Через час они уже сидят, а вернее, стоят, между двумя пассажирскими вагонами поезда «Москва-Тбилиси», Костя чуть выше по лестнице, ведущей на крышу, Эди-бэби ниже, почти у самых буферов, и Костя раскалывается — рассказывает Эди-бэби свою историю. Тоже не просто так и не за сигаретами едет Кот в Новороссийск.

— Я его убью, — говорит Кот. — Не сейчас, но я его убью… Он не урка, он сука, настоящие урки так не поступают. Подлый гад! — говорит Костя. — Я ему отомщу, жив не буду, но отомщу…

Костю ударил по лицу на глазах всех воров-карманников пахан Жора. Эди видел пахана Жору и отлично может себе представить, какая это скотина. Пахан Жора только с месяц как освободился из тюряги после очень большого срока и теперь гуляет, дорвавшись до свободы. Он огромный горилла, и ударить ему хотя и широкоплечего, но маленького Костю, так вот ни за что ни про что, по пьяному куражу, — последнее дело…

— Нужно было мне там же, у магазина, его и прирезать, — сумрачно говорит Костя сверху с лестницы.

— Да… — недоумевает Эди. — Вот тебе и организованная преступность… Он же сидел за вооруженное ограбление?

— Сидел, — подтверждает Костя неохотно. — Но он не урка. Урка никогда не поднимет руку на малолетку, своего брата вора, — говорит Костя…

Но уже не так уверенно говорит, как когда-то, когда Костя восхвалял перед Эди достоинства серьезных преступников. В описаниях Кости они выглядели элегантными, великодушными и героями. Теперь вот оказалось, что они хуже даже мелкого ворья, населяющего криминальный мир Салтовки. Эди не знает, как бы он поступил на месте Кости. Убил бы?..

Они молчат, заслоняясь от ветра. Очень холодно, не совсем сезон для такого рода путешествий. На крыше хорошо летом, сейчас же ребятам приходится все время ползать по лестницам вверх и вниз, двигаться, дабы согреться.

Общая беда как бы сплотила их, и Эди решается сказать Косте о том, что его больше всего мучает сейчас, о Светке.

— Ты знаешь, Кот, — говорит он, — я ведь Светку только вчера выебал, я ее никогда до этого не ебал. — И Эди замолкает.

— Я догадывался, — говорит Костя.

— Скажи, Кот, — спрашивает нерешительно Эди, — а ты слышал, что Светка давно не целка?

— Да, — говорит Кот сверху. — Ребята об этом все знали, но тебе никто не сказал, очень уж ты в нее влюблен был. Дрожал над ней, а зря… Женщины любят тех, кто над ними не дрожит, — произносит Костя грустно-философски. И добавляет: — Она давно ебется, она даже с твоим Саней Красным ебалась…

— С Саней? — спрашивает Эди, пораженный.

Понимая, что сболтнул лишнего, Кот все-таки подтверждает.

— Да, но только один раз, и он ее изнасиловал. — Кот замолкает.

Молчит и Эди. Ему кажется, что он внезапно сделался очень старым и очень устал.

Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту, — стучат колеса.

Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту — «Будет Эди и Коту», — бессмысленно рифмует Эди. Что будет, он не знает. Что-то будет.

Подъезжая к Ростову, несмотря на то что во время нескольких стоянок поезда они соскакивали с крыши и бегали среди путей, согреваясь, Эди-бэби и Кот околевают так, что собираются в конце концов прыгать с крыши. Они только ждут поворота, чтобы поезд на повороте замедлил ход.

— Замерзнем на хуй! — шепчет Кот. — Если не прыгнем, околеем от холода. Я уже не могу держаться за эти ебаные железные ручки. Руки примерзают. Как ты там?

У Кости хоть есть перчатки, Эди же сунул руки под лестницу и обхватил ступеньку локтевым суставом. Его больно трясет на стыках, на руке, конечно же, будут жуткие синяки после этой поездочки, но все это хуйня. Он и Костя замерзают, а поворота все нет. Если же прыгнуть с поезда на такой скорости — это верная гибель.

Глупо так вот замерзать, думает Эди, при полном солнце, при свете, почти возле теплого города Ростова. Но к тому идет, думает с удивлением Эди, он не чувствует ни ног своих, ни своего тела…

Спасает их внезапно открывшаяся дверь вагона. До этого Костя и Эди уже пробовали дверь, но она была закрыта, и Костя, пройдя по крыше, пробовал двери нескольких других вагонов…

Сейчас в дверь высовывается грузинская девушка-проводница и кричит им… Ветер относит слова:

— Сумасшедшие! Слезайте!.. Мы давно видели тени двух людей на крыше, но не могли поверить… при такой температуре… сумасшедшие, которые влезут на крышу…

— Ну да, слезайте… У вас там небось мусора уже приготовлены для нас, — скрипит недоверчиво Костя.

— Какие мусора? — кричит грузинка.

— Милиция, — говорит Эди.

— Слезайте, дураки, никакой милиции тут нет, — кричит девушка.

Несгибающимися руками перебирая лестницу, Эди, а за ним и Кот втискиваются в вагон. После ледяной крыши в вагоне рай.

— Самоубийцы, — насмешливо говорит им девушка и тащит их в свое проводницкое купе. — Сейчас чай будете пить.

Спустя час Эди, согревшись чаем, сидит в проводницком купе и глядит в окно. На верхней полке спит или делает вид, что спит, Костя. Напротив Эди-бэби сидит толстый грузинский повар из вагона-ресторана и, с трудом подбирая русские слова, рассказывает ему о своем первом впечатлении от зимней России, до этого он никогда не покидал Грузии, хотя ему уже лет пятьдесят.

— Глыжу в окно ы выжу, — говорит наивный толстый повар, — всэ дэрэвия мэртвы. Всэ мэртвы. — Эди улыбается.

— Твоя улыбаится, — говорит повар, — но я не знала. Я не выезжала из Грузия никогда. Пачему русский нэ спылыт свои мертвый деревья? — спросила я афыцыант. Афыцыант…

Ту-ту-ту-ту-ту-ту-ту, — стучат колеса.

«Будет Эди и Коту», — грустно рифмует Эди. Что будет, он не знает.

И было… В 1962 году Харьковский областной суд приговорил друзей Эди-бэби — Костю Бондаренко, Юрку Бембеля и Славку по кличке Суворовец к высшей мере наказания — расстрелу. Через несколько месяцев, за которые Костя очень поседел и, как ни странно, вырос вдруг в тюрьме, ему и Славке смертную казнь заменили длительным тюремным заключением. Старшего, Юрку, — расстреляли. Только случайно Эди не оказался в ту роковую ночь с друзьями. Счастливчик Эди…

Узнав об аресте Кости, глухонемая Гришкина мать сумела выдавить из себя исковерканную фразу: «Костю посадили в тюрьму, а Эндик удрал за границу». Она умела немножко говорить, Гришкина мать, и, очевидно, видеть будущее… Тогда, в 1962 году, фраза прозвучала для Эди-бэби бессмыслицей. И только в 1974 году, когда Эди, неожиданно для самого себя, действительно «удрал за границу», а Костю в тот же год расконвоировали наконец на Колыме, после двенадцати лет заключения, Эди понял фразу Тришкиной матери.

Что случилось с другими? Витька Головашов и Ленька Коровин оба дружно окончили танковое училище и теперь — майоры-танкисты, служат, по слухам, в Средней Азии.

Сумасшедшая доблестная Антонина Сергеевна умерла — мир ее праху. В эротических фантазиях малолетнего Эди-бэби она, разумеется, была не виновата…

Борьку Чурилова Эди встретил в 1980 году в Париже. Советский гражданин, известный на всю страну народный умелец, Чурилов приехал в Париж со своей выставкой тиснений на бересте, состоявшейся в ЮНЕСКО. Борькины церкви и лики святых наконец пригодились Советской власти. Борька и Эди выпили водки. И в 1982 году, два салтовчанина, они встретились в Париже опять и выпили водки. У Борьки красивая жена и красивая дочь. Жизнерадостная мать Борьки умерла недавно, завещая Борьке всегда работать и быть счастливым и независимым…

Светка, говорят, вышла замуж за начальника цеха, и у нее двое детей.

Гришка, помышлявший об убийстве, стал инженером, но основная его страсть — преферанс. Он профессиональный игрок.

Сашка Тищенко — мастер на заводе.

О других — ничего не известно. Четверть века прошло.