала со своим боссом. Нельзя чтобы она узнала еще и о нашем родстве.

Джоанна улыбается мне настолько мягкой и немного смущенной улыбкой, которой улыбаются знакомые, когда узнают, что умер ваш близкий человек. Осторожный взгляд, который они посылают, говорит о том, что они без понятия, что должны делать и, тем более не понимают, какие чувства все это вызывает у них самих.

– Как все прошло?

– Печально, – говорю я на выдохе. – Многие из ее коллег по бизнесу приехали в начале дня, потом семья и близкие друзья. Поминальный обед был...

Странным? Я действительно не знаю, что сказать. Ребекка заставляла нас делать те же самые вещи на похоронах моего отца, сказав, что так принято, а я была слишком молода и полна горя, чтобы спорить с ней в то время.

Приятно осознавать, что Ребекка хотела бы, чтобы все прошло так же.

– Я очень сильно устала.

Джоанна кивает, затем указывает на телевизор и пульт управления.

– Может, романтическую комедию посмотрим? Это бы помогло отвлечься от забот.

Я соглашаюсь и быстро переодеваюсь в пижаму, возвращаясь с миской попкорна. Это напоминает мне то время, когда я была девочкой и прижималась к Ребекке с отцом во время просмотра какого-то тупого фильма. Она не всегда была со мной ведьмой, особенно пока отец был еще жив.

Джоанна включает фильм и садится обратно в кресло, взяв у меня несколько штучек попкорна.

– Итак, твой босс был там?

– Да, – признаюсь я, но последний человек, о котором мне хотелось бы говорить – это Дмитрий. Если брат хочет мести, то получит ее, и я знаю, на что он способен. Черт, ему было всего девятнадцать, когда Дмитрий надрал задницу Антона, так что кто знает, чем может все закончиться теперь.

– Держу пари, он хорошо выглядел в своем костюме, – говорит Джоанна с хитрой ухмылкой. Она понятия не имеет, что мой босс – это сын Ребекки, но ей известны кое-какие другие подробности. Особенно с тех пор, как я забила на Ребекку и переехала к Джоанне.

Но она права. Нужно быть слепым, чтобы не заметить, насколько хорошо Дмитрий смотрелся в черной одежде, что делало его темные глаза холодными и мрачными.

– Он всегда носит костюмы в офисе.

– Ну, правильно. А для меня удача, если я встречаю большинство ребят, с которыми работаю, в рубашках, застегнутых на все пуговицы.

Я пытаюсь уловить то, что произнес актер, но мгновение смотрю на Джоанну, прежде чем повернуться к телевизору.

– Только не Дмитрий. Он всегда официален.

Черт побери, я пропустила шутку. Актриса сморщила нос и выглядит восхитительно. Жаль, что я прослушала реплику актера.

В фильме наступает пауза, и я думаю, что Джоанна, наверное, тоже не услышала эту шутку, но взглянув на нее, замечаю полнейшую растерянность на ее лице.

– Погоди-ка, Дмитрий?

Вот черт.

– Тот самый Дмитрий? – продолжает она, и ее голос становится немного громче. Должно быть, мое лицо пылает красным и на нем написано все то, что подруга должна знать о ситуации. Рассказав ей о поцелуе с моим начальником, я намеренно скрыла его имя, потому что постоянно ною о Ребекке и Дмитрии.