Машина взлетела на эстакаду, и Вэньцзин наконец сделала паузу в своей трескотне, от которой водителю уже было явно не по себе. К тому же теперь мы поднялись на эстакаду и шутить с жизнью явно не стоило, тем более, что жизней в машине было целых три. Воспользовавшись недолгим молчанием Вэньцзин, я смерила ее взглядом – одета она была пестрее некуда. Вэньцзин вообще одевается весьма экзотично, каждый день придумывая что-то новое, я порой просто не выношу этот ее полуреальный-полуфантастичный стиль.

— Не на маскарад идешь, чего ни с того ни с сего петухом вырядилась?

— Вот ты умеешь гадость сказать. Я уже не могу дома сидеть, вышла свежего воздуха глотнуть, потому что если и дальше в четырех стенах сидеть буду, то точно задохнусь. А одежда означает, что я действительно горячая девушка с пылающем сердцем!

— Да ты и без того очень горячая — все стонут от тебя уже. Чего ты меня вытащила?

— Я ж уже сказала: я задыхаюсь дома — вешаться уже хочется, если и дальше не вылезала бы, то можно было бы брать такси и прямиком в дурку отправляться.

Я вдруг поняла, что уже прошло две недели летних каникул, а я тоже целыми днями не выхожу из квартиры, смотрю кино, сижу в нете, ем, сплю... Живется, вроде, неплохо, ничто не тревожит, даже наоборот, кажется, что моя жизнь – райская идиллия. Моя последняя сессия прошла особенно успешно: эти старые профессора, словно сговорившись, хором поставили мне высокий балл, в зачетке — одни оценки "отлично" стройными рядами, в общем, душа поет. Так что в эти каникулы моя жизнь стала еще более беззаботной. Но с началом учебного года я буду уже на четвертом курсе. Последний курс, семестр общественной практики – взрослый человек уже, одна мысль об этом наполняет сердце воодушевлением!

Как раз в тот момент, когда я упивалась своим великолепным будущем, Вэньцзин вдруг бросила мне: «Кстати, я тут слышала, Гу Сяобэй обзавелся новой подружкой, он с ней придет сегодня». При этом она намеренно понизила голос, как будто мы с ней переворот готовим.

Сиденье такси сразу показалось мне каким-то неудобным. Я сказала ей:

— Ну и кто тебя за язык тянул?

— Да нет, мне просто показалось странным, что у Гу Сяобэя новая подружка, а своей стороны ноль реакции!

— А какая у меня может быть реакция? Это все дела давно минувших дней.

Вэньцзин промолчала, натянув на себя улыбку Моны Лизы, от чего мне стало немного не по себе. Думаю, если бы вы увидели петуха с улыбкой Моны Лизы, то вам бы тоже стало не по себе.

Машина спустилась с эстакады и въехала в элитные районы центра. За окном стали проноситься красивые картинки жизни большого города.

Еще через десять минут, я сказала Вэньцзин: «Если еще раз старое помянешь, то тебе не жить».

Машина остановилась у входа в гостиницу, я подняла голову, и увидела, что место было выбрано не из простых, подняла голову еще раз и увидела четыре звезды[4]. Я спросила Вэньцзин, кто сегодня приглашает. Вэньцзин ответила: «Байсун». Помедлив немного, она добавила: «Папаша Байсуна».

На самом деле, и ежу стало бы ясно, что это Байсун – только у него столько денег и только он так способен их тратить. Его отец – высокий правительственный чиновник, а мать – из элиты бизнеса, Байсун – самая что ни на есть золотая молодежь нашей группы. По-настоящему Байсуна зовут Янь Байсун, просто каждый раз, когда он кому-нибудь называл свое имя и фамилию, его сразу переспрашивали: «Бай Яньсун?»[5] Поэтому он стал всем представляться как просто Байсун. В результате, все стали обращаться к нему, опуская фамилию[6], что сразу создавало дружескую атмосферу[7].

Войдя в зал мы с Вэньцзин сразу увидели папу Байсуна. Дядюшка Янь – друг моего отца и начальник отца Вэньцзин. Мы в едином порыве приветственно закричали: «Дядюшка Янь!»,— скорее, даже не закричали, а завизжали.

Лицо дядюшки Яня заполнила спокойная улыбка – он многое и многих повидал за свою жизнь, – а вот стоявшие за ним ребята в черных костюмах и с лицами лимитчиков были не на шутку озадачены. Я быстро поняла, что мы с Вэньцзин немного перестарались, другие могли даже подумать, что мы – девушки сомнительной профессии, приехавшие по вызову. Я взглядом намекнула Вэньцзин, умница Вэньцзин тут же убрала руки с шеи дядюшки Яня, скрестила их перед собой в смиренной позе и сказала: «Дядюшка Янь, отец нашего семейства все время справляется о Вашем здоровье, как только будет время, заходите к нам посидеть». Улыбка на лице дядюшки Яня стала еще радостнее, а лимита в костюмах позади него перевела дух. Умницы всегда нравятся всем, это аксиома. А красивые умницы, такие как я и Вэньцзин, всем нравятся еще больше — это просто истина.

Впрочем, лимиту в костюмах также не стоит обвинять в том, что они могли о нас плохо подумать — в наше время, как говорит моя мама, все проститутки одеты, как школьницы, и наоборот. Как ни посмотришь, по городу носятся одни только работницы сомнительных профессий — вот уж точно, пейзаж, достойный кисти мастера.

На самом деле, банкет устраивал сегодня дядюшка Янь, а Байсуна привел с собой. Дядюшка Янь спросил сыночка, не хочет ли тот пригласить пару-тройку друзей, чтобы составили ему компанию, ну а Байсун, недолго думая, притащил с собой всю нашу кодлу. Дядюшка Янь действительно заботится о том, чтобы сынуля успешно вошел в светское общество.

Байсун ждал гостей у дверей лифта, он был одет в белый костюм, сшитый точно по нему, сразу было видно, что костюмчик не из дешевых.

Вэньцзин, положив ему руку на плечо, сказала:

— Ну ты сегодня и вырядился, никак жениться собрался?

— Я же сегодня угощаю,— с доброй улыбкой и очень галантно произнес Байсун. — Как-никак надо было по-человечески одеться!

— Да, действительно похож на человека,— ответила Вэньцзин,— оделся так, что иной гомик позавидует!

— Ладно, я не собираюсь с тобой в острословии соревноваться, все знают, что это удел умалишенных самоубийц. Давайте скорее наверх, "Зал снежной сосны". Гу Сяобэй и все остальные уже давно там.

Когда двери лифта закрывались, Байсун шепнул нам:

— Моя новая девушка тоже там, обязательно познакомлю, хорошая скромная девочка, прям как вы!

— Иди ты, когда это мы с Линь Лань скромными были? — Вэньцзин смерила его взглядом, и двери лифта закрылись.

— Что ж такое, все сегодня со своими девушками, да еще и с новыми, прям ярмарка невест какая-то — тоскливо сказала Вэньцзин.

Лифт бесшумно ехал наверх. Кататься вверх-вниз на лифтах больших гостиниц действительно классно.

Двери лифта открылись и я сразу увидела Гу Сяобэя, стоявшего на входе в зал, по-молодецки расправив плечи, как настоящий принц. Я уже наверное несколько месяцев не виделась с ним, впрочем он, похоже, не особо изменился.

А вот девочка, стоявшая рядом с ним, вызвала у нас особый интерес. То, что находилось у нее выше бедер и ниже груди выглядело нежным, как змеиное брюшко. Она без остановки покачивалась из стороны в сторону, гипнотизируя всех, кто был в помещении. Когда она вместе с Гу Сяобэем пошла в нашу сторону, ее ножки стали отстукивать мелкие шажки, как у гейшы, одетой в кимоно, и с сабо на ногах.

Вэньцзин разразилась гомерическим хохотом прямо у меня над ухом: "Вот, блин, сама непорочность, по сравнению с ней мы с тобой просто шлюхи!" После ее слов я тоже рассмеялась, на лице у меня одновременно были и смех и смущение — как-никак сравнение Вэньцзин подобрала то еще! Я перевела взгляд на Вэньцзин, выразив им похвалу ее остроумию.

Гу Сяобэй подошел и представил нас: "Это Линь Лань и Вэньцзин, а это Ли Жасмин".

Вэньцзин решила выказать радушие и подала ладонь для рукопожатия. Это движение было столь стремительным, что создалось ощущение, как будто у нее до этого руки вообще не было. Она выбросила ее из-за спины, словно японец, достающий меч для того, чтобы совершить харакири. С ангельской улыбкой на лице она произнесла весьма негуманную фразу: "Ого! Жасминчик — услышишь такое имя, сразу понятно, что девочка — сама невинность!"