— Леонардаса, — помог другу Бенино.

— А-а-а… Давно. Лет так пять… Или два…

— Так два или пять?

— Три, — вспомнил рыцарь. — Точно три. Тогда я был по делам в Офире и…

— Плевать на Офир! — рыкнул варвар. — Мне нужно точно знать, кто этот парень!

— Да Леонардас же! — воскликнул Сервус, приходя в волнение.

— Леонардас, — закивали Маршалл и Заир Шах. — Мы все с ним знакомы.

— Давно ли? — вступил в беседу и маленький дознаватель, который уже понял, к чему клонит киммериец.

— Тоже два года, — пожал плечами шемит. — Точнее и не вспомню.

— Около двух, — скрипнул раздраженный очередным допросом астролог.

— Тогда, парни, я вам открою тайну, — с ухмылкой сказал Конан. — Он не Леонардас.

Все вздрогнули (Пеппо заметил, что на этот раз вздрогнул и Гвидо).

— С чего ты взял? — растерянно пробормотал Сервус.

— Слыхал я про одного вора — и два года назад слыхал, и пять, и семь… История такая: есть на востоке Вендии королевство Мандхатту. Там…

— Так вот почему ты говорил о Вендии, — перебил друга Гвидо.

— … живут в основном полувендийцы-полукхитайцы, — перебить Конана еще никому не удавалось, — но есть и аквилонцы, туранцы, немедийцы. Только киммерийцев нет, — добавил он с гордостью. — Путешественники говорят, что жизнь там скучна, как на Серых Равнинах. Культ божка Бака запрещает им пить, поэтому ни одного кабака в Мандхатту нет и в помине. Ложиться в постель с женщиной можно, но только с одной — с женой, и только для продолжения рода, а не для удовольствия. Тьфу! — неожиданно разозлился варвар. — Тогда и жить не стоит!

— Ну! — в один голос подтвердили разволновавшиеся от печального рассказа рыцарь, шемит и философ.

— И вот в таком-то дерьме и родился разбойник и вор Кармашан.

— Кармашан? — удивленно переспросил Гвидо. — Я слышал о нем.

— И я, — внес свою лепту в разговор Заир Шах.

— Клянусь Кромом, — прорычал Конан, — если вы еще раз откроете рот, будете искать свой Дал сами!

Все сделали умные лица и подобострастно приготовились внимать далее.

— Кармашан — ублюдок из ублюдков. Никто не знает, от кого и кем он рождел, но говорят, что от демонов. В Мандхатту его боятся — ему ничего не стоит прикончить того, с кем он только что пил вино на дружеской пирушке. Он высок и тощ, любит прикинуться полудурком…

— Леонард ас? — ахнули все, но тут же и захлопнули рты.

Конан не рассердился: он уже закончил свой рассказ.

— Гм-м… — осторожно подал голос Бенине. — Я думаю, друг, ты ошибаешься… Конечно, описание твое вполне соответствует нашему несчастному Леонардасу, но… Он не Кармашан.

— Конечно, не Кармашан, — пожал плечами Гвидо. — Я же говорил тебе, Конан: Лавиния сказала, что знает Леонардаса с детства, а она родилась в Аквилонии, а не в Вендии.

— Да и жил он — во всяком случае, в последние — в Офире, — сказал разочарованный философ.

— Аквилония или Офир, — решительно заключил Сервус Нарот. — И никакая не Вендия. Вот два пути, Конан. Выбирай.

Яростно полыхнули синие глаза варвара. Да, он готов был за золото искать Лал Богини Судеб, но не терпел, чтоб ему указывали — хотя бы даже направление пути. Но не успел он словом выразить рыцарю свое настроение, как слева от него вякнул астролог. Скрипучий голос его стал вдруг значителен и резок.

— Не надо выбирать, — задрав вверх свой нос-крючок заявил он. — Ты и за пять лет не найдешь человека, если не знаешь, в какую сторону он подался. Я — и только я — укажу тебе, киммериец, где найти Леонардаса… Я, и только я!

Все вздрогнули.

— Да, теперь вздрогнул и Пеппо. Откуда этому старикану знать, куда двинулся Леонардас? Не иначе, как он находится в сговоре с ним, и решил продать свои сведения подороже.

— Все просто. — Заир Шах с превосходством посмотрел на остальных. — Леонардас тащит с собой Лал Богини Судеб, так? Клянусь Эрликом и пророком его Таримом, никто из вас не станет утверждать, что в мире найдется еще один такой камень!

— Никто и не собирается сие утверждать, — недовольно проворчал рыцарь. — Говори толком, старик, чем ты можешь помочь?

— Я найду твой Лал по звездам!

Глаза Сервуса Нарота потемнели. Он мгновенно понял, о чем вещал сейчас Заир Шах. Несмотря на противный вид и наглое поведение, этот старикашка считался одним из лучших астрологов в Туране, а кто не знает, что именно в Туране такой швали больше, чем рыбы в море! Хорошо, подумал рыцарь, что он не стал особенно настаивать и выгонять его из дому. Тогда определить путь Конана было бы не то что сложней, а и вовсе невозможно, и Лал Богини Судеб он утерял бы навсегда…

— Добрый старик! — со слезой в голосе воскликнул Сервус. — Я знал, что ты не оставишь в беде старинного друга!

— Наплевать мне на тебя, — огрызнулся Заир Шах. — Я и медной монеты тебе не подарю, что уж говорить о Лале…

— И что же ты хочешь? Золота? Самоцветов? — Рыцарь обиделся и говорил холодно.

— Вот еще! — фыркнул астролог. — Я хочу, чтоб вы все — все! — забыли о том, что я похитил шпинели! Моя репутация дороже всяких там самоцветов.

— Да уж, — многозначительно заметил Бенино. — Если люди узнают о том, что ты вор, никто не захочет иметь с тобой дела…

— Я не вор. Я… оступился… больше такого не повторится… — вдруг смутился Заир Шах. — Ну? Вы согласны?

— Я-то согласен. — Сервус Нарот с сомнением посмотрел на своих гостей, — А вы?

— Только ради тебя, — буркнул философ.

— Так и быть, — кивнул Маршалл, пряча ухмылку.

— Хорошо, — пожал плечами Гвидо.

— Клянитесь своими богами, — потребовал астролог.

— Тьфу, дурень… — пробурчал себе под нос рыцарь, но тем не менее произнес со всей торжественностью, на которую был способен. — Клянусь светлым Митрой, Подателем Жизни и Хранителем Великого Равновесия, я никому не расскажу, что Заир Шах стянул у меня оранжевые шпинели, цена коим…

— О цене не надо, — торопливо прервал его старик. — Твоя клятва удовлетворила меня. Теперь ты, Маршалл.

— Каким богом мне клясться? — мрачно осведомился шемит. — У нас их уйма. Адонис, Иштар, наперсница ее Ашторех, хитроумный Бел, Золотой Павлин Сабатеи — злобный выродок и недоумок…

— Довольно! — остановил астролог. — Клянись всеми сразу.

— Клянусь отцом нашим Адонисом, — заунывно начал Маршалл, — и матерью Иштар, а также наперсницей ее, прекрасной весной Ашторех, а также Белом и злобным выродком Золотым Павлином Сабатеи: я буду молчать о том, что Заир Шах уворовал шпинели у благородного рыцаря Сервуса Нарота…

— Тем более, что ты сам уворовал у того же рыцаря черную жемчужину, — ехидно заметил Бенине.

— Вот-вот, — милостиво кивнул философу Заир Шах. — А теперь твоя очередь.

— Митрой клянусь, нынче же забуду об этой гнусной истории, — быстро сказал Бенино.

— И мальчишка пусть клянется, — не успокаивался вредный старик.

Пеппо вздохнул. Искоса поглядев на Конана, который безучастно грыз ноготь на большом пальце и, кажется, вовсе не прислушивался к столь содержательной беседе, юноша приложил руку к сердцу и скороговоркой пробормотал:

— Клянусь светлым Митрой, никому не открою тайны.

— Ты! — астролог повернулся к Гвидо.

— Митра свидетель — никому ничего никогда не скажу.

— Что ж, — Заир Шах мог торжествовать победу, — тогда я займусь пройдохой Леонардасом и твоим Лалом, наш добрый хозяин. Распорядись, чтоб в мою комнату принесли еды и вина на два дня и две ночи. И пусть ни одна душа не беспокоит меня все это время…

Он встал, подобрал полы одеяния и мелкими шажками направился к лестнице.

— Постой! — Сервус Нарот растерянно смотрел ему вслед. — А когда ты откроешь нам, где камень?

— Тьфу! Я же сказал тебе, глупый рыцарь: через два дня! Отсчитай от нынешнего полудня день, ночь, еще один день и еще одну ночь. И к утру вы все узнаете…

С этими словами он ловко взобрался на лестницу, на два дня лишив друзей своего прелестного общества.