Через мгновение Дмитрий вытаскивает из-под меня подушки, бросая их обратно в изголовье кровати, прежде чем закрывает жалюзи, которые прячут за собой палящее солнце.

– Сейчас мы будем спать. Мы поговорим о том, что будем делать дальше сегодня вечером, – произносит мой мужчина, когда ложится в постель, пододвигая мое полуобморочное тело к себе поближе. Дмитрий такой сильный и теплый, и уже через несколько секунд я засыпаю.

Когда я, наконец, просыпаюсь, уже темнеет, Дмитрия нет в постели, но чувствуется запах чего-то удивительного. Я хватаю одну из его футболок, моя задница по-прежнему болит от предыдущего наказания. Взглянув на нее в зеркало, замечаю жесткие красные полосы, но вместо того, чтобы стыдиться или расстраиваться, я испытываю странное спокойствие, которого никогда не чувствовала раньше.

Я иду на кухню и вижу кучу пакетов из-под еды на вынос, валяющихся по всему столу из ценных пород дерева.

– Ах, я был уверен, что ты скоро проснешься, – говорит он, и его улыбка... такая сладкая. Та злость, которую, как я знаю, он чувствовал, исчезла, вернув Дмитрия, который мне знаком. Сладкого, манящего, непокорного.

Я не боюсь и этот факт – единственное, что беспокоит меня.

– Я заказал из «Чинара».

Он говорит о русском ресторане, в который мы несколько раз ходили с нашими родителями.

– Не знала, что они доставляют еду на дом.

Дмитрий пожимает плечами.

– Я кое-кого туда отправил.

Подняв бровь, я смотрю на пиршество перед собой.

– Дмитрий, я не смогу столько съесть.

Мужчина качает головой и присоединяется ко мне за столом. Мне больно сидеть, но это лишь напоминание о том, что мы делали, о том, что он сделал мне, и это посылает дрожь прямо между ног. Мои соски напрягаются под рубашкой, и я молюсь, чтобы Дмитрий этого не заметил.

– Тебе нужно поесть. Заживет быстрее.

Он начинает указывать мне на блюда, убеждаясь, что я понимаю разницу между олениной и ягненком, блинчиками, фаршированными лососем и копченой утиной грудкой с ягодами. В центре стола стоит небольшой поднос с чем-то похожим на французскую выпечку, от вида которых у меня текут слюни, как у сумасшедшей. Я не ела почти сутки и умираю от голода.

Дмитрий наливает два бокала вина, ожидая, пока я делаю первые укусы и начинаю стонать от наслаждения, прежде чем его лицо мрачнеет.

– Как долго ты была на благотворительном балу?

Не могу сказать, что не ожидала допроса.

– Около часа, может чуть дольше. Я столкнулась с Самантой, помнишь ее?

Он кивает, и мой взгляд падает на еду.

– Дмитрий, ты знал, что мой отец оставил мне наследство?

– Я предполагал, что он мог бы что-то оставить тебе, да.

– Саманта сказала, что он завещал мне чуть больше миллиарда долларов.

Дмитрий снова кивает, как будто это общеизвестный факт. И я это предполагала, но просто ничего не хотела знать. После того, как потеряла все, я пыталась полностью вырезать эту часть моей жизни, чтобы не упустить возможность заработать и обеспечить себе непринужденное проживание. Я сказала себе, что нужда сделает меня сильнее и смирилась с этим, а любые сожаления будут уносить меня в прошлую жизнь.

– Я должна получить его, когда мне исполнится 21, полагаю. И после смерти Ребекки, думаю, ты тоже что-то унаследуешь.

Мужчина откидывается на спинку стула и смотрит на меня с выражением спокойствия на лице.

– Тогда мы пойдем к адвокату. Мы и так откладывали визит достаточно долго.

Мои плечи расслабляются, и я глубоко вздыхаю.

– Спасибо, Дмитрий.

– Не за что. Мы поедем днем после того, как появимся в офисе.

Офис. Я даже не задумывалась о возвращении на работу. Не то чтобы у меня действительно больше не было работы. После того как умерла Ребекка, в конце концов, моя причина нахождения там исчезла.

Тот факт, что меня теперь не волнует вопрос о том, где взять денег на квартплату в этом месяце, говорит мне, что я не стала настолько богатой, как думала. Я просто предположила, что Дмитрий будет заботиться обо мне.

Мои глаза поднимаются на него, между нами есть столько вопросов, но вместо этого мы продолжаем есть в тишине.

– Я сожалею, госпожа Фэрфакс, но все, что достается вам на сегодняшний день, составляет пятьсот семнадцать тысяч долларов. По всей видимости, без соответствующего надзора доверенное лицо отозвал остальную сумму, и это... не учтено в ее завещании.

Слова адвоката становятся расплывчатыми, и я откидываюсь на спинку кресла. Дмитрий берет мою руку в свою в знак поддержки, но я чувствую его напряжение.

– Тем не менее, у нее есть многочисленные бизнес-предприятия, а также инвестиционный счет на шестьсот миллионов долларов, которые она оставила своему единственному ребенку, господину Брокову.

Челюсть Дмитрия напрягается, и, если бы он мог, я уверена, задышал бы огнем.

– Я не единственный ее ребенок, – иронизирует Дмитрий, и робкий адвокат дарит мне извиняющуюся улыбку.

– Я только зачитываю ее последнюю волю и завещание. Наряду с ее деловыми активами и инвестициями, вы должны также унаследовать ее дом на Лонг-Айленде и загородный дом на Кипре.

– Когда будут сделаны необходимые приготовления?

– Ну, госпожа Фэрфакс будет получать выплаты со своего фонда до ее двадцать первого дня рождения, как мы и договаривались. К сожалению, если вы хотите получить всю сумму с первоначального фонда, вам придется оспорить завещание, заявив, что вы не разрешали завещать деньги господину Брокову, так как они были частью вашего фонда.

Дмитрий сжимает мою руку.

– Это прекрасно. Мы можем все уладить без этого, – говорит он, глядя на меня в ожидании моего согласия, но это все слишком туманно.

Я ничего не понимаю.

– К сожалению, у меня также есть юридический контракт, подписанный вами, о том, что вы не станете предъявлять иск на получение большей суммы денег до того, как получите все пятьсот семнадцать тысяч с вашего фонда и этот контракт распространяется и на имущество.

Документ, который дала подписать мне Ребекка. Я понятия не имела...

– Сколько было изначально на моем доверительном счету, когда умер мой отец?

– Восемьсот миллионов. Он завещал вам всю сумму, кроме имущества.

Я сажусь, глубоко вздыхая.

– Восемьсот миллионов. Она оставила Дмитрию шестьсот миллионов, а один с половиной миллион остался у меня. Куда ушли остальные деньги?

Адвокат улыбается вежливой натянутой улыбкой.

– Бизнес-инвестиции не дают никаких гарантий, госпожа Фэрфакс. Я уверен, что когда господин Броков получит документы, то обнаружит, что большая часть денег вложена в ее бизнесы и проекты. Теперь, если вы просто подпишите эти документы, я смогу начать процесс.

Дмитрий смотрит на меня, вставая. Гнев затемняет его глаза, а тело кажется скрученным в спираль, как у змеи, ждущей своего шанса укусить.

– Пришлите документы в мой офис. Я посмотрю их со своим адвокатом, прежде чем подписать.

– Ты знал об этом? – спрашиваю я, мой гнев вырывается на поверхность, несмотря на Дмитрия.

Он выглядит обиженным, пока везет нас в свою квартиру, его тело по-прежнему напряжено.

– Конечно же, не знал. Я полагал, что твой фонд в целости и сохранности.

Я иронизирую, глядя в окно, резко опуская руку на подлокотник.

– Черт! Дело даже не в деньгах, а в том, что она обманула меня! И тогда она, бл*ть, нанимает меня на работу в твою компанию, обещая большой гонорар, который, по сути, является лишь выплатой с моего фонда. Небольшой его частью.

Дмитрий вздыхает и по-прежнему напряженно держит руль.

– Она, по всей видимости, присваивала средства через свои предприятия вместе с этим гребанным мафиози. Хотя воровать через мою компанию... она, должно быть, была отчаянной.