Жан-Луи обнял Анжелику.
– Мы будем богаты, дорогая. А еще у нас будет сегодняшняя ночь, о которой мы мечтали.
– Если ты надеешься, что я лягу с тобой в постель после всего, что произошло, ты просто сумасшедший! – Оттолкнув Жана-Луи, Анжелика тоже вышла из комнаты.
На следующее утро ровно в десять часов длинная блестящая машина с британскими номерами остановилась у двери ее дома. Анжелика слышала звонок в дверь, но долго не открывала, надеясь, что регулировщик движения оштрафует Майлоу Кейна за нарушение парковки и ему придется уехать без нее. Но когда звонок зазвонил в третий раз, пришлось открыть.
– Ты готова? – Она кивнула. – У тебя только один чемодан?
– Да. Я не собираюсь задерживаться, – холодно ответила она.
Парижские улицы были запружены машинами, так что от Майлоу требовалось полное внимание. До вокзала они ехали молча. Через некоторое время поезд уже нес их через Ла-Манш в Англию. Они сидели в купе напротив друг друга. Другие пассажиры были только в дальнем конце вагона.
– Ты говорила, что попала в аварию, – напомнил Майлоу. – Что это была за авария?
Глаза Анжелики затуманились.
– Не помню. Я знаю только то, что мне рассказывали.
– А что тебе рассказывали?
Она поколебалась, потом медленно произнесла:
– Я была в автобусе, когда в него врезался огромный грузовик. Автобус загорелся. Большинство пассажиров спасли, только двое погибли. Все это мне рассказали, когда я очнулась в больнице.
– Ты была сильно ранена?
– Нет. Синяк на плече и большая шишка на голове.
– Откуда в больнице узнали твое имя?
– У меня в кармане нашли клочок бумаги. На нем было написано: Анжелика Касте, родилась в Лизьё и дата рождения.
– И больше ничего?
– Были еще какие-то цифры и слова, но они мне ни о чем не говорили.
– Эта записка цела?
– Возможно, где-нибудь лежит.
– Ты не взяла ее с собой?
– Нет. А зачем?
Кейн наклонился и вгляделся в ее лицо.
– Ты можешь вспомнить хоть что-нибудь о своей жизни до аварии?
– Иногда ночью… – в глазах у нее мелькнула тревога, – во сне… я вижу места, которые, как мне кажется, я знаю. Но утром… – она развела руками, – все исчезает.
– А люди тебе никогда не снятся?
Ее губы дрогнули в иронической усмешке.
– Нет, англичанин, вы мне никогда не снитесь.
– Послушай, – сказал он через минуту, – какое-то время нам предстоит пробыть друг с другом. Я знаю, ты на меня злишься, но давай попытаемся хотя бы быть вежливыми.
– Что вы хотите?
– Например, ты могла бы называть меня по имени вместо «англичанин».
– Хорошо, месье Кейн.
– Меня зовут Майлоу.
– Не уверена, что мне нравится это имя.
– Я тоже от него не в восторге. Но боюсь, это огорчит маму, если я попытаюсь изменить его.
– У вас есть мама?
– Как у большинства людей.
– Разве? – Она вся напряглась.
– Извини. – Он взял ее руку. – Ты не хочешь рассказать мне о своей семье? Ведь у тебя есть семья, Пейдж.
Итак, несмотря ни на что, он убежден, что она была его подружкой и что потеряла память, подумала Анжелика.
– Вы всегда будете так меня называть? – вздохнула она.
– Тебя так зовут.
– И вы хотите, чтобы я тоже называла вас по имени?
– Да.
Вдруг она рассердилась.
– Почему я должна быть вежлива с тем, кто перевернул мою жизнь, испортил вечер в честь моей помолвки, увез меня от моего жениха? Вы глупец, если думаете…
– Нет. Я возвращаю тебе прежнюю жизнь, – прервал ее Майлоу. – Ты имеешь на это право. Даже если решишь отказаться от нее, пусть это будет твой собственный выбор.
Эти слова застигли Анжелику врасплох. Она долго смотрела на Майлоу и вдруг осознала, что он говорит с ней по-английски.
В тот же момент и Майлоу заметил это и широко раскрыл глаза.
– Ты поняла, правда? Правда?
– А как ты узнал, где меня искать? – спросила Пейдж тоже на чистом английском.
– Мне помог портрет. Я увидел его в журнале по искусству. Там же сообщалось о твоей помолвке. – Майлоу откинулся назад и заглянул ей в лицо. – Твои глаза я узнаю где угодно.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Почему ты мне лгала? – Лицо Майлоу было мрачно.
Пейдж пожала плечами:
– Да потому, что не хотела возвращаться вместе с тобой.
– Так ты все это время знала, кто ты! Твоя амнезия – просто притворство. Боже! Пейдж, – если ты…
– Нет! – Она прервала его, не обращая внимания на гнев, который Майлоу едва сдерживал. – Женщина, которую ты знал, больше не существует. Но вчера, как только увидела фотографии, я поняла, что ты говоришь правду, что ты и я были… как-то связаны. Конечно, я узнала себя на снимках. – Ее лицо омрачилось. – Но… испугалась. Сейчас я довольна своей жизнью. Зачем мне выяснять, что было в прошлом, которое больше ничего не значит для меня? – Она посмотрела ему в глаза. – Зачем мне стараться вспомнить тебя? – Отвернувшись, она снова пожала плечами. – Вот поэтому я и притворилась, что не знаю английского. Я надеялась убедить тебя, что ты ошибся. Надеялась, что ты уедешь.
– Я так легко не сдаюсь.
– Я бы не поехала с тобой, если бы не Жан-Луи.
– Скорее, его жадность.
Пейдж сердито взглянула на Майлоу:
– Разве ты понимаешь, что значит не иметь денег, англичанин? У тебя-то их всегда было достаточно.
Майлоу пристально посмотрел на девушку.
– Откуда ты знаешь?
Она рассмеялась.
– Да ты сам сказал, когда читал мне ту вырезку из газеты. Сказал, что наши семьи владеют компанией и что я очень богата. Значит, компания процветающая. Поэтому я еще раз спрашиваю: разве ты знаешь, что такое бедность и голод? Разве знаешь, каково это – торговать своим искусством, чтобы заработать на жизнь, как это вынужден делать Жан-Луи?
– Пусть я никогда не голодал. Но я никогда и не заставлял женщину делать что-то, чего ей не хотелось, чтобы добыть мне денег.
Пейдж с усмешкой подняла брови.
– Никогда? А что же ты сейчас делаешь? Разве не используешь меня точно так же, как Жан-Луи?
– Каким образом?
– Ты говоришь, что мы помолвлены. Если мы поженимся, ты станешь единственным владельцем всех акций, всей компании, не так ли?
– Но наша помолвка вовсе не была деловым соглашением, – ответил Майлоу, спокойно выдержав подозрительный взгляд Пейдж. Чувствуя, что она не верит ему, он добавил: – Но сейчас это неважно. Ты ведь отдашь все деньги Жану-Луи.
– А. если и так? – Голос Пейдж прозвучал воинственно.
– Это твои деньги. Делай с ними что хочешь, – пожал плечами Майлоу.
Поезд вошел в туннель, и они на минуту замолчали, привыкая к искусственному свету. Пейдж думала, как много изменилось в ее жизни за последние сутки.
– Хочешь, я расскажу тебе о твоей семье? – спросил Майлоу.
– Нет, – вздохнула Пейдж, – но я вижу, ты так решил. Что ж, я тебя слушаю.
– Я уже говорил, что мать у тебя англичанка, а отец француз. У тебя двойное гражданство и два паспорта. Когда ты сбежала, то воспользовалась французским паспортом. Ты знаешь оба языка. На этом настоял твой отец. Но когда родители разошлись и мать снова вышла замуж, тебя отправили к бабушке. Она сделала все, чтобы ты получила хорошее образование и…
– Почему? – прервала его Пейдж – Почему я не осталась с матерью или с отцом?
Майлоу помолчал немного, потом произнес как-то подчеркнуто невыразительно:
– У каждого из них появилась новая семья. Бабушка решила, что тебе будет лучше с ней.
– И родители не протестовали? Им было все равно?
Майлоу ожидал услышать в ее голосе боль и обиду, но в нем не было ничего, кроме любопытства.
– Твоя мать вышла замуж за аргентинца и уехала с ним. Отец вернулся во Францию. Ни один из родителей не мог взять тебя с собой. А у твоей бабушки очень сильный характер. И если она что-то решила, то переубедить ее невозможно.
– Ну, смогли бы, если бы захотели, если бы действительно любили меня.