Мы вышли из машины, и к нам подошёл Гу Сяобэй. Яо Шаньшань стала расшаркиваться передо мной, изображая само дружелюбие, как будто, блин, те две оплеухи были совсем не от неё. На самом деле было понятно, в чём дело: перед нами стояли родители Гу Сяобэя, а в своих делах им часто приходится оглядываться на моего папу, что уж говорить об этой Яо Шаньшань, которая оглядывается на родителей Гу Сяобэя, даже когда ест, разве она осмелится выказывать мне раздражение?

Родители Гу Сяобэя очень радушно, взяв меня за руку, стали расспрашивать, всё ли у меня в порядке, в общем, как будто я была их собственным ребёнком. На самом деле, когда мы с Гу Сяобэем расставались больше всех против были его родители, очень сильно укоряли его, они думали, что это Гу Сяобэй бросил меня, а он тоже не стал оправдываться, проглотив все их обвинения. Его папа и мама давно уже признали меня своей невесткой, а после того как мы расстались, встретив меня, всё время говорили мне, что как только я прощу Сяобэя, то сразу могу вернуться к ним, переступить порог дома и стать невесткой семьи Гу. Вспоминать обо всём этом было тяжело, я сильно сжала руку Вэньцзин, а она ещё сильнее сжала мою. Я знала: она боялась, что я заплачу.

Яо Шаньшань стояла рядом и было видно, что её не очень обрадовало то, как меня приветствовали родители Гу Сяобэя, она смотрела на Гу Сяобэя, но он не обращал на неё внимания, и лишь всё время смотрел на меня, и я видела, что его глаза были полны мук и нежности. Но какая теперь разница, разве ты думаешь, что мы ещё можем вернуться в прошлое? Я отдала красный кошель Гу Сяобэю, я увидела, что когда он забирал его, его руки дрожали. Он, конечно, не думал, что я могла прямо так подарить ему красный кошель.

Входя в двери, Вэньцзин наступила на ногу Яо Шаньшань, но Гу Сяобэй сделал вид, что он ничего не видел, так что Яо Шаньшань ничего не оставалось, кроме как смотреть свирепым взглядом на Вэньцзин. Если бы она осмелилась влепить ей две затрещины, как мне, то Вэньцзин на месте прикончила бы её.

Перед началом ужина Гу Сяобэй поднялся на сцену с тем, чтобы отблагодарить всех гостей, собравшихся за несколькими десятками столов. Он был одет в костюм и кожаные туфли, и его вид мне вдруг напомнил день, когда он стоял за трибуной директора старшей школы, одетый в школьную форму, участвуя в выборах председателя студенческого совета. Несколько лет промелькнули в одно мгновенье.

Семья Гу Сяобэя и вправду богата: кушанья на каждом столе стоили не меньше 2000 юаней. Мы с Вэньцзин, взмахнув своими куриными лапками, решили потопить своё горе в еде.

Спустя некоторое время, подошёл Гу Сяобэй. Он посмотрел на нас с Вэньцзин и спросил, не могли бы мы вместе с ним обойти все столы, чтобы выпить с гостями. Он знал, что мы с Вэньцзин умеем пить. Вэньцзин молчала и не отрывалась от еды, я знала, что она специально выставила перед ним свою физиономию на обозрение. Гу Сяобэй продолжал стоять перед нами и было видно, что ему становится неловко. Наконец, я встала и сказала, что пойду с ним. Вэньцзин потянула меня за руку: "Ты, блин, сдурела, что ли?"

Я не сдурела, просто я знала, что Гу Сяобэй не стоек к алкоголю, я боялась, что его кто-нибудь решит споить, меня Яо Шаньшань один раз напоила до рвоты, а рвота дурно пахнет.

Я шла вслед за Гу Сяобэем, выпивая с каждым столом, каждый раз, когда мне передавали бокал, я его выпивала залпом. Гу Сяобэй посмотрел на меня и сказал: "Линь Лань, не надо так". Я даже не посмотрела на него и продолжала пить, сказав лишь: "Не твоё дело". Один из тех, с кем мы выпивали, беспрестанно восхищался моей красотой, приговаривая, какой же Гу Сяобэй счастливчик. Я не стала ему ничего объяснять, Гу Сяобэй тоже. Как в тумане, мне подумалось что я как-будто и вправду всё ещё девушка Гу Сяобэя, а всё остальное не более, чем сон.

Когда я вернулась за стол, Вэньцзин уже за меня уминала суп, она предложила мне присоединиться, чтобы разбавить градус. Она передала мне пиалу, и я с бульканьем выпила всё в один присест, а в это время слёзы одна за другой капали в суп, но я не решилась сказать Вэньцзин об этом.

Вэньцзин сказала мне:

— Слушай, красавица, этот козёл только к тебе проявит нежность, как ты уже обо всём забываешь!

Я помотала головой и схватила её за руку:

— Не наговаривай на него. Впредь я так не буду делать. Будем считать, что сегодня я вернула ему то, что была должна.

Вэньцзин промолчала, но я видела, что и её глаза были полны слёз.

Пока мы говорили, к нам подошла Яо Шаньшань, рядом с ней был парень с лицом, как у лимитчика-колхозника. Она сказала мне: "Линь Лань, вы наверное только что очень устали от всех этих тостов, наш Гу Сяобэй вас утомил". Я про себя подумала, когда это Гу Сяобэй стал "вашим"?

"Блядь, вот говно!" — закричала Вэньцзин и швырнула палочки на стол. Потом она посмотрела на Яо Шаньшань и сказала: "Извините, я не о вас, я о еде. Продолжайте, пожалуйста".

На лице Яо Шаньшань проступила краска. Она сказала: "Вот, я привела с собой своего кузена, он хотел бы с тобой выпить бокал". Я ответила, что только что по кругу пила со всеми гостями, но потом подумала про себя, Линь Лань, ты что, неужели ты такая соплячка, что, выпив один кружочек, сразу свалишься?

"Ах вот оно что, я-то думала, что ж за быдлан пришёл, а оказывается, твой братик.",— сказала Вэньцзин.

Все, сидевшие за столом, почувствовали, что запахло жареным. Я потянула Вэньцзин за рукав: "Не стоит у Гу Сяобэя на дне рожденья разборок устраивать".

Кузен Яо Шаншьшань сразу переменился в лице: "Девушка, что ж вы такое говорите!"

Вэньцин поднялась с места: "Что хочу, то и говорю, тебе что надо, вообще, скажи спасибо, что тебе внимание оказали. Если ты меня сегодня достанешь, то здесь и сдохнешь".

Яо Шаньшань, встав перед братом, сказала: "Ну конечно, как же ты можешь доставать эту барышню, она ведь дочь влиятельных родителей. Мы пришли, чтобы с вами выпить, давай, Линь Лань",— сказав, она передала мне бокал. Ё-моё, опять пивной бокал с водкой — похоже, она не успокоится, по не сведёт меня в могилу.

Я только собралась взять бокал, как Вэньцзин выхватила его у меня. "Куда тебе с ней пить, сначала со мной потягайся", сказала она кузену Яо Шаньшань и одним махом выпила бокал.

Увидев, что девочки пить умеют, он сразу раззадорился и тоже разом опрокинул свой бокал. Смотря на них, можно было подумать, что у них в бокалах родниковая вода.

Не прошло и нескольких минут, как Вэньцзин уже выпила три бокала, и весь стол сидел с открытыми ртами и не сводил с них глаз. Если честно, то я сама не знаю, сколько Вэньцзин может выпить, по крайней мере, я никогда не видела её пьяной. Но если так дальше дело пойдёт, то здесь и Ли Бо[26] упился бы в усмерть!

Наконец кузен Яо Шаньшань, видимо, не выдержав, помахал рукой и, сказав "героические женщины", удалился. Яо Шаньшань выругалась себе под нос: "Сраный сопляк". Я протянула ей бокал и спросила, не желает ли она выпить по паре бокалов со мной. Она очень неестественно засмеялась и ушла. Я бросила ей в спину: "Сраная соплячка",— так что это услышал весь стол. Было видно, как Яо Шаньшань аж затрясло от злобы.

Лишь я села, как Вэньцзин вдруг вцепилась в меня. Я подняла голову, чтобы спросить в чём дело, и тут же увидела страдальческое выражение её лица. Она сказала: "Линь Лань, пойдём помоем руки".

Ещё не дойдя до унитаза, её вырвало так, что потемнели небеса, как будто её сейчас будет рвать внутренностями. Я испуганная стояла рядом. Вэньцзин продолжало рвать, я смотрела на её мучения и мне стало очень жалко её. Я сказала: "Вэньцзин, прости меня".

Вэньцзин подняла голову и засмеялась сквозь боль: "Дурочка, за что тебе извиняться? Я же, блядь..."

Не успев закончить, её опять вырвало. Я стояла рядом, и моё сердце разрывалось, слёзы катились из глаз большими крупинками. Мы с Вэньцзин с детства были вместе. Каждый раз, когда я что-то натворю, она помогала мне уладить. Я была ребёнком, который постоянно наделает дел, мама называла меня "бедокуркой", куда бы я ни пошла, с кем бы не повелась, везде и со всеми у меня случались неприятности. Но каждый раз Вэньцзин расхлёбывала за меня кашу.